понедельник, 26 сентября 2016 г.

Кризис буржуазной науки и философии и современное неогегельянство

На основе глубочайшего кризиса, переживаемого всей капиталистической системой, мы имеем за последний период времени и крайнее обострение кризиса буржуазной науки и философии, кризиса, который был проанализирован Лениным ещё в 1908 г. Обострение классовой борьбы между двумя основными классами современности, между двумя социально-экономическими системами — капиталистической и социалистической — получает своё идеологическое выражение в виде крайнего обострения классовой борьбы в науке. В своей статье «Три источника и три составные части марксизма» Ленин писал: «Учение Маркса вызывает к себе во всём цивилизованном мире величайшую вражду и ненависть всей буржуазной (и казённой и либеральной) науки, которая видит в марксизме нечто вроде «вредной секты». Иного отношения нельзя и ждать, ибо «беспристрастной» социальной науки не может быть в обществе, построенном на классовой борьбе. Так или иначе, но вся казённая и либеральная наука защищает наёмное рабство, а марксизм объявил беспощадную борьбу этому рабству».
То оживление на буржуазном «философском фронте», которое происходит сейчас вообще и в особенности в связи со столетней годовщиной со дня смерти великого немецкого философа, идеалиста-диалектика Гегеля, является яркой иллюстрацией к приведённым здесь положениям Ленина, прекрасным подтверждением марксистско-ленинского учения о партийности философии. Борьба за диалектический материализм с буржуазной философией, поворачивающей к Гегелю, — один из участков классовой борьбы современной эпохи. Второй гегелевский конгресс, состоявшийся недавно в Берлине, как зеркало, отобразил процессы классовой борьбы в науке.
Этот философский конгресс крайне симптоматичен в том отношении, что он явился очень крупным звеном в процессе фашизации науки и философии, который происходит на Западе.
Борьба между марксизмом (диалектическим материализмом) и всякого рода идеализмом, борьба между большевизмом и фашизмом, социал-фашизмом «вокруг Гегеля» — это одно из очень ярких проявлений классовой борьбы в науке, в философии, это одна из форм классовой борьбы.
Философия — арена ожесточённой классовой борьбы на идеологическом фронте. В философии резко обострилась борьба между двумя основными философскими направлениями — между материализмом и идеализмом. Очень хорошо характеризует классовый характер обоих этих мировоззрений (материализма и идеализма) известный католический писатель, которого никак нельзя заподозрить в марксизме, Макс Шеллер в его книге «Die Wissenformen und die Gesellschaft» («Формы знания и общество»).
Он считает в этой книге характерным для пролетарского мышления, или, как он выражается, для мышления «низших классов», следующие черты: реализм, материализм, эмпиризм, оптимизм и диалектический способ мышления. В противоположность этим «категориям» система мышления «высших классов» по Максу Шеллеру складывается из таких элементов: бытие, телеология, идеализм, спиритуализм, априоризм, пессимизм и формализм.
Вряд ли надо, независимо от отношения к общей буржуазной концепции Шеллера, специально критиковать эти положения, которые в основном правильно характеризуют специфическую структуру мышления основных классов современного капиталистического общества.
Общеизвестно, что гегелевская идеалистическая философия имела реакционную консервативную сторону в виде его абсолютного, объективного идеализма и революционную сторону в виде его диалектики. «Гегелевскую диалектику, — писал Ленин, — как самое всесторонне богатое содержанием и глубокое учение о развитии, Маркс и Энгельс считали величайшим приобретением классической философии. Всякую иную формулировку принципа развития, эволюции, они считали односторонней, бедной содержанием, уродующей и калечащей действительный ход развития (нередко со скачками, катастрофами, революциями) в природе и в обществе». Однако гегелевская диалектика являлась идеалистической диалектикой, причём диалектика и идеализм у него отнюдь не внешне были соединены друг с другом, а органически сплетены и спаяны. Вот почему Энгельс писал в своей рецензии на книгу Маркса «К критике политической экономии», что «Маркс был и остаётся единственным, который мог взять на себя задачу выделить из гегелевской логики то ядро, которое содержит в себе действительные открытия Гегеля в этой области, и выработать диалектический метод, освобождённый от его идеалистической оболочки, в той простой форме, в которой он только и является правильной формой развития мыслей».
Наш интерес к Гегелю, как к самому крупному представителю немецкой классической философии, есть интерес к диалектическому методу Гегеля, материалистически переработанному, поставленному с «головы на ноги». Годовщина смерти Гегеля должна явиться для нас моментом, поводом для дальнейшего развёртывания борьбы за материалистическую диалектику, которая, по выражению Ленина, является «коренным теоретическим основанием», «революционной душой» марксизма. Поворот буржуазии к Гегелю обязывает нас в новых условиях развернуть с точки зрения марксизма-ленинизма критику идеализма Гегеля. Годовщина смерти Гегеля должна быть для нас моментом для дальнейшего развёртывания широчайшей популяризации марксистско-ленинской философии, ленинского этапа в развитии материалистической диалектики и борьбы на два фронта — против механицизма как главной опасности, не понимающего и отрицающего диалектику, и против меньшевиствующего идеализма, извращающего марксистскую диалектику в основном в гегельянском духе.
Чем же вызывается в настоящее время особый интерес к Гегелю в буржуазной философской литературе? Что является причиной сильного оживления гегельянского или, точнее, неогегельянского движения в целом ряде стран Западной Европы, а особенно в Германии и Италии? Что служит основой того, что забытый Гегель вновь начинает занимать почётное место в современных государственных университетах, что его произведения усиленно читаются, изучаются, комментируются и издаются?
На этот вопрос надо ещё и потому ответить, что теперь положение радикальным образом изменилось по сравнению со второй половиной XIX в., когда теоретиками буржуазии была проведена большая критическая и разрушительная работа по отношению к гегелевской философии. Изменение отношения к Гегелю особенно разительно после критических работ Бахмана, Шопенгауэра, Тренделенбурга, Гайма, Гартмана, после характерного оплёвывания Гегеля, обращения с ним, как с «мёртвой собакой», во второй половине XIX в., после поворота к Канту и беспредельного господства неокантианства в официальной философской литературе.
Не вычеркнуть насмешек и издевательства над Гегелем, например, «философа мещанства» Шопенгауэра, отнюдь не одинокого в этом деле, который величал Гегеля не иначе, как «пачкуном бессмыслиц и губителем умов». В своей работе «Об университетской философии» он писал: «Как худшее, что может случиться с государством, — это если бразды правления попадут в руки негоднейшего класса, подонков общества, — так и для философии и всего от неё зависящего, т. е. для всего знания и духовной жизни человечества, ничего не может быть хуже, чем если дюжинная голова, отличающаяся только, с одной стороны, своей уродливостью с другой — своей наглостью в писании бессмыслиц, — словом, какой-нибудь Гегель с величайшей, прямо беспримерной настойчивостью провозглашает себя величайшим гением, в котором философия наконец навсегда достигла своей желанной цели».
И несмотря на это, опять интерес буржуазии к Гегелю!
Буржуазная философия давно уже прошла тот исторический рубеж, который отделяет период восходящего развития этой философии от периода её упадка и разложения.
Именно с Гегелем заканчивается период восходящего развития буржуазной философии. Первый период после поражения гегелевской философии, нанесённого ей марксистской философией, философией революционного пролетариата, буржуазия питалась жалкими эклектическими философскими системами. Эпоха так называемого органического развития капитализма, наступившая после бурной революционной середины прошлого века, сделала наиболее модной среди буржуазного философского лагеря философию Канта. Буржуазии казалось, что с Кантом, вернее с неокантианством, она переживает свою вторую философскую молодость, что начинается новая полоса восходящего развития буржуазной философии, как в своё время с философии Канта началась эпоха классической немецкой идеалистической философии. Однако начавшаяся эпоха империализма, эпоха загнивания капитализма, эпоха пролетарских революций внесла новую растерянность в ряды буржуазной философии. Разразившийся в самом начале XX в. кризис естествознания ещё более обострил растерянность и разложение буржуазной философии. Лучшие представители естествознания стихийно потянулись к диалектическому материализму. Другая же часть естествоиспытателей вместе с буржуазной философией тщетно искала ответов на новые вопросы, выдвинутые новой эпохой, в покрытых плесенью философских системах Юма, Беркли и др.
Всемирная империалистическая война 1914–1918 гг. «потрясла всю систему мирового капитализма и положила начало периоду его общего кризиса». Этот кризис глубоко захватил собой и буржуазную философию и науку. Нынешний экономический кризис, развернувшийся на базе общего кризиса капитализма и являющийся «самым серьёзным и самым глубоким из всех существовавших до сих пор мировых экономических кризисов» (Сталин), наиболее ярко обнаружил и обострил те процессы в развитии буржуазной философии, которые наметились в ней с началом эпохи империализма и особенно с началом периода общего кризиса капитализма.
Направление в развитии буржуазной философии в современный период коротко может быть определено как поворот к философии Гегеля в её модернизированных формах.
Шумиха, поднятая в буржуазном философском лагере в связи со столетней годовщиной со дня смерти Гегеля, является лишь одним из внешних проявлений поворота буржуазной философии к Гегелю.
В модернизировании философии Гегеля буржуазия пытается найти себе ещё раз философское оружие.
Можно отметить две основных причины современного интереса и поворота к Гегелю в буржуазной философской литературе.
Основная причина оживления интереса к Гегелю состоит в том, что в связи с мировым кризисом капитализма и обострением всех его противоречий мы имеем известный рост, усиление, развитие фашизма в главных европейских странах, в частности в Германии. Реакционная, консервативная, идеалистическо-мистическая система гегелевской философии очень привлекательна для фашизма, может быть использована в качестве теоретической базы для него, может вызвать и действительно вызывает к себе с его стороны особый интерес.
Абсолютный идеализм Гегеля служит базой для самых диких современных мистических, идеалистическо-религиозных воззрений фашиствующего буржуа. Активная черта немецкого классического идеализма — действенность гегелевской философии является очень привлекательной для активистического, наступательного, действенного характера современного фашистского движения. Освящение со стороны Гегеля абсолютным духом его философии современной ему Прусской монархии, национализм и шовинизм, характерные для произведений Гегеля, — всё это крайне симпатично уму и сердцу, империалистическо-захватническим, националистически-фашистским настроениям буржуазии.
Современное неогегельянское движение, в значительной своей части переплетающееся с фашизмом, имеет глубокие социальные корни, глубокую внутреннюю социальную подоснову.
Материалы первого международного гегелевского конгресса, который происходил в прошлом году в Гааге, дают более или менее исчерпывающую характеристику современного неогегельянства.
Так, например, один из докладчиков на прошлогоднем гегелевском конгрессе — Биндер — по вопросу «Свобода как право» (о гегелевской «философии права») говорил о том, что либерализм не в состоянии в настоящее время побороть марксистскую теорию государства, что он беспомощен перед «сумасбродными требованиями социализма», что только крепкая государственность, опираясь теоретически на гегелевское учение о государстве, может справиться с марксизмом.
Он писал: «Вполне последовательно, что социализм не играет никакой роли у Гегеля: это происходит не вследствие того, что Гегель был философом сытой буржуазии, как это часто утверждали в нежелательном для него смысле, но вследствие того, что Гегель впервые нашёл правильное понятие государства, в котором снят эгоизм как движущий принцип гражданского общества».
Так Биндер, опираясь на Гегеля, используя его философию права, борется с «требованиями социализма», с марксизмом. Сам он следующим образом интерпретирует сущность учения Гегеля о государстве, о свободе и необходимости:
«Так как дух бога и божественная воля действительны только в нашем сознании и через наше сознание и так как история развития человеческого духа есть вместе с тем история осуществления божественного духа в мире, то наша свобода становится тем более действительной, чем более мы поднимаемся к сознанию нашей зависимости от воли бога, чем более наша индивидуальная воля умерщвляется в пользу божественной воли... Мы тем более свободны, чем более мы осознаём себя марионетками в руках бога».
Так борется в настоящее время с коммунизмом «марионетка в руках бога» и действительная марионетка в руках современного фашизма — буржуазный профессор Биндер.
Особенно изощряются фашистские неогегельянцы в вопросе о нации и государстве. В центре философских и социологических воззрений фашистских «теоретиков» стоит вопрос о нации. Гегелевские категории «целое и часть», «общее, особенное и единичное», «единство», «целостность» и т. д. и т. п. всячески эксплуатируются фашистами для оправдания своего террористического господства. Нация — это целостность; нация — это общность, которая высоко стоит над единичным — личностью. Вся история — вопреки ненавистному марксизму — есть не история классовой борьбы, а история борьбы наций, история борьбы «национальных духов», «народных духов» и т. п. Национализм против коммунизма, против марксизма — вот основной лейтмотив фашистских «теоретиков» и фашистских политиков; национализм — вечная категория — вот излюбленные выводы фашистских философов. Гегелевская «Философия истории», его же «Философия права» — основные произведения, от которых они отправляются. Прусский госфилософ первой четверти XIX в. — Гегель — знамя современного фашизма. В тесной связи с проблемой нации находится проблема государства. Целая плеяда фашистских «теоретиков» занимается теоретической разработкой этого вопроса (Геллер, Шпан, Биндер, Моро и др.). Оказывается, что «национальный дух» — нация — получает своё высшее воплощение в государстве. Она становится превыше всего, выше культуры, религии; она — высшее воплощение нравственности. Гегель делается отцом современного фашистского корпоративного государства (Джентиле). Совершенно понятно то обстоятельство, что Гегель превращается даже в духовного прародителя современного империализма (Иоганн Пленче, Брунович).
Во-вторых, интерес к Гегелю несомненно связан с современным кризисом буржуазной науки. Этот кризис, ставший всеобщим, характеризуется полным распадом старых форм и методов мышления. Всё чаще и чаще раздаются голоса учёных различных областей науки, голоса философов, естественников, социологов о назревшей потребности в логической, методологической революции. Всё чаще можно слышать указания о необходимости «новой логики», «новой философии», или, как некоторые говорят, «новой таблицы категорий». Жгучую потребность современной науки в новой методологии по-своему выразил и Вигерсман на первом гегелевском конгрессе в Гааге, когда он характеризовал «трагизм современной культуры» и «тоску по единой науке наук».
Единственный выход из всеобщего кризиса науки возможен только на пути диалектического материализма, на пути методологии и мировоззрения единственного прогрессивного, революционного класса современной эпохи — пролетариата. Это является теоретическим выражением того, что единственно возможный выход из всеобщего кризиса всей капиталистической системы возможен только на пути диктатуры пролетариата и строительства социалистического общества.
Однако проникнутые классовыми предрассудками представители буржуазной философии и науки, преисполненные страхом перед материализмом и материалистической диалектикой, «учёные мужи», не удосуживающиеся даже познакомиться с богатейшей литературой по марксистской философии, наполненные ненавистью к коммунизму и смертным ужасом перед пролетарской революцией, ищут выхода из кризиса науки в самых крайних и разнообразных выражениях идеализма, мистики и религиозного мировоззрения. Всё это определяет интерес к идеалистической методологии и идеалистической диалектике, великим творцом и гениальным мастером которой был абсолютный объективный идеалист Гегель.
Пора разделаться с довольно вульгарным представлением, которое встречается на страницах нашей печати, будто буржуазная философия обращается только к идеалистической системе Гегеля, оставляя якобы совершенно в стороне диалектический метод. Современное неогегельянство характерно также тем, что оно не проходит мимо и диалектики Гегеля. В условиях империализма, в обстановке исключительного обострения классовых противоречий и классовой борьбы проходить мимо логики противоречий буржуазным, фашистским «учёным» трудно.
Мы имеем очень много «трудов», посвящённых гегелевской диалектике, диалектике вообще. Однако «внимание» современных буржуазных философов к диалектике характерно тем, что она истолковывается ими исключительно мистически. Диалектика Гегеля извращается в том смысле, что всякое революционное содержание из неё выхолащивается. «Божественное» истолкование диалектики, превращение её в софистику, превращение её в орудие для оправдания господства капитализма, завоевания власти фашизмом, для борьбы с марксистской диалектикой — вот классовый, политический эквивалент этого «внимания» к диалектике.
Для нас поэтому большой интерес представляет современная трактовка вопросов диалектики, диалектического метода в философии фашизма и социал-фашизма.
Остановимся здесь на следующих четырёх основных видах буржуазного мистического истолкования гегелевской диалектики за последние годы в литературе, посвящённой вопросам гегелевской философии: 1) на спекулятивной диалектике, главным представителем которой является Кронер — глава международного гегелевского союза; 2) на субъективно-идеалистической трактовке Гегеля и его диалектики; главный представитель этого направления — бывший министр народного просвещения у Муссолини, известный итальянский философ-фашист Джентиле; 3) на критической диалектике, представленной главным образом Ионасом Коном и «левым» социал-демократом, бреславльским профессором Зигфридом Марком, и наконец 4) на трагической диалектике, представленной Артуром Либертом.
