понедельник, 11 июня 2018 г.

Глава 3. Экономика перестройки — полный отход от марксизма-ленинизма. Часть 2


(опубликовано в журнале «Lalkar», июль–август 1990 года)
В предыдущем выпуске (июнь–июль) мы начали обсуждать предложенные советские экономические реформы и настаивали на том, что эти реформы, в случае их реализации, приведут к замене социалистического хозяйства, построенного на централизованном планировании, рыночной — то есть капиталистической экономикой, с её неизбежными последствиями в виде безработицы, нищеты, большой неравномерности распределения богатства и циклически возвращающихся кризисов производства. Мы рассмотрели аргументы, выдвигаемые Горбачёвым, а также рядом экономистов, выступающих в пользу таких реформ. Все они (разве что Горбачёв был более осторожен в выражениях, чем его учёные) считали, что безработица это благо. Мы же закончили свою предыдущую статью ссылкой на положение, выдвигаемое «советским» буржуазным экономистом Макаровым.

Статья Шмелёва

Мы продолжаем наш анализ рассмотрением взглядов Николая Шмелёва, буржуазного учёного макаровского типа, экономиста из Института США и Канады в Москве. В статье, опубликованной в советском журнале «Новый мир» за июнь 1987 года, Шмелёв (который является далеко не просто обывателем, а представителем экономической и политической мысли весомого отряда советской интеллигенции) представил свои взгляды более жёстко и менее завуалировано, нежели Макаров. В качестве панацеи от всех проблем советской экономики он предписал ей большую дозу безработицы, представил советский рабочий класс как кучку беспробудных пьяниц, попытался проигнорировать навязанную империалистами гонку вооружений и военные расходы, которые СССР был вынужден нести, посчитав всё это малозначимым; охарактеризовал законы, по которым живёт общество, вечными «объективными законами экономического развития»; сравнил ленинскую новую экономическую политику (НЭП) с поступательным развитием всего социализма; выступил за возврат к капитализму и деколлективизацию сельского хозяйства.

Безработица, как единственное лекарство

Шмелёв непримиримо выступал против полной занятости, которая до сих пор по праву считается одним из важнейших достижений социализма. Вот как он сформулировал свою позицию:
«Не будем закрывать глаза и на экономический вред от нашей паразитической уверенности в гарантированной работе»[1].
До сих пор полная занятость в условиях власти рабочего класса, собственности на средства производства, распределения и обмена, которые находились под его контролем, совершенно справедливо рассматривалась как источник экономической безопасности, инициативы и изобретательности со стороны рабочего класса. Но отныне, согласно этому оракулу буржуазной экономики, она должна была рассматриваться как явление паразитическое, приводящее к вредным результатам.
Далее он пишет:
«То, что разболтанностью, пьянством, бракодельством мы во многом обязаны чрезмерно полной занятости, сегодня, кажется, ясно всем»[2].
Наш буржуазный «эксперт» не приводит ни малейших доказательств для опровержения общеизвестной в капиталистическом мире истины, что именно безработица, а отнюдь не «избыточная занятость» является важным источником пьянства и социального беспорядка.
Но Шмелёв продолжает:
«Надо бесстрашно и по-деловому обсудить, что нам может дать сравнительно небольшая резервная армия труда, не оставляемая, конечно, государством полностью на произвол судьбы»[3].
И далее:
«Реальная опасность потерять работу, перейти на временное пособие или быть обязанным трудиться там, куда пошлют, — очень неплохое лекарство от лени, пьянства, безответственности. Многие эксперты считают, что было бы дешевле платить таким временно безработным несколько месяцев достаточное пособие, чем держать на производстве массу ничего не боящихся бездельников, о которых могут разбиться (и разбиваются) любой хозрасчёт, любые попытки поднять качество и эффективность общественного труда»[4].
Шмелёв клевещет на социализм, ссылаясь на авторитет своих товарищей — ренегатов от экономической науки:
«Социализму, — подчёркивает известный экономист С. Шаталин, — ещё предстоит создать механизм не просто полной занятости населения (это пройденный этап экстенсивного развития), а социально и экономически эффективной, рациональной полной занятости. Принципы социализма — это не принципы благотворительности, автоматически гарантирующие каждому рабочее место вне связи со способностями на нём трудиться» Коммунист», 1986, № 14)[5].
Интересно, что этот же Шаталин является членом Президентского совета Горбачёва. Он клевещет на советский рабочий класс, который якобы проявляет признаки «почти физической деградации» по той единственной причине, что последний проявлял более чем обоснованный «скептицизм по поводу возможности более разумной организации экономической и социальной жизни», т. е., — трансформации социалистической жизни в буржуазную. Вот, в каких красноречивых словах он выразил это своё мнение:
«Массовыми стали апатия и безразличие, воровство, неуважение к честному труду и одновременно агрессивная зависть к тем, кто много зарабатывает, даже если зарабатывает честно. Появились признаки почти физической деградации значительной части народа на почве пьянства и безделья. И, наконец, неверие в провозглашаемые цели и намерения, в то, что возможна более разумная организация экономической и социальной жизни»[6].
Полностью игнорируя бремя военных расходов, которое являлось одной из основных причин снижения уровня жизни в СССР и других социалистических странах, Шмелёв поучал:
«Необходимо ясно представлять себе, что причина наших трудностей не только и даже не столько в тяжком бремени военных расходов и весьма дорогостоящих масштабах глобальной ответственности страны»[7].
Последнее, но не менее примечательное, «глубокое» заявление он приберёг напоследок:
«…настойчивые, длительные попытки переломить объективные законы экономической жизни, подавить складывавшиеся веками и отвечающие природе человека стимулы к труду привели, в конечном счёте, к результатам, прямо противоположным тем, на которые мы рассчитывали»[8].
Мы не знаем, а Шмелёв не посчитал нужным просветить нас на этот счёт: перелом каких объективных законов он имел в виду? Не существует такого понятия, как объективные законы экономической жизни, применимые ко всем общественно-экономическим формациям, если, конечно, не имеется в виду экономический закон, согласно которому производственные отношения должны обязательно соответствовать характеру производительных сил — закон, который уже в течение долгого времени прорывается в капиталистических странах на первый план борьбы, сталкиваясь с упорным сопротивлением исторически отживающих своё общественных сил. Все остальные объективные законы (что вполне соответствует вышеуказанному закону) у каждого способа производства свои. Например, при капитализме существует закон конкуренции и анархии производства, возникающий в связи с несоответствием между общественным характером производительных сил, с одной стороны, и частной капиталистической собственностью на них, — с другой. При социализме в противовес закону конкуренции и анархии производства, характерных для капитализма, вступил в силу закон планомерного развития народного хозяйства. Как говорил Сталин:
«Опираясь на экономический закон обязательного соответствия производственных отношений характеру производительных сил, Советская власть обобществила средства производства, сделала их собственностью всего народа и тем уничтожила систему эксплуатации, создала социалистические формы хозяйства. Не будь этого закона, и не опираясь на него, Советская власть не смогла бы выполнить своей задачи»[9].
Но при этом советское правительство не «отменяло» старые законы и не создавало на месте старых «новых» законов. Просто так происходит, что в новых экономических условиях старые законы теряют свою актуальность и уступают дорогу новым. «Одна из особенностей политической экономии состоит в том, что её законы в отличие от законов естествознания недолговечны, что они, по крайней мере, большинство из них, действуют в течение определённого исторического периода, после чего они уступают место новым законам. Но они, эти законы, не уничтожаются, а теряют силу в силу новых экономических условий и сходят со сцены, чтобы уступить место новым законам, которые не создаются волею людей, а возникают на базе новых экономических условий»[10].
С обобществлением средств производства, происшедшим в результате Октябрьской революции закон конкуренции и анархии производства (с его извлечением прибавочной стоимости и капиталистическим накоплением), характерный для капитализма, утратил силу и уступил место закону планомерного развития национальной экономики, — закону, который так бесил сторонников буржуазных реформ в Советском Союзе.

Уклончивость Горбачёва в ответ на статью Шмелёва

Статья Шмелёва вызвала такой ажиотаж, что Горбачёв был вынужден лично отвечать на неё. 22 июня 1987 года на встрече в московском избирательном участке корреспондент «Правды» задал Горбачёву вопросы о «спорных материалах», публикующихся о перестройке в советской прессе. Корреспондент спросил, не были ли высказаны в последних публикациях на данную тематику «сомнительными рецептами по преодолению наших трудностей? Например, в статье экономиста Шмелёва в «Новом Мире»[11].
Ответ Горбачёва был характерно иезуитский и уклончивый: «Я бы разделил эту статью на две части», — сказал он, — «Во-первых, это анализ состояния дел в экономике, и он представляет собой картину, которая близка к реальности, и об этом мы будем говорить на пленарном заседании.
Вторая часть — это то, что автор предлагает. Он, например, очевидно, предполагает, что будет безработица. Это не для нас. Мы хорошо осведомлены о наших слабостях и нерешённых проблемах, но мы не можем забывать, что социализм дал каждому из нас право на труд и на образование, на бесплатное медицинское обслуживание и на доступное жильё. Это подлинные ценности в нашем обществе, которые обеспечивают социальную защиту человека сегодня и в будущем» Правда», 22 июня 1987)[12].
Примечательно в ответе Горбачёва не то, что он дистанцируется от выводов Шмелёва (его рецептов), а то, что он одобряет критику, высказанную последним, которая неразрывно переплетена с его выводами. Впрочем, это не единственный случай, когда Горбачёв дистанцировался от своих более откровенных — если не сказать, наглых — попутчиков, в то же самое время, продолжая идти по пути, ими намеченному. Вот, что он говорил в конце 1987 года в своей книге «Перестройка»:
«Правда, на страницах печати были и предложения, выходящие за пределы нашей системы, в частности, высказывалось мнение, что вообще надо бы отказаться от плановой экономики, санкционировать безработицу. Но мы не можем допустить этого, так как собираемся социализм укреплять, а не заменять его другим строем. То, что подбрасывается нам с Запада, из другой экономики, для нас неприемлемо. Мы уверены, что социализм, если по-настоящему привести в действие его потенциал, соблюдать его основные принципы, включить в полном объёме интересы человека, использовать преимущества плановой экономики, способен на гораздо большее, чем капитализм»[13].
Но после того, как эти гарантии были даны, всего за два года, централизованно планируемая экономика была фактически демонтирована, но и хвалёная «регулируемая» экономика, которой якобы Горбачёв и его гаденькие партнёры аганбегяны, макаровы и шмелёвы всех мастей — жаждали, как олень — чистой воды, не была узаконена: благодаря жёсткой оппозиции со стороны рядовых членов КПСС и советского рабочего класса. В действительности экономика СССР с начала 1920‑х годов никогда не была в состоянии такого хаоса и разрухи. Горбачёвские попытки дистанцироваться от шмелёвых, его заверения в неприемлемости безработицы и «введении в действие потенциала социализма» оказались простыми колыбельными для усыпления Иванушек этого мира ложным чувством безопасности. Предложения, представленные в советский парламент на утверждение и отклонённые им в мае 1990 года, красноречиво свидетельствует об этом.
Но вернёмся к Шмелёву.

Пропаганда капиталистической реставрации

То, что Шмелёв имел в виду не что иное, как реставрацию капитализма в СССР, очевидно из его нападок на «командную» экономику, и его пропаганды насчёт повторного введения новой экономической политики Ленина (НЭПа). Вот в каких терминах он осуждает строительство социализма в СССР и выражает страстное желание возврата к капиталистическим нормам экономической жизни:
«Без признания того факта, что отказ от ленинской новой экономической политики самым тяжким образом осложнил социалистическое строительство в СССР, мы опять, как в 1953 и в 1965 годах, обречём себя на половинчатые меры, а половинчатость бывает, как известно, нередко хуже бездеятельности. НЭП с его экономическими стимулами и рычагами был заменён административной системой управления. Такая система по самой своей природе не могла заботиться о росте качества продукции и о повышении эффективности производства, о том, чтобы наибольший результат достигался при наименьших затратах. Нужного количества — вала — она добивалась не в согласии с объективными экономическими законами, а вопреки им. А раз вопреки — значит, ценой немыслимо высоких затрат материальных и, главное, людских ресурсов»[14].
Приведённые выше замечания не только полны инсинуаций против плановой социалистической экономики в СССР, которая, как утверждается, по своей сути неспособна решить «вопросы качества и эффективности», но и абсолютной фальсификации правды о взглядах Ленина на новую экономическую политику (НЭП). Автор утверждает, что НЭП никогда не надо было прекращать, что только через бесконечно продолжающееся применение НЭПа Советский Союз смог бы успешно построить социализм, что отказ от НЭПа и его замена плановой экономикой («командной», если этого так хотят буржуазные реформисты) были ничем иным, как нарушением «законов экономики» — нарушением, которое так дорого обошлось советскому обществу в «материальных и человеческих ресурсах», нарушением, которое каким-то загадочным и необъяснимым образом, тем не менее, не помешало достижению огромных количественных результатов. Этот буржуазный кретин был не в состоянии объяснить эффективность, с которой Советский Союз добился результатов беспрецедентного качества в области вооружений, ядерных и космических технологий, газопроводов, оффшорного бурения и т. д.
Давайте, однако, вернёмся к вопросу о том, как Ленин рассматривал НЭП.

НЭП и отношение Ленина к нему

Поворот от военного коммунизма к НЭПу был принят решениями X‑го съезда партии (март 1921) по предложению Ленина. Продразвёрстка была заменена продналогом. Продналог было гораздо мягче продразвёрстки. Общая сумма налога должна была объявляться ежегодно до начала весенне-полевых работ, сроки поставок также должны были строго определяться. Все продукты сверх налога оставались в распоряжении крестьянина, который был волен продать этот излишек на рынке. Ленин признал, что свобода торговли сначала приведёт к некоторому оживлению капитализма. Тем не менее, частной торговле и частным производителям необходимо будет позволить открыть малый бизнес. Но это, утверждал Ленин, необходимо было для того, чтобы дать крестьянам экономический стимул производить больше и, таким образом, осуществить быстрое улучшение положения не только в сельском хозяйстве, но и в продовольственном обеспечении городов. Это, в свою очередь, по его задумке, станет основой для восстановления государственных предприятий и перемещения частного капитала в города. Накопив силы и ресурсы, мощная промышленность сможет создать экономический фундамент социализма, который, в свою очередь, сможет стать основой для решительного наступления против пережитков капитализма. Таков был ленинский план построения социализма — план, включавший временное отступление для того, чтобы иметь возможность набраться сил и в ближайшем будущем двинуться в направлении социалистического строительства с ещё большей силой.
Из всех аргументов, выдвинутых Лениным по вопросу о НЭПе (и его дальнейшем развитии), очевидны три положения:
Во-первых, Ленин считал введение НЭПа стратегическим отступлением и, в определённой степени, возвратом к капитализму.
Во-вторых, он рассматривал его как отступление временное. Именно с целью укрепления пролетарской диктатуры путём обеспечения прочного союза между рабочим классом и крестьянством, который в сложившихся условиях разрухи мог быть гарантирован только путём обмена товаров на рынке.
В-третьих, оба эти аспекта: отступление, а также его преходящая, временная природа, были неотъемлемой частью блестяще разработанной Лениным программы строительства социализма в Советском Союзе. Только чуждые, враждебные марксизму-ленинизму элементы всегда подчёркивают либо один, либо другой из вышеперечисленных аспектов, вместо того, чтобы рассматривать их как единое целое.
Так как НЭП был отступлением, с участием некоторого оживления капитализма, он таил в себе опасности. Ленин, будучи далёк от того, чтобы закрывать глаза на эти опасности, говорил о них открыто, отнюдь не восхваляя капиталистическую собственность, торговлю и коммерцию. Так Ленин неустанно разъяснял, что НЭП был вынужденной мерой советского правительства в условиях экономической разрухи и почти полного исчезновения советского пролетариата в период империалистической и Гражданской войн, а так же контрреволюции, несмотря на политическую и военную победу Советской республики. Таким образом, НЭП был экономической мерой, продиктованной слабостью молодой Республики Советов, направленной не только на восстановление советской экономики, но и на восстановление пролетариата.
Вот, как объяснял Ленин НЭП в своём докладе на II съезде политпросветов «Новая экономическая политика и задачи политических отделов образования» 17 октября 1921 г.:
«В начале 1918 г. мы рассчитывали на известный период, когда мирное строительство будет возможно. По заключении Брестского мира опасность, казалось, отодвинулась, можно было приступить к мирному строительству. Но мы обманулись, потому что в 1918 г. на нас надвинулась настоящая военная опасность — вместе с чехословацким восстанием и началом гражданской войны, которая затянулась до 1920 года. Отчасти под влиянием нахлынувших на нас военных задач и того, казалось бы, отчаянного положения, в котором находилась тогда республика, в момент окончания империалистической войны, под влиянием этих обстоятельств и ряда других, мы сделали ту ошибку, что решили произвести непосредственный переход к коммунистическому производству и распределению. Мы решили, что крестьяне по развёрстке дадут нужное нам количество хлеба, а мы разверстаем его по заводам и фабрикам, — и выйдет у нас коммунистическое производство и распределение…»[15]
«Это, к сожалению, факт. Я говорю: к сожалению, потому что не весьма длинный опыт привёл нас к убеждению в ошибочности этого построения, противоречащего тому, что мы раньше писали о переходе от капитализма к социализму, полагая, что без периода социалистического учёта и контроля подойти хотя бы к низшей ступени коммунизма нельзя. В теоретической литературе начиная с 1917 г., когда задача принятия власти встала и была большевиками перед всем народом раскрыта, в нашей литературе подчёркивалось определённо, что длинный и сложный переход от капиталистического общества (и тем более длинный, чем менее оно развито), переход через социалистический учёт и контроль, хотя бы к одному из подступов к коммунистическому обществу, необходим»[16].
«Это было сделано нами тогда, когда пришлось в горячке гражданской войны делать необходимые шаги по строительству, вроде того, что забыто. И наша новая экономическая политика, по сути её, в том и состоит, что мы в этом пункте потерпели сильное поражение и стали производить стратегическое отступление: «Пока не разбили нас окончательно, давайте-ка отступим и перестроим всё заново, но прочнее…»
«Новая экономическая политика означает замену развёрстки налогом, означает переход к восстановлению капитализма в значительной мере. В какой мере — этого мы не знаем. Концессии с заграничными капиталистами (правда, пока очень немного их заключено, в особенности, по сравнению с предложениями, которые мы сделали), аренда частными капиталистами — это и есть прямое восстановление капитализма, и это связано с корнями новой экономической политики…»
«Вот к чему сводится вся теперешняя война: кто победит, кто скорее воспользуется — капиталист, которого мы же пускаем в дверь или даже в несколько дверей (и во много таких дверей, которых мы сами не знаем, и которые открываются помимо нас и против нас), или пролетарская государственная власть?»
«С другой стороны, если будет выигрывать капитализм, будет расти и промышленное производство, а вместе с ним будет расти пролетариат. Капиталисты будут выигрывать от нашей политики, и будут создавать промышленный пролетариат, который у нас, благодаря войне и отчаянному разорению и разрухе, деклассирован, т. е. выбит из своей классовой колеи и перестал существовать, как пролетариат. Пролетариатом называется класс, занятый производством материальных ценностей в предприятиях крупной капиталистической промышленности. Поскольку разрушена крупная капиталистическая промышленность, поскольку фабрики и заводы стали, пролетариат исчез. Он иногда формально числился, но он не был связан экономическими корнями».
«Если капитализм восстановится, значит восстановится и класс пролетариата, занятого производством материальных ценностей, полезных для общества, занятого в крупных машинных фабриках, а не спекуляцией, не выделыванием зажигалок на продажу и прочей «работой», не очень-то полезной, но весьма неизбежной в обстановке разрухи нашей промышленности…»[17]
Ленин ставил вопрос резко: «Кто одержит верх?» Вот, как он это делал:
«Весь вопрос — кто кого опередит? Успеют капиталисты раньше сорганизоваться, — и тогда они коммунистов прогонят, и уж тут никаких разговоров быть не может. Нужно смотреть на эти вещи трезво: кто кого? Или пролетарская государственная власть окажется способной, опираясь на крестьянство, держать господ капиталистов в надлежащей узде, чтобы направлять капитализм по государственному руслу и создать капитализм, подчинённый государству и служащий ему? Нужно ставить этот вопрос трезво»[18].
Как видно из сказанного выше, Ленин не делает попытки прославлять капиталистический рынок или приукрашивать капиталистическую торговлю и коммерцию. Напротив, он характеризует «анархический капитализм и анархическую товарную биржу», как «врага среди нас». Ленин никогда не рассматривал НЭП как нечто большее, чем стратегическое отступление, разработанное для того, чтобы дать советскому режиму передышку, в которой можно будет собрать силы для следующего наступления социализма.
Партийное большинство сплотилось вокруг Ленина и поддержало введение НЭПа, признавая, что в то время это был единственный способ обеспечения устойчивого экономического союза рабочего класса и крестьянства для строительства социализма. НЭП был признанием партии большевиков в том, что военный коммунизм был попыткой взять капиталистическую крепость в городе и деревне лобовой атакой, но, что при этом партия зашла слишком далеко вперёд и рискует оторваться от своей базы. «Причина была та, что мы в своём экономическом наступлении слишком далеко продвинулись вперёд, что мы не обеспечили себе достаточной базы», — говорил Ленин в своём докладе на IV конгрессе Коминтерна[19]. Таким образом, чтобы обеспечить свой тыл, партия решила осуществить временное отступление.
В то время некоторые оппозиционеры, «левые» крикуны, увидели в НЭПе не временное отступление, а отказ от завоеваний Октября. Другие, совершенные капитулянты, шмелёвы того времени, которые не верили в возможность построения социализма в СССР, требовали далеко идущих уступок частному капиталу, как отечественному, так и иностранному. Оппозиция к НЭПу этих двух групп, чуждых марксизму-ленинизму заставила Ленина заявить, что партия будет тщательно очищаться «…от мазуриков, от обюрократившихся, от нечестных, от нетвёрдых коммунистов и от меньшевиков, перекрасивших «фасад», но оставшихся в душе меньшевиками»[20].
Правильность НЭПа была доказана в первый же год его введения, и Ленин смог заявить на XI съезде партии (в марте 1922 года, в «Отчёте от имени ЦК XI съезда РКП», пункт 53):
«Мы год отступали. Мы должны теперь сказать от имени партии: достаточно! Та цель, которая отступлением преследовалась, достигнута. Этот период кончается, или кончился. Теперь цель выдвигается другая — перегруппировка сил»[21].
Но разве Шмелёв и его «товарищи» — поклонники капитализма обращали внимание на то, что не кто иной, как сам Ленин, по прошествии всего лишь года после введения НЭПа (который он справедливо считал отступлением), призвал к его прекращению или, если угодно г‑ну Шмелёву, — к «отказу от новой экономической политики Ленина». И если отказ от НЭПа привёл к «серьёзным трудностями в деле строительства социализма в СССР», — как необоснованно утверждал г‑н Шмелёв, то это Ленин должен нести ответственность за такое несчастье. Но г‑н Шмелёву не хватило смелости — тогда ещё не хватило — так сказать! Тогда он в духе всех «мазуриков, обюрократившихся, нечестных, нетвёрдых коммунистов» боролся против ленинизма во имя Ленина!
После того, как НЭП выполнил свою задачу по восстановлению производства на уровне последнего года (1913) до начала Первой мировой войны, по восстановлению пролетариата и установлению связей между городом и селом, Советское правительство покончило с периодом НЭПа и начало плановую индустриализацию и коллективизацию.
Но вернёмся к восприятию НЭПа Шмелёвым. Вот, как он понимает его значение:
«Отступление, конечно, было: советская власть давала некоторый простор для частного предпринимательства в городах. Но основное, непреходящее значение НЭПа в другом. Впервые были сформулированы принципиальные основы научного, реалистического подхода к задачам социалистического экономического строительства. От азартного, эмоционального (к тому же вынужденного чрезвычайными обстоятельствами) напора переходили к будничной, взвешенной, конструктивной работе — к созданию такого хозяйственного механизма, который не подавлял бы, а мобилизовывал все творческие силы и энергию трудящегося населения. НЭП, по сути дела, означал переход от «административного социализма» к «хозрасчётному социализму». В ленинском плане перевода экономики страны в нормальные, здоровые условия центральное значение имели три практические идеи. Во-первых, всемерное развитие товарно-денежных, рыночных отношений в народном хозяйстве, самоокупаемость и самофинансирование, преимущественное использование стоимостных рычагов управления в экономических процессах: цен, полновесного золотого рубля, прибыли, налогов, банковского кредита и процента. Иными словами — полный, сквозной хозрасчёт во всех экономических отношениях сверху донизу. Во-вторых, создание хозрасчётных трестов и их добровольных объединений — синдикатов как основных рабочих звеньев организационной структуры экономики. В-третьих, развитие кооперативной собственности и кооперативных отношений не только в деревне, но и в городе — в промышленности, строительстве, торговле и в том, что сегодня называют сферой бытовых услуг»[22].
Таким образом, в отличие от Ленина, по Шмелёву «непреходящее значение» НЭПа, который включал в себя частичное возрождение капитализма, в том, что он ознаменовал собой «создание такого хозяйственного механизма, который не подавлял бы, а мобилизовывал все творческие силы и энергию трудящегося населения… от «административного социализма» к «хозрасчётному социализму»». Логический, но абсурдный вывод, который следует отсюда, хотя он и не высказан прямо, таков: только в условиях возрождения и реставрации капитализма можно построить социализм! Только в условиях рыночной экономики, в отличие от плановой социалистической экономики (прошу прощения, — «административной» или «командной» экономики), можно «мобилизовать, а не подавлять всю творческую энергию трудящихся»!
Из презрения, с которым Шмелёв смотрит на советских рабочих, обвиняя их в «лени», «инертности», «пьянстве», «безответственности», «апатии», «неуважении к честному труду», — даже в том, что они страдают «физической деградацией» (!) — всего лишь по одной причине: потому что они не хотели отказываться от плодов полной занятости при социализме, которыми пользовались уже более шести десятилетий, нетрудно понять, какое «трудящееся население» он имеет в виду, и чья именно «творческая энергия» будет мобилизована, а не подавлена, если шмелёвы добьются успеха в осуществлении перехода СССР от «административного социализма» к «хозрасчётному социализму», то есть — от социализма к капитализму. Эти люди — буржуазная интеллигенция СССР — шмелёвы, макаровы, аганбегяны и их чиновные коллеги из Коммунистической партии Советского Союза: ельцины, абалкины, и так далее и тому подобное, — которые являются самыми ярыми сторонниками рыночной экономики, и которые больше всего выиграют от её введения. Рабочий класс СССР, зная, что он неимоверно много потеряет в условиях рыночной экономики, конечно, мягко говоря, не очень заинтересован в её введении. (Уже больше 20 лет, как вся эта буржуазная шушера победила и таки выиграла от развала Советского Союза огромные барыши, а рабочий класс был вмят в капитализм и вымирает, как и всё население постсоветского пространства — прим. перев.)
Реакционная сказка, придуманная Шмелёвым, искажала реальность, ибо НЭП породил не только кулаков (богатых крестьян, использующих наёмный батраческий труд), но и ненасытных торгашей, известных под именем «нэпманов». Развитие НЭПа, наконец, достигло такой точки, когда советское правительство должно было либо отказаться от НЭПа, либо сдать страну капиталистическим элементам, порождённым им. Советское правительство совершенно правильно выбрало первый путь и развернуло программу социалистического строительства. Был принят и выполнен первый пятилетний план, а затем проведена коллективизация сельского хозяйства.
В ходе реализации первой и второй пятилеток Коммунистической партии Советского Союза и советскому правительству удалось мобилизовать творческие силы советского народа в такой степени, что оба эти плана были не только выполнены, но перевыполнены в срок, меньше запланированных пяти лет. Но, если послушать этого буржуазного хлюпика Шмелёва, то можно подумать, что введение пятилетних планов навсегда положило конец творческой энергии советского народа!
Эта гнусная клевета и буржуазное нытьё не соответствуют исторической действительности конца 1920‑х, 1930‑х и 1940‑х годов, в ходе которых советский народ, совершив героический трудовой подвиг социалистического строительства, вырвался из своей средневековой отсталости и менее чем за полтора десятилетия социалистического планирования почти догнал самые передовые капиталистические страны. Если бы не было этого, поистине чудесного по скорости, экономического взлёта, ставшего возможным благодаря централизованному планированию и коллективизации, то СССР не смог бы успешно вести борьбу против гитлеровской Германии. Во время войны Советский Союз производил лучшие военные самолёты, лучшие танки и самые современные вооружения, материальная основа для выпуска которых была заложена созданием тяжёлой, в частности, металлургической и машиностроительной, промышленности в ходе выполнения страной первых пятилетних планов.
Именно создание мощной социалистической, по сути, промышленности, обеспечившее советскому государству прочную материальную базу, а также самоотверженный героизм советских людей, сделали возможным разгром нацистской военной машины. Этот факт был признан во всём мире до такой степени, что никто не смел оспаривать его. Но затем пришли «советские» буржуазные экономисты, которые, руководствуясь желанием восстановить капитализм, были обязаны очернить величайшие достижения социализма и выкрасить весь период социалистического строительства в самые мрачные тона.
В начале 1921 года, когда был введён НЭП, советская экономика была разрушена. Валовая продукция сельского хозяйства составила лишь половину от объёма довоенной продукции, то есть половину того, что производила бедная русская деревня царского времени. В довершение к этому разразился неурожай во многих губерниях.
Но на промышленном фронте положение обстояло гораздо хуже. Продукция крупной промышленности составляла лишь одну седьмую часть от объёма довоенного производства. Большинство фабрик и заводов были закрыты, копи и угольные шахты были разрушены или затоплены. Самым плачевным из всех было состояние металлургической промышленности. Общий объём производства чугуна составлял только 116 300 тонн — всего 3% от довоенного производства. Наблюдался дефицит топлива, в катастрофическом состоянии находился транспорт. Запасы металла и текстиля, были исчерпаны. Существовал острый дефицит таких предметов первой необходимости, как: хлеб, мясо, жиры, обувь, одежда, соль, спички, керосин и мыло.
Во время войны с такими условиями дефицита люди мирились. Но потом, когда война закончилась, они уже не были готовы мириться с этим. Среди крестьянства начало проявляться и нарастать недовольство. Огонь Гражданской войны спаял и закалил военно-политический союз рабочего класса и крестьянства. В основе этого союза было то, что крестьянство получило защиту советской власти от помещиков и кулаков, а рабочие по продразвёрстке получали продовольствие у крестьян.
С окончанием войны этой базы, обеспечивавшей союз, уже было недостаточно. Теперь, когда уже не было никакой опасности возвращения помещиков, крестьяне начали выражать недовольство продразвёрсткой и требовать в обмен достаточного количества промышленных товаров. Как говорил Ленин, вся система военного коммунизма пришла в столкновение с интересами крестьянства. Дух крестьянского недовольства стал влиять и на рабочий класс. В условиях полной разрухи, когда почти все фабрики и заводы были разрушены, простаивали или работали нерегулярно, рабочим приходилось выживать при помощи случайных заработков. Они производили кустарные предметы и занимались мелким обменом их на продукты питания в деревнях («мешочники»). Голод и усталость к тому времени уже начали вызвать недовольство и среди рабочих. Классовая основа диктатуры пролетариата подрывалась. Именно в этих тяжёлых обстоятельствах Ленин и большевистская партия ввели политику НЭПа, хотя он и включал в себя частичный возврат к капитализму.
В связи с вышеизложенным следует задаться вопросом: допустимо ли сравнивать СССР конца 1980‑х годов, который являлся второй по мощности экономикой мира, в котором рабочий класс составлял большинство населения, с положением России 1921 года? Те, кто в то время требовали возврата к методам 1921 года и повторного введения НЭПа, обосновывая это своё требование замедлением темпов роста советской экономики, просто-напросто выступали за реставрацию капитализма в чистом виде. И то, что до срока они предпочитали его называть «регулируемой рыночной экономикой», не меняет сути дела ни на йоту.



[1] Шмелёв Н. П. Авансы и долги.
[2] Шмелёв Н. П. Авансы и долги.
[3] Шмелёв Н. П. Авансы и долги.
[4] Шмелёв Н. П. Авансы и долги.
[5] Шмелёв Н. П. Авансы и долги.
[6] Шмелёв Н. П. Авансы и долги.
[7] Шмелёв Н. П. Авансы и долги.
[8] Все приведённые выше цитаты взяты из следующего источника — Шмелёв Н. П. Авансы и долги.
[9] Сталин И. В. Экономические проблемы социализма в СССР. Сталин И. В. Сочинения, т. 16, с. 157.
[10] Сталин И. В. Экономические проблемы социализма в СССР. Сталин И. В. Сочинения, т. 16, с. 156.
[11] Обратный перевод с английского цитаты из данной публикации в «Правде».
[12] Обратный перевод с английского.
[13] Горбачёв М. С. Перестройка и новое мышление…
[14] Шмелёв Н. П. Авансы и долги.
[15] Ленин В. И. Новая экономическая политика и задачи политпросветов. Ленин В. И., ПСС, т. 44, с. 157.
[16] Ленин В. И. Новая экономическая политика и задачи политпросветов. Ленин В. И., ПСС, т. 44, с. 157–158.
[17] Ленин В. И. Новая экономическая политика и задачи политпросветов. Ленин В. И., ПСС, т. 44, с. 161.
[18] Ленин В. И. Новая экономическая политика и задачи политпросветов. Ленин В. И., ПСС, т. 44, с. 161.
[19] Ленин В. И. Пять лет российской революции и перспективы мировой революции. Доклад на IV Конгрессе Коминтерна 13 ноября 1922 г. Ленин В. И., ПСС, т. 45, с. 282.
[20] Ленин В. И. О чистке в партии. Ленин В. И., ПСС, т. 44, с. 124.
[21] Ленин В. И. Политический отчёт ЦК РКП(б) XI съезду РКП(б). Ленин В. И. ПСС, т. 45, с. 87.
[22] Шмелёв Н. П. Авансы и долги.

Вернуться к оглавлению.

Комментариев нет: