Не умея дать правильный ответ на
вопрос о сущности общественных отношений, буржуазная общественная наука, как
уже выяснялось, не в состоянии дать и правильного представления о
взаимоотношениях между природой и человеческим обществом.
В одних буржуазных теориях мы
находим абстрактное тождество,
проводимое ими между обществом и природой. Это-теории, социологический
натурализм и механицизм. Общество рассматривается здесь как механический
агрегат, как сумма человеческих организмов, как совокупность физических,
физиологических, биологических особей; общественная жизнь превращается в
частный случай биологии, в особое проявление свойственного и животным
социального инстинкта. В других теориях выдвигается откровенно-идеалистическая
точка зрения, проводящая абстрактное
различие, полный разрыв между
природой и обществом. В этом случае общественная жизнь изображается как нечто
такое, что не может быть познано при помощи общих понятий, подобных тем, какими
оперирует естествознание. Согласно этим теориям мы не должны устанавливать
причины общественных явлений; общественные явления якобы не подчинены никаким
законам, и мы можем ориентироваться среди них, лишь рассматривая их с точки
зрения «цели», ценности «нравственного долга» и т. д. Таковы взгляды
неокантианцев и других субъективистов.
Марксизм устанавливает
диалектическое единство природы и
общества, т. е. такое единство, при котором учитывается все их различие,
вся качественная специфичность общественных явлений. Марксизм видит в
общественной жизни людей особое,
специфическое качество, которое нельзя познать при помощи понятий физики,
физиологии, биологии и т. д. Общественный человек — не просто
биологически, рассматриваемый организм, а общество — не совокупность этих
организмов: это уже нечто иное, новое
в сравнении с естественной стороной человеческих существ. Общественную жизнь
можно познать лишь через посредство особых
общественных связей и закономерностей, которые внутренне присущи лишь обществу, которые характеризуют его
своеобразие, по сравнению со всей
остальной природой. Но в то же время марксизм признает, что-особые связи и
законы общественно-исторической жизни человека находятся в единстве с общими законами природы, что они не представляют собою
абсолютного разрыва с этими общими законами. Не субъективные «цели» и
«ценности», но объективное познание причин и законов общественного развития
должно быть и здесь методом марксистского исследования.
Единство общественных и естественных
явлений осуществляется в процессе
общественного труда, который лежит в основе всей исторической жизни
человека. «Труд, — определяет Маркс, — есть прежде всего процесс, совершающийся
между человеком и природой, процесс, в котором человек собственной своей
деятельностью обусловливает, регулирует и контролирует обмен веществ между собой и природой. Веществу природы он сам
противостоит как сила природы. Для того чтобы присвоить вещество природы в
известной форме, пригодной для его собственной жизни, он приводит в движение
принадлежащие его телу естественные силы, руки и ноги, голову и пальцы. Действуя посредством этого движения на
внешнюю природу и изменяя ее, он в то же время изменяет и свою собственную
природу. Он развивает дремлющие в последнем способности и подчиняет игру
этих сил своей собственной власти»[1].
В этом классическом отрывке Маркс
показывает, как на основе общих
законов природы, в процессе общественного труда создается качественное своеобразие общественной жизни. Маркс
изображает здесь процесс труда в наиболее общих и простых его моментах, взятого
независимо от какой бы ни было формы общественной жизни, как «вечное естественное условие человеческой
жизни». Человек как естественное
существо противостоит «веществу природы», так же как некоторая «сила природы».
Его труд, рассматриваемый как естественный
процесс (физический, химический, физиологический и т. д.), есть процесс, в
котором человек приводит в движение свои естественные органы и в котором
совершается обмен веществ между
человеком и остальной природой. Иными словами, человек присваивает вещество
природы в форме, необходимой для его естественного существования. Но уже в этом
естественном процессе обмена веществ между человеком и внешней природой,
который совершается при помощи движения принадлежащих его телу естественных
сил, возникает качественное своеобразие
человеческого труда, которое глубоко отличает его от обмена веществ,
происходящего во всей остальной природе, в прочих животных и растительных
организмах.
Оно заключается в том, что
общественный труд представляет собою сознательный
процесс, проявление целесообразно направленной воли человека; человек своей
деятельностью «обусловливает, регулирует и контролирует» обмен веществ между
собой и природой. Труд в этой форме, составляющей исключительно достояние
человека, существенно, принципиально отличается от «трудовой» деятельности
некоторых видов животных — пчел, муравьев, пауков, бобров и т. п. Человек,
по словам Маркса, не только изменяет форму вещества, данного ему природой, но
«в том, что дано природой, он осуществляет в то же время и свою сознательную цель, которая, как закон,
определяет способ и характер его действий и которой он должен подчинять свою
волю»[2].
Другое качественное отличие
человеческого труда вытекает из того диалектического отношения между человеком
и природой, в котором человек, действуя «на внешнюю природу и изменяя ее,
изменяет в то же время свою собственную
природу». Это изменение «природы» человека состоит прежде всего в изменении органов его деятельности, в создании им искусственных орудий труда. Человек
пользуется в процессе своего труда физическими, химическими, механическими
свойствами других тел и сил природы и заставляет их действовать, как такие
силы, на другие тела. Он присоединяет к своим естественным органам предметы природы, превращая их в свои искусственные органы. Земля, камень,
деревья, кости, металлы — постепенно становятся средствами труда человека. Человек не только употребляет
непосредственно данные ему предметы природы в качестве средств производства, — человек
изменяет форму предметов природы в
соответствии со своей деятельностью и создает
новые средства труда. «Употребление и создание средств труда, — указывает
Маркс, — хотя и свойственное в зародышевой форме некоторым видам животных,
составляет специфически характерную черту
человеческого труда». Маркс считает верным взгляд американского мыслителя
Франклина, определявшего человека как «животное, делающее орудия (toolmaking animal)»[3].
Создавая средства труда, человек противополагает их всей остальной природе как
свои органы и направляет их на тот или иной предмет природы, предмет труда.
Целесообразный характер деятельности
человека, употребление и создание средств труда, направленных на предмет труда
— наиболее общие черты, отличающие труд
человека. Создание и употребление орудий труда приводит к тому, что
человеческий труд приобретает, наряду с естественной стороной, и другую
специфически человеческую, общественную
сторону. Наряду с естественным процессом физических, механических и т. д.
движений человеческих органов возникают отношения людей к создаваемым и
употребляемым ими орудиям труда: создается новая искусственная среда, в которой протекает трудовой процесс,
создаются общественные связи людей,
общественные отношения производства.
Человек не производит в одиночку:
труд человека протекает всегда в обществе
ему подобных людей. Человек есть общественное животное, его производство — всегда
общественно-обусловленное производство.
Производство обособленных личностей, живущих вне общества, — за редким
исключением, когда человек попадает на какой-либо необитаемый остров, — простая
бессмыслица. Человеческий труд развивается исторически:
трудовые функции становятся все сложнее, вместе с усложнением средств труда
происходит разделение этих трудовых функций между различными группами людей.
Все это возможно только в обществе, при наличии сотрудничества, совместного
труда людей. Человеческий труд — всегда общественный
труд: но он протекает в определенных
общественных связях и отношениях между людьми. Общие черты всякого
человеческого труда — сознательная, целесообразная деятельность человека и
наличие определенных средств и предмета труда — находят различное проявление на каждой исторической ступени развития
общества, каждый раз в исторически
определенной общественной форме. Общественная жизнь человека приобретает специфически общественное качество, ее
историческую определенность.
Так в самом историческом процессе
развития труда возникает и развивается общественная сторона труда, которая
находится во взаимопроникновении с его естественной стороной, но играет
определяющую роль в их диалектическом единстве. На примере развития
первобытного человечества Энгельс ярко показал эту диалектику естественной и
общественной стороны человеческого труда. Труд, по словам Энгельса, является
первым и основным условием самого человеческого существования, он вызывается
естественной потребностью человека в пище, крове, одежде и т. п. Но,
развиваясь, труд оказывает свое обратное воздействие на естественную природу
человека, он способствует окончательному сформированию человека как
биологического вида и развитию его естественных потребностей. Труд, — говорит
Энгельс, — «создал самого человека». Современная биология, в лице Дарвина и его
последователей, установила животное происхождение человеческого вида — развитие
его из человекоподобной обезьяны. Но процесс эволюции от обезьяны к человеку
протекал, как показывает Энгельс, отнюдь не как чисто биологический процесс
«приспособления» человеческого организма к природе, обычно изображаемый
буржуазными дарвинистами. Эта эволюция происходила вместе с развитием
человеческого труда и под его непосредственным воздействием. Так прямая походка
человека и пользование при ходьбе только ногами могли возникнуть и укрепиться
лишь когда рука человека специализировалась на других трудовых функциях. Рука,
указывает Энгельс, является «не только органом
труда, она также его продукт». Лишь
благодаря труду, благодаря приспособлению руки ко все усложняющимся трудовым
операциям и наследственной передаче этих усовершенствований, рука человека
приобрела ее современную форму. Труд содействовал сплочению людей, труд
способствовал возникновению необходимости в человеческой членораздельной речи:
он способствовал развитию человеческого мозга. Совместная работа мозга, рук,
органов речи, содействовала дальнейшему развитию человеческого организма.
Труд отличает первобытное
человеческое общество от прежней стаи человекоподобных обезьян. Первобытные животные
формы «труда» носили инстинктивный
характер. Животные инстинкты самосохранения и т. д., а не преднамеренная
сознательная цель, играли основную роль в трудовой деятельности первобытных
людей, которые, подобно животным, только хищнически пользуются природой, но еще
не накладывают на нее печати своей воли. Вместе с развитием самого труда
развивается человеческий мозг, возникает сознательная, целесообразная,
преднамеренная деятельность человека, изготовляющего орудия своего труда и
направляющего их на те или иные предметы труда. Идеалистическая точка зрения
пытается объяснить этот процесс развития человеческого труда и изменение форм
труда растущими потребностями
человека. Остается непонятным, почему же возникают и растут потребности? В
действительности, не рост потребностей вызывает изменения в производстве, а,
наоборот, изменения в формах труда, в
производстве ведут к росту потребностей. Изменяя своей сознательной
деятельностью внешнюю природу и познавая ее в процессе этой трудовой практики,
человеческое общество сталкивается со все новыми источниками изготовления
орудий труда, со все новыми предметами, на которые направляется труд человека.
Так изменяются и совершенствуются орудия труда, а вместе с изменением средств
труда меняются и характер, способ, форма самой трудовой деятельности человека,
изменяется «его собственная природа». Изменение характера производства вызывает в человеке новые потребности, которые толкают его к новым поискам в целях
нового усовершенствования средств труда. Изменяя внешнюю природу, человек
изменяет и свою «собственную природу», т. е. ту общественную среду, в
которой и через посредство которой протекает процесс его труда. Такова диалектика процесса общественного труда,
которая составляет основу всего развития человеческой истории.
Однако, что играет определяющую, роль в этом диалектическом
взаимодействии между человеческим обществом и природой — внешняя, естественная,
«географическая» среда или же характер самого человеческого общества? Этот
вопрос, на который не способна ответить буржуазная социология, вызывает нередко
путаницу и в среде марксистов, вносящую ряд извращений в наше понимание
исторического процесса. Буржуазные натуралистические и механические взгляды
оформились по этому вопросу в особое историко-социологическое течение, которое
получило название географического
материализма: наиболее выдающиеся его представители — в XVIII в.
Монтескье, в XIX в. — Бокль, Ратцель, Ратценхофер, Мечников и др. Это
социологическое направление явно переоценивает роль и значение географической и
вообще природной обстановки для развития общества и его истории.
Методологические корни географического материализма неразрывно связаны с
основами буржуазного мировоззрения. Их нужно искать в глубоко буржуазной
теории, говорящей о равновесии,
которое якобы существует между обществом и природой и которое обусловливает
поэтому «незыблемость» существующего общественного строя. С этим тесно связано
неправильное истолкование буржуазной мыслью учения Дарвина в приложении его к
обществу как учения о пассивном приспособлении
общества к природе. Еще французский просветитель Монтескье выдвинул в XVIII в.
знаменитое положение о том, что история народов имеет свою географическую
основу. «Дух законов» каждого народа, по мнению Монтескье, должен
соответствовать физическим свойствам страны, особенностям ее климата, качеству
ее почвы и т. д. Более поздние представители географического материализма
подробно развили взгляд о влиянии, которое оказывает почва, климат,
расположение морей, рек, гор, характер животного и растительного мира данной
страны на быт и исторические особенности населяющего ее народа. Из условий
географической среды ими выводились природные «склонности» того или иного народа
к земледелию, мореплаванию, его «темперамент» его трудолюбие или «природная» леность.
Между природой и обществом
географический материализм устанавливает таким образом некоторое равновесие,
причем именно окружающая общество внешняя природа играет решающую роль в
процессе приспособления общества к природным условиям. Все историческое
развитие рассматривается географическими материалистами как постепенное приспособление общества к условиям внешней природной среды. Человеческое
общество, при такой точке зрения обречено в этом процессе «приспособления» на
чисто пассивную роль: существующие
общественные отношения всецело зависят от условий внешней среды и определяются
этими последними. Отсюда заключают, что и законы общественной жизни также
всецело обусловлены законами развития внешней природы, эти законы могут
изменяться лишь в зависимости от
изменения внешней природной среды.
К этому явно буржуазному воззрению,
обрекающему общество на полную пассивность и неподвижность и фаталистически
истолковывающему закономерность общественного развития, примыкает и современный
социал-фашизм. Так, согласно Г. Кунову,
техника общественного труда в высшей степени связана условиями природы[4].
Каутский еще в ранних своих работах выступил со своей теорией равновесия, которое, — как он
устанавливал, — якобы существует в природе между различными животными и растительными
видами, где существование одних видов находится в тесной зависимости от других,
и которое Каутский стремился отыскать и в развитии общества. В этой книжке
«Этика и материалистическое понимание истории» Каутский на этом основании
проводил тождество между социальными инстинктами, возникающими в человеческом
обществе, и биологическими инстинктами животных. В своих последних работах
Каутский развивает целое учение о приспособлении
общества к природе. Весь процесс исторического развития толкуется им как
процесс сознательною приспособления (Anpassung) общества к
условиям природной среды[5].
Целый ряд ошибок, идущих по той же
линии географического материализма, так сказать, явный «географический уклон»,
мы находим и у Плеханова. Выше мы уже указывали на преувеличенное значение,
которое отводится географической среде в его «Монистическом взгляде». В своих
«Основных вопросах марксизма» Плеханов открыто говорит о том, что «свойства
географической среды обусловливают собой развитие производительных сил; развитие
же производительных сил обусловливает собой развитие экономических, а вслед за
ними и всех других общественных отношений... Развитие производительных сил,
определяющее собой, в последнем счете, развитие всех общественных отношений,
определяется свойствами географической
среды»[6].
Плеханов пытается обосновать это положение указанием на то, что свойства
географической среды определяют собой характер тех предметов, которые служат человеку и производятся им для
удовлетворения своих потребностей, т. е. свойства техники труда, орудий и
предметов труда. Там, указывает он, где в земле не было металлов, первобытные
люди не могли выйти из периода каменного века; моря и реки сближают людей на
более высокой ступени их развития и разъединяют людей на низших стадиях развития
производительных сил и т. д. Но эти примеры не только не доказательны, но
они противоречат основному положению Плеханова. Ведь недра земли изобилуют
металлами, которые мы открываем сейчас все в новых местах. Однако дело в
технической возможности и в социальных условиях, создающих необходимость их
разыскать, добыть и использовать, а это возможно лишь на некоторой ступени
развития производительных сил, лишь при определенных производственных
отношениях. Довоенная Россия считалась отсталой страной по количеству
находимого в ней металла, угля и т. д. Социалистическое строительство
приводит к открытию в нашей стране огромных геологических и других природных
богатств. Что касается роли морей и рек, то, по словам самого Плеханова,
последняя изменяется в зависимости от уровня производительных сил человечества.
Днепрострой, Волгострой и т. д. — яркие примеры того, как новые
общественные условия изменяют характер и значение водных путей. Стало быть,
основная причина исторического развития не столько во внешних, географических
условиях, которые мало изменяются на протяжении длительных исторических
периодов, сколько во внутренней
закономерности развития общества, в характере производственных отношений, в
(уровне производительных сил, в зависимости от которого на разных исторических
ступенях человек по-разному способен использовать и свойства географической
среды.
В «организационной науке» махиста А. Богданова,
а затем в «Теории исторического материализма» т. Бухарина это механистическое понимание
взаимоотношений между обществом и внешней природой получило свое законченное
выражение. Тов. Бухарин критикует поползновения социал-фашиста Кунова исходить
из свойств географической среды для понимания условий общественного развития. В
противоположность Кунову, Бухарин полагает, что отправным пунктом должны быть
производительные силы общества. Но вся беда в том, что самые производительные
силы, согласно теории т. Бухарина, выражают энергетический баланс между природой и обществом.
«Обмен веществ» между человеком и природой т. Бухарин понимает грубо
механически — как перекачку материальной энергии из недр природы в общество», в
результате затраты трудовой энергии человека[7].
Тов. Бухарин настаивает на том, что приспособление общества к природе есть
активное приспособление. Однако по его теории выходит, что «равновесие с
положительным знаком» между обществом и природой может установиться лишь в
результате превышения материальной энергии, выкачиваемой из природы, над
трудовыми затратами человека. Иными словами, не внутренние закономерности общественного развития, но внешние условия являются, по Бухарину,
движущей силой исторического развития.
Таким образом, по существу,
пресловутая теория равновесия т. Бухарина оказывается на позициях того же
географического материализма. Внутреннее «равновесие» общества есть, по его
мнению, величина, зависимая от внешнего
равновесия, т. е. равновесия, существующего между «социальной системой» и
природной «средой». Нарушение «устойчивости» общества оказывается возможным
лишь в результате изменений во внешней среде. Примеры, которые приводит т. Бухарин,
чтобы показать, чем вызывается нарушение «равновесия» общества — изменение
плодородия почвы и т. д., — все они также говорят о непонимании т. Бухариным
значения внутренних законов, присущих общественной жизни и ее развитию[8].
«Конечную причину» развития
общественных отношений производства нужно искать в самих общественных отношениях — во внутренней закономерности их развития. Движущую силу этого
развития мы находим в диалектике общественного процесса труда, в состоянии производительных сил и в особом на каждой
исторической ступени социальном качестве производственных отношений. Этим мы
вовсе не хотим сказать, что внешние условия природной среды не играют никакой
роли в общественном развитии. В противном случае мы должны были бы стать на
точку зрения кантианства, на позиции идеалистического, отрыва общества от природы. Ни на минуту мы не должны забывать, что
человеческое общество в своем историческом развитии выходит из недр природы,
что вся общественная жизнь людей и лежащий в основе ее процесс труда
представляют собою «обмен веществ» между человеком и природой, что они имеют и
свою естественную сторону физическую, механическую и т. д., что и
средства, и предмет труда человека суть изменяемые и используемые человеком
тела и силы природы. В этом смысле значение природной «среды», в которой
протекает общественный производственный процесс, поистине огромно. Но эти
естественные условия процесса труда не могут играть определяющей роли в развитии того или иного уклада общественной
жизни, в развитии феодального общества, капиталистической экономики, в
строительстве социализма.
Марксизм исходит из диалектического
единства внутренних и внешних условий
в развитии общества, но внутренние
условия играют здесь решающую роль, и из внутренних условий должны мы исходить,
чтобы правильно оценить значение внешней, природной среды. Лишь на самых ранних
ступенях исторического развития природа, по выражению Маркса, водит точно «на
помочах» первобытного человека, делает его всецело зависимым от ее условий. Но
чем выше ступень общественного развития, чем сложнее экономический уклад, тем
все в большей мере самый характер природных условий, используемых человеком в
качестве средств и предмета труда, зависит уже не столько от самой природы,
сколько от специфических свойств данного экономического уклада. Общество, а не внешняя природа,
оказывается решающей величиной в этом диалектическом единстве природы и
общества.
Русский капитализм, например, не мог
ставить перед собой такие грандиозные задачи, как использование водяной энергии
Днепра, Волги, Ангары, как создание Кузбасса, как борьба за хлопковую
независимость и т. д., какие решает побеждающий социализм. Общественная
жизнь вовсе не приспосабливается к законам природы, но, наоборот, она «приспосабливает»
природные условия к своим потребностям; она способствует тому, что изменяются
самые свойства окружающей природной среды и тем самым законы природы все более
превращаются в исторические законы.
Идеалистические попытки оторвать
общество от природы также нашли свое выражение в современных социал-фашистских
извращениях исторического материализма. Они проявляются у таких
социал-демократических теоретиков, как Макс Адлер, Отто Бауэр, «ультралевый»
Корш, у того же Каутского, в его взгляде на производительные силы и
производственные отношения и др. Например, для М. Адлера «социальность»
есть некое прирожденное свойство духовной жизни человека, отличающее его от
остальной природы.
В советской экономической литературе
эти попытки получили свое выражение в идеалистической ревизии марксизма
меньшевиком Рубиным. Разрыв между обществом и природой ясно выражен в
идеалистическом понимании Рубиным самого общественного процесса труда, из
которого Рубин совершенно устраняет естественную, физиологическую сторону труда.
Такие же идеалистические взгляды в понимании взаимоотношений общества с
природой можно встретить и у представителей меньшевиствующего идеализма. В
своем увлечении движением «социальной формы» они недооценивают значение условий
природной среды для общественного развития, не понимают определяющего значения, которое имеет для общества человеческий
труд как обмен веществ между человеком и природой. Так, например, т. Луппол,
определяя общество как совокупность производственных отношений, полагает вместе
с тем, что трудовая связь людей в производственном процессе не является
существенным, основным признаком производственных отношений, что труд,
следовательно, не является основой человеческого общества: трудовую связь т. Луппол
находит и у пчел, и у муравьев, забывая о специфических чертах человеческого
труда![9]
Наиболее ярко эти различные извращения основной линии материалистического
понимания общества проявляются в учениях об основных элементах способа
производства — о производительных силах и производственных отношениях.
[4]
Кунов, Марксистская теория истории, общества и государства.
[5]
Каутский, Материалистическое понимание истории.
[6]
Плеханов, Основные вопросы марксизма.
[7]
Бухарин, Теория исторического материализма, с. 117.
[8]
Бухарин, Теория исторического материализма, с. 77-81.
[9]
Луппол, Ленин и философия, с. 101, 102.
Комментариев нет:
Отправить комментарий