Кронер — наиболее правоверный гегельянец. Кронер — ярко выраженный идеалист, мистик. Путь Кронера — путь превращения неокантианца в неогегельянца. В своём главном двухтомном произведении «Von Kant bis Hegel» («От Канта до Гегеля») он прямо заявляет, что понять Гегеля — это значит усмотреть, что выйти за его пределы абсолютно никуда нельзя. Кронер очень много говорит «об идеалистической миссии немецкого народа». Его философские работы носят ярко выраженный националистически-шовинистический оттенок.
«Великий и возвышенный путь немецкого идеализма» изображается Кронером в его работе «Von Kant bis Hegel» следующим образом:
«В Канте мышление сосредоточивается на себе самом, чтоб найти в себе, в Я основу мира. В Фихте оно открывает бога в глубинах Я. В Шеллинге оно склоняется к тому, чтобы искать бога непосредственно в мире (приближение к Спинозе и к Бруно). В Гегеле оно заканчивает тем, что строит миры из абсолютного или божественного Я. На этом пути нет нигде остановки движения: кто начинает этот путь, тот втягивается в движение и уносится дальше вплоть до конца».
Кронер считает поворот к Гегелю необходимым для того, чтобы утвердить в философии господство спекулятивной метафизики вместо кантовского критицизма, господствовавшего до самого последнего времени. Кронер много раз подчёркивает, что изучение Гегеля, даже независимо от общего отношения к нему, необходимо потому, что это — высокая школа, «которая открывает духу научный доступ к проблемам метафизики».
Если гегелевская система абсолютного идеализма была такой системой, которая базировалась, как это неоднократно указывалось Марксом, Энгельсом, Лениным, на богатом конкретно-историческом материале, то у этого эпигона Гегеля — совершенно выхолощенная умозрительная спекуляция. У него очень сильно звучит интуитивистическое, иррационалистическое истолкование Гегеля. Вот как он определяет, что такое диалектика: «Гегель — иррационалист, потому что он диалектик, потому что диалектика есть превращённый в метод, сделанный рациональным иррационализм, потому что диалектическое мышление есть рационально-иррациональное мышление».
Развивая своё «иррационалистическое» истолкование Гегеля, он пишет: «Мышление Гегеля в такой же степени рационально, в какой оно иррационально, сверхрационально или антирационально» (т. II, стр. 271). Смысл этого иррационализма в вопросах диалектики у Кронера очень хорошо раскрывается следующим его соображением. Он пишет: «Диалектика не есть рациональное, рассудочное мышление, или она является не только им, но вместе с тем и самодвижением абсолютного духа».
Посмотрим теперь, как Кронер истолковывает закон единства противоположностей, закон противоречий. Он проводит различие между «эмпирическим противоречием» и «противоречием спекулятивным». Вот как характеризует он оба вида противоречий, связанные с двумя видами познания. «Эмпирическое познание, — пишет он, — не имеет права противоречить себе: оно должно избегать противоречия». Тут, по Кронеру, господствует формальная логика. Совсем другое дело спекулятивное познание, спекулятивное противоречие. «Спекулятивное противоречие результирует из спекулятивной рефлексии, подобно тому как эмпирическое противоречие результирует из эмпирической рефлексии. Но в то время как эмпирическое противоречие (так же как и эмпирическое отрицание) возникает через ложное эмпирическое суждение и потому в двояком смысле должно быть избегаемо (во-первых, потому, что утвердительное и отрицательное эмпирическое суждение не могут быть оба истинны, и, во-вторых, потому, что отрицание вообще является здесь лишь следствием эмпирического заблуждения, которое надо избегать, или, другими словами, следствием ложного суждения, являющегося объективным коррелатом эмпирического заблуждения), — спекулятивное противоречие совершенно неизбежно, ибо спекулятивная рефлексия (и спекулятивное отрицание) обязана своим происхождением не отклонению от положительного спекулятивного познания и строится не на заблуждении и ложном суждении, но является необходимым моментом спекулятивного познания.
Спекулятивное познание не есть эмпирическое познание, ибо оно есть познание Себя (самопознание)».
Вот как характеризует Зигфрид Марк основную идею гегельянства по Кронеру. Он пишет: «Путь бесконечного божественного духа к самому себе через мир и через конечного духа — вот основной мотив гегелевской философии».
Итак, кронеровская интерпретация гегелевской философии и диалектики сводится к следующим моментам: 1) взамен критицизма Канта — требование возврата к спекулятивной метафизике, 2) сплошной идеализм, поповщина, мистицизм и иррационализм, 3) сведение диалектики исключительно к спекулятивной диалектике, 4) истолкование самой диалектики как выражение иррационализма. Такова в общем спекулятивная диалектика Кронера.
Общая основа итальянской, фашистской интерпретации Гегеля — это полное перенесение диалектики в «лоно духовной деятельности». Субъективно-идеалистическая диалектика, диалектика активного мыслящего субъекта — вот основа «реформы гегелевской диалектики» со стороны фашиста Джентиле. Крайне характерная черта для итальянского неогегельянства — это его строжайший активизм, обоснование крайней действенности, крайней активности субъекта.
Фашистская действенность и активность в борьбе с рабочим движением получает довольно яркое идеологическое выражение в актуализме Джентиле. Основной смысл этой «активности» представителей обречённого класса состоит не в чём ином, как в остром противодействии объективной исторической необходимости, не в чём ином, как в попытке субъективным активизмом задержать неумолимый ход истории, необходимую победу пролетариата. Поэтому философия Джентиле есть яркое выражение крайнего субъективизма. Он видит единственную опору творчества и деятельности в деятельности самого духа. История, по мнению Джентиле, оказывается исключительно продуктом этого свободного творческого духа. Историческая необходимость оказывается только необходимостью этого духа. Так как познание действительной исторической необходимости, действительных исторических закономерностей для представителей буржуазии было бы способно посеять только отчаяние, то поэтому — долой эту необходимость. Действительность по Джентиле — это абсолютная, чистая субъективность. Он различает мыслящее мышление и мыслимое мышление. Не только вещи, предметный материальный мир растворяется Джентиле в мышлении, но и мысли растворяются в мышлении. В этом смысл его мыслимого мышления. Диалектика по Джентиле присуща только духу. Вещи, природа, мир — косные продукты диалектики духа. Джентиле недоволен диалектикой Гегеля. Он «реформирует» её. Диалектика Гегеля с его точки зрения слишком «объективна», слишком «предметна». Диалектика же по Джентиле есть абсолютная свобода Я.
Таков другой вид современной неогегельянской фашистской интерпретации диалектики Гегеля.
Наиболее распространённый, особенно в Германии, вид интереса к гегельянской философии — это попытки сочетать Гегеля с Кантом. Зигфрид Марк, представитель так называемой «критической диалектики», и является как раз одним из характерных философов, проводящих такое соединение.
До настоящего времени, можно сказать, официальной философией II Интернационала, наряду с сильным махистским течением, является неокантианство. Всем известны подобного рода работы социал-фашистов Форлендера, Макса Адлера и т. д. Однако фашизирующаяся буржуазия поворачивается к Гегелю. Неокантианство, махизм, феноменологизм у буржуазных философов сменяется неогегельянством, которое органически срастается с фашизмом. И философы современной социал-демократии в соответствии с общим процессом фашизации социал-демократии спешат объединить Канта с Гегелем.
Зигфрид Марк в этом отношении — крайне характерная фигура. Зигфрид Марк крайне эклектичен. Этот «левый» социал-фашист — типичный буржуазный профессор старой немецкой школы. Никаких элементов даже марксистской фразеологии у него нет. Зато в его двухтомнике «Диалектика в философии современности» есть ряд страниц, специально посвящённых критике ленинских философских взглядов. О них мы скажем дальше.
Зигфрид Марк является представителем «критической диалектики». «Критическая диалектика», по его мнению, является тем «типом философствования», который проявляется в целом ряде философских направлений современной Германии («Теория диалектики» Ионаса Кона, «Психология мышления» Хенигсвальда, «Учение об идеях» Б. Бауха, «Учение о значимости» П. Гофмана, «Феноменология познания» Кассирера, «Диалектическая феноменология» Литта). «Критической диалектике» — по мнению З. Марка — принадлежит будущее. В чём же суть этой «критической диалектики»? — В идее соединения диалектики Гегеля с кантианским критицизмом. Эту идею наиболее полно и обстоятельно разработал И. Кон в своей книге «Theorie der Dialektik». Зигфрид Марк неоднократно заявляет о своём согласии с Коном. Он противопоставляет «критическую диалектику» диалектике спекулятивной или метафизической, классическим представителем которой он считает самого Гегеля, а среди современных философов — неогегельянца Кронера.
Ионас Кон, с которым согласен Марк, считает, что «надо освободить основную идею его (т. е. Гегеля) диалектики от рационалистического заблуждения и его последствий: одномерности, финитизма и творческого отрицания». Под «одномерностью» Кон разумеет монистический характер философии Гегеля, его попытку вывести всю свою систему из одного-единого философского принципа. Под «финитизмом» Кон понимает абсолютно законченный характер, с претензией на который выступала гегелевская философия. Наконец, отрицая «творческий характер» отрицания, Кон выступает против гегелевского закона отрицания. Мы видим, таким образом, что критика Кона, относящаяся к Гегелю, указывая на реакционный характер гегелевского идеализма («абсолютно законченный характер системы»), вместе с тем направлена также против важнейших моментов гегелевской диалектики. Критика Гегеля со стороны Ионаса Кона — это критика с точки зрения идеализма более непоследовательного, с точки зрения позитивистского эклектического идеализма.
Зигфрид Марк «углубляет» коновскую критику гегелевской диалектики. Он считает, что основной недостаток этой диалектики заключается в «основной метафизической предпосылке... в самодвижении». Критикуя гегелевский идеализм с точки зрения пошлого, вульгарного, эклектического идеализма, З. Марк одновременно с этим выступает против диалектики самодвижения, против диалектического закона борьбы противоположностей. Он старается выхолостить всякие революционные моменты из диалектики, особенно роль «творческого отрицания» и «самодвижение» как результат борьбы противоположностей.
Зигфрид Марк считает, что «критическая диалектика должна ограничить себя сферой нашего мышления». Переходя затем к марксистской диалектике, Зигфрид Марк изо всех сил старается доказать её «ненаучность». Особенно ненавистна Марку глубокая внутренняя связь, которая существует между диалектикой и материализмом. Он направляет ряд страниц своей книги против диалектического материализма, обнаруживая при этом типичное невежество буржуазного профессора в вопросах, касающихся марксизма. Вот что он, например, пишет: «У Маркса мы находим сохранение гегелевской методики, её оригинальное и глубокое преобразование и вместе с тем её перенесение на такую почву, где она обречена на увядание или отмирание. Даже в сознании самого Маркса простое «кокетничанье» гегелевской терминологией стоит бок о бок с центральной важностью диалектики для всего исторического материализма. В перипетиях развития Маркса дело так и не дошло (между «критикой гегелевской философии права» и экономической системой) до построения самостоятельной методологии, которая проектировалась им, как всеохватывающая диалектика. Поэтому за марксистской диалектикой приходится обращаться к резюмирующей интерпретации Энгельса, которая отчасти сознательно популяризирует эти мысли, отчасти же непроизвольно опошляет их. Однако на основе этой интерпретации развилась вульгарная диалектика, которая была канонизирована официальным коммунизмом (Ленин, Бухарин, Деборин)».
Вряд ли придётся для нашего читателя комментировать и подробно критиковать эту пошлятину против марксизма, которую написал «левый» социал-фашист Зигфрид Марк, обнаруживая исключительное невежество в основных проблемах марксистской философии.
Прежде всего характерно здесь противопоставление Энгельса и Маркса. Марк в этом не «оригинален», он повторяет избитый, заплесневелый, но довольно излюбленный «метод критики» марксизма со стороны буржуазных профессоров и всякого рода ревизионистов. Далее — чего стоит похабный вывод этого социал-фашистского «профессора», этого верного пса капитализма против «вульгарной диалектики» Ленина. Наконец, весьма симптоматично, что Марк взял за одну скобку Ленина, Деборина и Бухарина. Однако он и на этом не останавливается. Он продолжает «критиковать» «Материализм и эмпириокритицизм» Ленина.
Вот одно из мест, направленных против Ленина: «Некоторые намёки Ленина (он имеет в виду Ленинский «Материализм и эмпириокритицизм». — М. М.) идут в направлении реальной диалектики, также и в критике познания (т. е. в области гносеологии); давая отпор субъективно-эмпирическому, следовательно некритическому, идеализму махистов, Ленин высказывает некоторые справедливые мысли. Но упрямое удерживание наивной основы и вытекающее из него спаривание (связывание, насильственное соединение (Verkoppelung) диалектики с материализмом отнюдь не есть почва для всеохватывающей философии марксизма, для развёрнутой философии марксизма, для развёрнутой марксистской диалектики».
Для идеалиста кантианского толка, эклектически сочетающего Канта с Гегелем, для врага материализма, Марка совершенно неприемлемы соединение, связь, сплетение материализма и диалектики. И, сколько у него хватает сил. он борется против диалектического материализма. Таков этот третий вид «диалектики», так называемой «критической диалектики».
Перейдём теперь к следующему виду буржуазного истолкования диалектики, к так называемой «трагической диалектике».
Крайне интересной фигурой на буржуазном «философском фронте» является автор и творец так называемой трагической диалектики — Артур Либерт. Пожалуй, в области идеологии этот философ буржуазии с наибольшей яркостью, смелостью и последовательностью выразил всю безнадёжность положения буржуазии и безвыходность её противоречий.
В своей книге «Мир и дух диалектики» он обвиняет Гегеля в том, что его диалектика якобы носит гармонистический, гуманистический характер, потому Гегель «снимает», разрешает противоречия. С его точки зрения должен быть создан тип диалектики, «который не может быть больше для нас путём для «снимания» противоположностей». Диалектика должна, по его мнению, помогать нам с «неумолимостью» обнажать «неуничтожимые антагонизмы действительности», «диссонансы жизни», «наличные противоречия в сутолоке бытия».
Он пишет: «Так как однако философские, исторические, духовные и моральные условия, вызвавшие этот тип диалектики, решительным образом изменились, так как мы вступили, вместе с современностью, в новую духовную ситуацию, полную величайших кризисов и антиномий, то и та диалектика, которую мы защищаем, должна принять новые черты... Новый тип диалектики должен иметь трагический характер. Поэтому мы можем говорить о трагическом типе диалектики».
Развивая эти мысли, Либерт вскрывает далее, так сказать, «социальные корни» такого типа диалектики. Он пишет: «И вместе с тем только она (т. е. трагическая диалектика) отвечает той духовной ситуации, которая сложилась в последние десятилетия под непреодолимым давлением тяжёлых внешних и внутренних переживаний...
Век техники и хозяйства, социальных битв и гигантских организаций торговли и промышленности вызвал такое мировоззрение и такое жизнепонимание, которое далеко увело нас от классического умонастроения и представления о бытии и которое не может сообщить непосредственно действенного значения тем идеалам, которые почитались в эпоху классицизма».
По мнению Либерта, Гегель «стоит ниже того понятия диалектики, которое было достигнуто Кантом», — потому он, якобы, прикрывал и смягчал противоречия, что он не понял «тот глубокий трагизм, который лежит в существе диалектики».
В ряде мест с достойным усердием продолжает он подчёркивать свою основную установку, что «Диалектика является для нас наиболее плодотворным средством, для того чтобы всё больше и больше света пролить на диссонансы жизни, на её неуничтожимые антиномии... что «понятие диалектики для нас не является больше вспомогательным средством для выравнивания и улаживания противоречий, но является выражением вполне трагической установки (вот именно! — М. М.), которая нас снова и снова принуждает к признанию основной кантовской антиномии бытия и долженствования...»
Вряд ли требуются особые комментарии к этим местам из произведений Либерта. Несомненно, его философские работы являются прекрасным идеологическим выражением кризиса капиталистической системы и кризиса капиталистической идеологии.
«Новейшая философия так же партийна, как и две тысячи лет тому назад, — писал Ленин. — Борющимися партиями по сути дела, прикрываемыми гелертерски-шарлатанскими новыми кличками или скудоумной беспартийностью, являются материализм и идеализм. Последний есть только утончённая, рафинированная форма фидеизма, который стоит во всеоружии, располагает громадными организациями и продолжает неуклонно воздействовать на массы, обращая на пользу себе малейшие шатания философской мысли» (т. XIII, стр. 292).
Написанные в 1908 г., эти строки Ленина особенно свежи в настоящее время. Чем ближе капиталистическое общество к своей гибели, чем всё явственней и явственней стучится в ворота пролетарская революция в капиталистических странах, тем всё реакционней становится философия буржуазии, тем всё более тонкие формы одурачивания масс изобретаются её «учёными приказчиками и лакеями», тем придумываются всё более утончённые формы «мерзкого, вонючего» (Ленин) фидеизма и протаскивания религиозного мировоззрения.

В настоящий период резкого обострения борьбы двух систем — обострение классовой борьбы в области науки и философии приобретает всё более явственные формы: у них — на Западе — идёт процесс разложения, кризиса идеологии, процесс фашизации науки и философии; у нас — в СССР — мы имеем мощный расцвет науки и техники, глубокий процесс перестройки всей науки на базе диалектического материализма.

Вернуться к оглавлению.

Комментариев нет: