понедельник, 26 сентября 2016 г.

Фашизм и социал-фашизм на втором гегелевском конгрессе

В Берлине с 18 по 22 октября происходил второй гегелевский конгресс, созванный Hegelbund’oм. Характеризованное нами выше состояние современной буржуазной философии, в частности состояние современного неогегельянства, получило отчётливое выражение в работах конгресса. Этот гегелевский конгресс явился зеркалом, отразившим кризис, разложение, маразм, старческую слабость и полную импотентность буржуазной науки. Вместе с этим конгресс прошёл под знаком крайней воинственности против материализма, марксизма, большевизма, коммунизма. Руководители Hegelbund’a превратили этот конгресс в националистически-фашистское торжество, в религиозно-фашистскую демонстрацию. Воспользуемся рядом отзывов буржуазных и социал-фашистских журналистов и литераторов о характере работы конгресса. Вряд ли их можно обвинить в «беспристрастном» подходе. Лучших свидетелей нам не найти.
Некий Людвиг Маркузе в «Берлинер Тагеблатт» 22 октября 1931 г. напечатал статью «Профессора о Гегеле», в которой он даёт общую оценку конгресса. Вот что он пишет:
«В Берлинском университете собрались последователи Гегеля из Германии, Голландии, Италии. Более чем в дюжине больших докладов изложили они основные части учения Гегеля: феноменологию, логику, философию государства, эстетику, философию религии. Выдающиеся знатоки сообщили с научной основательностью и с глубокой любовью к своему философу об исследованиях Гегеля в различных областях его универсального мышления... И всё-таки! Мы получили немногим больше, чем основательное изложение учения Гегеля. Гегель не был связан с нашим живым сознанием, его мышление не было сопоставлено с духовной конъюнктурой нашего времени... В конце концов мы видели Гегеля под стеклянным колоколом философского семинария... его не вынули из футляра истории и специальной терминологии, чтобы показать, свободно толкуя его учение, какие ответы он даёт на проблемы нашего времени. Язык конгресса был не немецкий, не итальянский, а гегельянский».
Заканчивает Маркузе свою оценку конгресса следующим образом: «Гегелевский конгресс закончился предложением пастора Лассона опять войти в его религиозную общину. Хорошее заключение воскресной проповеди — но неужели это всё, что может дать Гегель нашему, находящемуся в перестройке, стремящемуся к духовному порядку миру?»
Господин Маркузе в общем неплохо характеризует в своей статье беспомощность, идейную дряблость современной «профессорской» науки. Однако он напрасно обвиняет конгресс в полном отсутствии действенности, в отсутствии направленности его на современность в смысле защиты фашизма и борьбы с коммунизмом. Профессора хорошо выполняют «социальный заказ» своих господ. Они боялись, чтобы слово «марксизм» было упомянуто на конгрессе. Руководство конгрессом не допустило на конгресс советскую делегацию.
Только вышеупомянутый пастор Лассон упомянул в двух словах в своём заключительном слове о «секте», которая начертила на своём знамени имя Гегеля и вместе с тем смеет придерживаться лозунга «религия — опиум для народа».
О том, насколько Маркузе либерально прикрывает фашистскую направленность конгресса, свидетельствует доклад Джентиле на тему «Гегель и государство». Надо отметить, что немецкая пресса особенно живописует про Джентиле и его доклад. Так «Ганноверский курьер» писал, что «речь профессора Джентиле из Рима в отношении его исторического воздействия на наше время является темой неисчерпаемого содержания». Какие же «идеи» развивал этот «теоретик» чернорубашечников, специально приехавший из Рима прославлять фашистское государство, прикрываясь знаменем Гегеля. По Джентиле государство (читай: фашистское государство Муссолини) есть осуществление мирового разума в нравственности. Не благосостояние является целью государства, а его существование как свобода высшей власти. У индивида не остаётся никакого права на государство, кроме права жертвоприношения для него. Из этого основного понятия о государстве Гегель сделал, по мнению Джентиле, больше, чем полководцы и политики. Даже налоговое законодательство основательным образом подвержено, по Джентиле, влиянию гегелевского духа, ибо современное учение о налогах признает за государством право требовать их от граждан как жертву и притом в неограниченном размере. Гегелевское учение о праве, по мнению «почтенного» Джентиле, преодолело рационалистическое учение о натуральном праве. Точно так же и в отношении частного права Гегель, по мнению Джентиле, преодолел взгляд, будто оно возникло и действует в силу заключённого индивидами договора.
Нужна ли более яркая и последовательная защита «сильного» фашистского государства, его террора по отношению к трудящимся, его выжимания всех соков из пролетариата! Нужна ли более ясная проповедь борьбы с рабочим движением, чем это проиллюстрировал в своём докладе «профессор» Джентиле!
Открытая проповедь фашизма сочеталась с проповедью религии, поповщины, мистики. Тот же «Ганноверский курьер» пишет: «Точно так же как философия жизненного дела Гегеля нашла свой апогей в философии религии, точно так же настоящий конгресс достиг своей вершины в докладе председателя и руководителя конгресса Лассона о «Гегелевской философии религии». Другая газета пишет: «Это был возвышающий дух заключительный момент конгресса, когда Лассон, при искреннем сочувствии слушателей, мог показать, что религиозность Гегеля отнюдь не была чем-то разыгранным им в целях его личных выгод, как это ему часто старались приписать, но что она соответствует глубокой, неоднократно выраженной им особенности его духа».
Для полноты картины необходимо остановиться на том обстоятельстве, что на конгрессе выступал прусский министр народного просвещения — социал-фашист Гримме, приветствовавший конгресс от имени прусского правительства. Своим присутствием этот социал-фашист освящает этот реакционнейший буржуазно-националистический конгресс. Социал-фашист приветствует конгресс как представитель буржуазного государства, как верный лакей и активный защитник капитализма. После своего выступления на конгрессе он получает плевки от хозяев за то, что посмел в своей речи упомянуть имя Маркса, единственный раз упомянутое вообще на конгрессе. У нас нет стенограммы его выступления, но она и не требуется. Он написал по поводу конгресса большую статью в «Форверто» — «Живой Гегель». Необходимо на этой статье несколько остановиться, поскольку она характерна для идеологии современного социал-фашизма. Несколько раз в своей статье Гримме говорит об «отцах социал-демократического движения — Марксе, Энгельсе, Лассале». Лассальянство в худшем своём выражении получает ныне довольно широкое распространение в современной немецкой социал-демократии.
Мы не будем касаться пустой болтовни, характерной для всей статьи Гримме, шовинистическо-националистических моментов, которыми она проникнута, восхвалений Гегеля в духе буржуазной печати. Остановимся на вопросе, который непосредственно нас интересует, — на его понимании взаимоотношения между Марксом и Гегелем. Вот что он пишет по этому вопросу: «Всем этим мы отнюдь не хотим сказать, что между Марксом и Гегелем нельзя найти никакой разницы. Имеется нечто существенно отличающее их друг от друга... Оно заключается не в том, будто гегелевская диалектика Марксом ошибочно применяется к действительности, ибо даже и Гегель понимает диалектику как закон реальных процессов (!!). Отличие не заключается и в том, что Гегель позволяет историческому развитию достигать своей вершины в «абсолютном духе»; слово Маркса и Энгельса о скачке из необходимости в свободу оказывается при ближайшем рассмотрении весьма близким, если не тождественным по смыслу (!!!). И точно так же не в том кроется отличие, что Гегель будто бы не познал ещё противоречия между буржуазным и пролетарским классом. Гегель видел его со всей отчётливостью (!!); однако он думал, что имеется возможность устранения этой основной для современного общества противоположности между тезисом «буржуазия» и антитезисом «пролетариат» внутри самого данного общества... И вот в этом месте и начинается разобщение в оценке отношений между Гегелем и Марксом... Напротив, для Маркса и Энгельса преодоление противоречий совершается только тогда, когда трудящийся класс завоёвывает себе единственно соответствующее обобществлению труда планомерное потребительное хозяйство как основу нового общества».
Читатель не посетует на нас за то, что мы привели такую длинную выписку из статьи Гримме. Идеология социал-фашизма, в частности вопрос об отношении между Марксом и Гегелем, в его трактовке получает здесь своё отчётливое выражение. Гримме совсем в «деборинском» стиле отождествляет диалектику Гегеля и Маркса. Идеализм сквозит в каждой путаной строке этого министра народного просвещения. Что ещё чрезвычайно любопытно — это мелкобуржуазное представление об «основе нового общества» как о «планомерном потребительном хозяйстве».
В заключение мы приведём ещё отзыв некоего Пауля Фельдкеллера об общем характере гегелевского конгресса. Вот что он пишет: «Результатом конгресса было не углубление гегелевской мысли, но её распространение среди более широких кругов и продолжение работы над нею. Один только Николай Гартман коснулся познавательной ценности гегелевской диалектики и поставил вопросы, которые касались философии в самом тесном смысле этого слова. В остальных случаях мы слышали преимущественно признания, а не мотивировки, пересказы, а не разъяснения. В этой связи не надо забывать, что, невзирая на всю школьную работу, наше время неблагоприятно для философии в том смысле, как её понимало эллинское сознание и новое время. Люди примирились с миром и берут его таким, каков он есть. Но время фаустовского настроения, время того философского пафоса, который когда-то воодушевлял немецкий идеализм и последующую философию вплоть до Ницше, — это время явным образом теперь прошло».
Пессимизм, «отсутствие пафоса современной буржуазии», её старческую немощность в области науки и философии — Пауль Фельдкейтep выразил в этих заключительных строках неплохо. Буржуазная философия современного периода находится в глубоком кризисе, полнейшем разброде. Современная буржуазная философия неспособна к какому бы то ни было серьёзному творческому развитию. Исключительно, на что она способна, — это на восстановление тех или иных прошлых философских направлений, которые пригодны для оправдания капиталистического рабства. Разного рода неотечения, неонаправления — вот чем она пробавляется. Однако современные идеологи буржуазии неспособны понять даже, неспособны подняться до уровня своих классиков, неспособны уразуметь то действительно ценное и исторически-жизненное, что есть в произведениях классиков буржуазной идеологии. Это и неудивительно, ибо современный исторический этап в развитии буржуазии коренным образом отличается от того времени, когда она была революционным, восходящим, исторически прогрессивным классом.
Современная буржуазная философия находится полностью в лоне мистики, неприкрытой поповщины, в плену самых диких религиозных предрассудков. Современное неогегельянство находится целиком и полностью на службе фашизма. Внешняя учёность, школьная мишура, университетская позолота прикрывают полную идейную дряблость и бессилие её. Второй гегелевский конгресс с совершенной отчётливостью продемонстрировал все эти процессы.

Только пролетариат является единственным наследником не только материальных производительных сил буржуазного общества и ценностей, которые он создал. Он также единственный законный наследник всего лучшего, созданного буржуазной культурой, — наукой, философией. Однако пролетариат не просто усваивает это наследство, он его перерабатывает на базе единственно последовательного революционного мировоззрения — на базе диалектического материализма, беспощадно выметая весь буржуазный хлам, отметая все вредные и реакционные черты, стороны, моменты.

Вернуться к оглавлению.

Комментариев нет: