четверг, 17 сентября 2015 г.

Переходная экономика. Развитие социалистической организации хозяйства.

Капиталистической общественной формацией, по образному выражению Маркса, завершается «предыстория человеческого общества». Когда, — говорит «Коммунистический манифест», — пролетариат в борьбе против буржуазии, по необходимости объединяясь в класс, посредством революции делается господствующим классом и в качестве господствующего класса насильственно уничтожает старые производственные отношения, то вместе с этими производственными отношениями он уничтожает условия существования классовой противоположности, уничтожает классы вообще и тем самым свое собственное господство как класса. Вместо старого буржуазного общества с его классами и классовыми противоположностями возникает ассоциация, в которой «свободное развитие каждого является условием свободного развития всех»[1].

Исследуя условия возникновения нового, коммунистического общества, Маркс и Энгельс пришли к заключению, что коммунистическое общество не может возникнуть сразу, непосредственно после пролетарской революции, что «между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит период революционного преобразования одного в другое», когда еще сохраняются классы и классовое общество, — период диктатуры пролетариата. В ряде своих работ они выявили те формы, в которых происходит создание предпосылок нового, более высокого способа производства. Одновременно Маркс и Энгельс выяснили, что само коммунистическое общество должно пройти в своем развитии сначала низшую фазу — социализма[2]. Они обосновали пути развития социалистической организации хозяйства после пролетарской революции — в переходный период.
Сейчас социалистическая организация хозяйства, созданная в Советском союзе победившим пролетариатом, уже противостоит капиталистической системе, и ее рост и укрепление подрывают самые основы мирового капитализма. «Советская система хозяйства, — указывает т. Сталин, — означает, что: 1) власть капиталистов свергнута и заменена властью рабочего класса; 2) орудия и средства производства, земля, фабрики, заводы и т. д. отобраны у капиталистов и переданы в собственность рабочего класса и трудящихся масс крестьянства; 3) развитие производства подчинено не принципу конкуренции и обеспечения капиталистической прибыли, а принципу планового руководства и систематического подъема материального и культурного уровня трудящихся; 4) распределение народного дохода происходит не в интересах обогащения эксплуататорских классов и их многочисленной паразитической челяди, а в интересах систематического повышения материального положения рабочих и крестьян и расширения социалистического производства в городе и деревне; 5) систематическое улучшение материального положения трудящихся и непрерывный рост их потребностей (покупательной способности), будучи постоянно растущим источником расширения производства, гарантирует рабочий класс от кризисов перепроизводства, роста безработицы и т. д.; 6) рабочий класс является хозяином страны, работающим не на капиталистов, а на свой собственный класс»[3].
Но советская, социалистическая система хозяйства в том виде, в каком она существует сейчас, сложилась не сразу после первой пролетарской революции, но в результате упорной борьбы пролетариата и его партии за построение социализма. Характер этой борьбы социалистического уклада, побеждающего в течение переходного периода все прочие экономические уклады, совершенно необходимо изучить для правильного понимания путей и средств развития социалистической системы.
Октябрьская революция в России была первым прорывом цепи империализма. Она привела к власти пролетариат и передала в собственность пролетарского государства командные высоты народного хозяйства. Она положила начало переходному от капитализма к социализму периоду. Разрабатывая далее указания Маркса и Энгельса, Ленин дал теоретический анализ экономики и политики в эпоху диктатуры пролетариата. Ленин показал, что переход к социализму — это целая историческая полоса, которую характеризует борьба между старым и новым экономическими укладами. «Теоретически не подлежит сомнению, — говорил Ленин, — что между капитализмом и коммунизмом лежит известный переходный период. Он не может не соединить в себе черты или свойства обоих этих укладов общественного хозяйства. Этот переходный период не может не быть периодом борьбы между умирающим капитализмом и рождающимся коммунизмом, или, иными словами, между побежденным, но не уничтоженным капитализмом, и родившимся, но совсем еще слабым, коммунизмом»[4].
Переходный период сочетает в себе свойства обоих борющихся укладов, капиталистического и коммунистического. Это значит, что переходный период неправильно рассматривать как особую самостоятельную общественно-экономическую формацию, что склонны были делать и механисты (т. Дубровский) и меньшевиствующие идеалисты (т. Луппол). Но это обозначает также, что мы не вправе отнести переходный период только к одной какой-либо из названных обеих формаций — либо к капитализму, как это делали, скажем, вслед за Троцким тт. Зиновьев и Каменев, объявляя всю переходную экономику «госкапитализмом»; либо отождествляя переходный период на всех его этапах с законченной социалистической организацией хозяйства, как поступали правые оппортунисты, которые уже на заре реконструктивного периода нэпа видели «кругом социализм».
Ни у правых оппортунистов, ни у троцкистов не было правильного понимания своеобразного, переходного характера нашей советской экономики. Так, например, по мнению Троцкого, хозяйство переходного периода «можно назвать государственным капитализмом» (в кавычках) или, как некоторые предлагали, — товарно-социалистическим хозяйством»[5]. Тов. Преображенский превратил переходный период в «период первоначального социалистического накопления»[6], которое, по его мнению, должно происходить путем эксплуатации крестьянства пролетариатом. Троцкий и т. Преображенский говорили таким образом о якобы «социалистическом» характере переходной эпохи, но они прилагали к этому «социализму» все понятия, заимствованные ими из условий буржуазной экономики и капиталистической классовой эксплуатации. Свою «социалистическую» фразеологию они соединяли с неверием в возможность построения социализма в одной стране, с теорией госкапитализма, теорией «термидора» и т. д. Тов. Бухарин проводил открытую правооппортунистическую тенденцию на смазывание классовой борьбы в переходный период. С его «техническим» пониманием производственных отношений, он склонен был рассматривать общественные отношения переходной экономики лишь как «перегруппировку» отношений, созданных еще в эпоху финансового капитала. Всячески возражал против употребления Лениным термина «государственный капитализм» при определении отдельных элементов нашей экономики, т. Бухарин в то же время видел основной путь развития социализма в процессе товарного обращения[7]. Внешне противоположные точки зрения правых оппортунистов и троцкистов таким образом смыкались: и те, и другие либо механически переносили на переходную экономику понятия, принадлежащие капиталистическому обществу (эксплуатация одним классом другого класса), либо видели в переходной экономике форме развития простого товарного производства (обращение товаров), забывая о том, что стихийно развивающееся товарное производство порождает капитализм.
Своеобразие переходной экономики состояло прежде всего в том, что в ней в течение определенного периода существовали и переплетались между собой несколько различных типов или различных порядков производственных отношений — как оставшихся от прежних общественно-экономических формаций, так и возникших вновь в условиях диктатуры пролетариата. В 1921 г. Ленин насчитывал «пять различных систем, или укладов, или экономических порядков» в качестве «основных элементов нашей современной, переходной от капитализма к социализму, экономики». Эти «элементы, частички, кусочки» различных общественно-экономических укладов представляли собой: 1) патриархальное, натуральное крестьянское хозяйство, 2) мелкое товарное производство, 3) частнохозяйственный капитализм, 4) государственный капитализм, 5) социализм. «Россия так велика и пестра, — указывал Ленин, — что все эти различные типы общественно-экономического уклада переплетаются в ней. Своеобразие положения именно в этом»[8].
Последний из перечисленных Лениным экономических укладов, социализм, был создан пролетарской революцией вместе с диктатурой пролетариата. Это было «социалистическое отношение рабочих на принадлежащих государству фабриках». Но рядом с социализмом существовало мелкое крестьянское хозяйство, которое частично носило еще натуральный характер, а в основной массе представляло собой мелкое товарное производство — производство, сельскохозяйственных продуктов, продаваемых на рынке. Мелкое товарное производство, как мы уже знаем, хотя и не тождественно капитализму, но оно неизбежно на известной ступени своего развития порождает капитализм. Как стихийный продукт мелкого производства капитализм и капиталистические отношения были, по словам Ленина, «неизбежны в известной мере»: мелкая буржуазия, накопившая денежные запасы, являлась основой спекуляции и частнохозяйственного капитализма, который в небольшой доле сохранился после революции и вновь порождался мелким товарным производством. Отсюда вытекала единственно правильная политика пролетариата, проводящего свою диктатуру, — «не пытаться запретить или запереть развитие капитализма, а стараться направить его в русло государственного капитализма»[9]. Различные разновидности госкапитализма — в форме иностранных концессий, сдачи предприятий в аренду и т. д. — должны были, по мысли Ленина, на этом первом этапе, этапе восстановления производительных сил, направить развитие капитализма в русло госкапитализма, создать возможность государственного регулирования экономических отношений и тем самым обеспечить на известной ступени переход от госкапитализма к социализму. Таковы условия возникновения в нашей экономике еще одного типа производственных отношений — госкапитализма, однако не получившего у нас широкого развития.
Переходный период есть период борьбы между капитализмом и коммунизмом. Но было бы неправильно, указывал Ленин, «забывать всю совокупность наличных общественно-экономических укладов, выхватывая только два из них». Это значило бы стать на недиалектический путь явно безжизненных абстракций, не видеть конкретных ступеней перехода от капитализма к социализму, не видеть путей развития к более высокой форме, к социализму. Но это значило бы также не понять того, что весь переходный период представляет собой «продолжение классовой борьбы в новых формах» — борьбы за построение социализма. Учитывая все хозяйственные особенности бывшей России и ряд переходных мероприятий в пяти экономических укладах, Ленин в самом начале переходного периода указал три основных экономических формы и три основных классовых силы, характерные для развития переходной экономики.
«Эти новые формы общественного хозяйства, — говорил Ленин, — капитализм, мелкое товарное производство, коммунизм. Эти основные силы: буржуазия, мелкая буржуазия (особенно крестьянство), пролетариат. Экономика России в эпоху диктатуры пролетариата представляет собою борьбу первых шагов коммунистически-объединенного — в едином масштабе громадного государства — труда с мелким товарным производством, и сохранившимся, а равно и возрождающимся на его базе капитализмом»[10]. Наличие мелкого товарного производства на целом ряде этапов переходного периода было тем важнейшим моментом, который определял формы и условия борьбы между капитализмом и коммунизмом, формы разрешения поставленной Лениным проблемы, «кто кого?». Борьба за социалистическое руководство мелким производителем, за социалистический путь объединения товарного производства, против подчинения этого мелкого производства силам и тенденциям капиталистического развития, — эта борьба находила свое выражение в различных лозунгах, выдвигаемых пролетариатом по отношению к крестьянству на различных этапах переходного периода.
Своеобразие экономики переходного периода не только в том, что в ней существовали, переплетались и боролись между собой различные формы экономических укладов. Своеобразие ее также и в том, что соотношение этих экономических укладов изменялось на различных этапах переходного периода. Своеобразие переходной экономики в том, что в процессе классовой борьбы, в процессе вытеснения и преодоления всех других экономических укладов в ней происходило построение наиболее высокого способа производства, — развитие социализма. Особенность пролетарской революции и основное отличие ее от буржуазной революции состоит в том, что пролетарская революция начинается при отсутствии или почти при отсутствии готовых форм социалистического уклада. Задачей победившего пролетариата было «организовать у себя социалистическое производство» (Ленин), «построить новую, социалистическую экономику» (Сталин).
Переходный период — это уже не капитализм, и в то же время мы не имеем здесь еще полного развернутого социалистического общества. Переходный период — это период пролетарской, коммунистической революции, революционного переустройства общества. Революция началась в Октябре переходом политической власти к пролетариату, завоеванием командных высот в промышленности, национализацией земли, но революционное переустройство продолжается в течение всего переходного периода, протекая в самых различных формах, — укрепление социалистического сектора в восстановительный период, социалистическая реконструкция хозяйства, коллективизация сельского хозяйства, культурная революция и т. д. Период революционного переустройства общества заканчивается лишь построением полного социалистического общества.
Поэтому переходный период обозначал вовсе не прекращение классовой борьбы, не «мирную эволюцию», не «упрочение» существующего строя, не «гражданский мир», как думали правые оппортунисты, нo продолжение классовой борьбы пролетариата в иных формах. Вместе с тем переходный период есть период развитая, построения, становления социализма. Социалистический уклад постепенно победил все прочие экономические уклады благодаря тому, что пролетариат устанавливал различное соотношение с представляющими эти уклады основными классовыми силами на разных этапах социалистического строительства. Отсюда иные, отличные, совершенно новые формы классовой борьбы, каких не знает капиталистическое общество. В переходный период совершенно различное отношение пролетариата к побежденному, но еще продолжающему сопротивляться эксплуататорскому классу и к массе трудящихся, — различие, которого не понимали «левые» оппортунисты и троцкисты. Формами классовой борьбы особого рода оказываются союз пролетариата с массой среднего крестьянства, систематическое руководящее воздействие со стороны рабочего класса на широкие массы трудящихся. Формой классовой борьбы становится приобретающее сейчас особенно важное значение создание и воспитание новой социалистической дисциплины.
Экономику переходного периода и ее развитие нельзя изображать абстрактно, «вообще», — без учета отдельных этапов в развитии социалистической системы хозяйства, вне изменяющегося соотношения различных экономических укладов, без учета состояния производительных сил на каждом этапе социалистического строительства.
От дореволюционного строя мы унаследовали крайне низкий сравнительно с передовыми капиталистическими странами уровень производительных сил, который еще больше снизило разорение, причиненное империалистической и гражданской войнами. Пролетариат, завоевав власть, оказался впереди любого капиталистического государства по своему политическому строю и вместе с тем «позади самого отсталого из западноевропейских государств... по степени подготовки к материально-производственному «введению» социализма»[11]. Техническая отсталость сильно давала себя знать даже на командных высотах социалистической промышленности, не говоря уже о примитивной технике распыленного, раздробленного крестьянского хозяйства. Но основу производительных сил социалистического строительства составлял революционный рабочий класс, с его высоко развитым классовым сознанием, возглавляемый большевистской партией. От первоначальной задачи сохранения этой величайшей производительной силы и политических завоеваний рабочего класса мы в дальнейшем перешли к задаче восстановления и подъема всей совокупности производительных сил промышленности и сельского хозяйства и наконец к полной реконструкции нашей экономической и технической базы, к построению экономического и технического базиса социализма.
Развитие производственных отношений в переходный период далее, совершенно нельзя понять, если его рассматривать как некое «стихийное» развитие, напоминающее автоматизм капиталистического производства и воспроизводства. Экономика эпохи диктатуры пролетариата теснейшим образом связана с его политикой, с политической борьбой рабочего класса за разрешение поставленных им задач строительства социализма, с проведением им социалистической плановости, которая постепенно охватывает все области нашего народного хозяйства. Подчеркивая эту неразрывную связь между экономикой и политикой переходного периода, необходимо нести борьбу как против правооппортунистического «объективизма», который игнорирует роль политики, проводимой пролетарским государством, при определении характера нашей экономики, так и против «левого» субъективизма, который склонен к «администрированию» и совершенно не учитывает качественного своеобразия каждого отдельного этапа нашего экономического и политического развития.
Только при этих условиях можно составить правильное представление о законах, действующих в переходной экономике, о классовом характере отношений и категорий этой экономики. Ни контрреволюционный троцкизм, ни правый оппортунизм не сумели уловить ее своеобразие, и потому вместо конкретного изучения движущих сил ее развития они создали явно искусственные схемы «законов», механически проводя аналогии между советской экономикой и закономерностями капиталистического общества.
Так теоретиками контрреволюционного троцкизма в качестве основного закона переходной экономики был выдвинут «закон первоначального социалистического накопления». «Этому закону подчинены все основные процессы экономической жизни в круге государственного хозяйства». Наряду с ним существует и ведет с ним борьбу закон ценности (стоимости), действующей в частнотоварном производстве. Автор этого воззрения, т. Преображенский, считал необходимым подчеркнуть сходство между развитием социалистического и капиталистического способов производства.
Сходство это, по мнению т. Преображенского, состоит в том, что и капитализм, и социализм начинают свое развитие с «первоначального накопления», причем это «накопление» исторически неизбежно совершается и при капитализме, и при социализме за счет материальных ресурсов мелкого крестьянского производства путем эксплуатации этого последнего. Тов. Преображенский считал это положение имеющим особенно важное значение для отсталых крестьянских стран. «Чем более экономически отсталой, мелкобуржуазной, крестьянской является та или иная страна, переходящая к социалистической организации производства, — говорит т. Преображенский, — тем более социалистическое накопление будет вынуждено опираться на эксплуатацию досоциалистических форм хозяйства». За счет эксплуатации мелких производителей при помощи высокого налогового обложения или в иной его форме, проводя политику высоких цен на промышленные товары или путем прямого поглощения мелкого производства государственным хозяйством, — в разных формах такой эксплуатации, по тогдашнему мнению теоретиков троцкизма, должно было совершаться первоначальное социалистическое накопление. Только таким путем можно было, по их мнению, обеспечить проведение в ускоренных темпах индустриализации страны и рационализации сельского хозяйства. Задачу социалистического государства т. Преображенский видел «не в том, чтобы брать с мелкобуржуазных производителей меньше, чем брал капитализм, а в том, чтобы брать больше из еще большего дохода». Больший доход должна была обеспечить эксплуатируемому крестьянскому хозяйству проводимая за его же счет сверхиндустриализация! Эта мысль т. Преображенского находилась в полном соответствии с основным положением контрреволюционного троцкизма гласящим, что, завоевав власть, пролетариат неизбежно должен будет прийти «во враждебные столкновения с широкими массами крестьянства, при содействии которых он пришел к власти».
Исходный методологический порок всей изложенной здесь теории т. Преображенского — ее механистичность и метафизичность. В основе этой теории лежало явно механическое представление т. Преображенского о двух законах или двух «регуляторах», на которых якобы построена наша экономика: законе ценности и законе социалистического накопления. Оба эти закона представляли, по троцкистской теории, две экономические системы — «социалистическую систему» и «систему частнотоварного», т. е. главным образом крестьянского, производства. Закон социалистического накопления, абстрактно противопоставлявшийся т. Преображенским «закону ценности», по его мнению, в борьбе с законом стоимости «изменяет и частично ликвидирует закон стоимости». Между социалистической и частнотоварной системами «равновесие длительно существовать не может, потому что одна система должна пожирать другую»[12].
Тов. Преображенский включал при этом в одну рубрику «частнотоварного» производства и простое товарное производство, характерное для среднего крестьянства, и товарно-капиталистическое производство, смазывая все существенное различив между ними. Игнорируя союз пролетариата со средним крестьянством и возможность для социалистической промышленности воздействовать путем кооперации на развитие крестьянского хозяйства, т. Преображенский, в поисках «равновесия», абстрактно противополагал «пожираемое крестьянское товарное производство» пожиравшей его «социалистической системе». Он совершенно изолировал «социалистическую» и «частнотоварную» системы и оба «регулятора», разрывая таким путем реальное единство нашей экономики, в действительности осуществлявшееся в процессе социалистического строительства, в процессе руководства со стороны пролетариата крестьянством, в процессе торговой и производственной смычки между городом и деревней.
Наряду с механистическими представлениями о социалистической промышленности и крестьянском производстве как о двух, оторванных одна от другой, системах, между коими не может быть «равновесия», взгляды троцкистов на характер переходной экономики были проникнуты большой дозой субъективизма и идеализма. На ранней ступени восстановления и развития переходного хозяйства троцкисты стремились перескочить через ближайшие объективные этапы в нашем развитии и выдвигали неосуществимые планы «сверхиндустриализации». Последнюю они полагали возможным проводить при помощи голого «администрирования», совершенно не считаясь с состоянием производительных сил промышленности и крестьянского хозяйств». Это обстоятельство не помешало Троцкому в последующий период, когда были созданы объективные условия для социалистической реконструкции, говорить о необходимости снизить темпы нашего развития.
Противоположную позицию в вопросе об основных законах переходного периода, но всецело проникнутую механицизмом, заняли представители правого оппортунизма. Тов. Бухарин свой основной закон переходной экономики открыл «в законе трудовых затрат». Этот «закон», по мнению т. Бухарина, выступает здесь обнаженным от того греховного, фетишистского, «ценностного» белья, в которое он облачен при капиталистических отношениях. Тов. Бухарин пытался опереться на мысль Маркса в его письма к Кугельману, где Маркс устанавливает, что «необходимость разделения труда в определенных пропорциях» представляет собою «закон природы» и что она «не может быть уничтожена определенной формой общественного производства». Тут же Маркс указывает, что в условиях товарного производства формой проявления известной пропорциональности в распределении труда в обществе является меновая стоимость[13].
Тов. Бухарин сделал из этих указаний Маркса вывод, что Марксом здесь якобы выдвигается некоторый общий для всех времен «закон пропорциональных трудовых затрат», материальное содержание которого остается неизменным, но исторические формы проявления этого закона различны в разных общественных формациях. В товарно-капиталистическом обществе закон «трудовых затрат» выступает в фетишистском наряде закона, ценности, стоимости.
В условиях же переходной экономики вместе с победой социалистического начала, по мнению т. Бухарина, начинается процесс сбрасывания «законом трудовых затрат» своего ценностного «белья», происходит его «дефетишизация». Он превращается в «просто» закон трудовых затрат, характеризующий развитие нашей экономики. Действие этого «закона» в переходной экономике т. Бухарин при этом понимал, как сознательное предвосхищение нами тех же пропорций в распределении затрат труда, которые вследствие регулирования их стоимостью должны были бы установиться сами собой, стихийным путем, как, стало быть, сознательное равнение на сохранение определенных пропорций, существующих между различными секторами переходной экономики.
Все отличие «голого» закона трудовых затрат от того же закона, переодетого в наряд «закона стоимости», состоят таким образом лишь в сознательном установлении тех же трудовых пропорций, которые установились бы самотеком, стихийным путем. В этом смысле, по мнению т. Бухарина, недопустимо противопоставлять социалистическое накопление закону ценности так, как это делает т. Преображенский. «Фигурально говоря, — заявлял т. Бухарин, — мы и закон ценности заставляем служить нашим целям»[14]. Тов. Бухарин исходил здесь из своей пресловутой теории равновесия, о которой уже неоднократно упоминалось. Но в противоположность точке зрения т. Преображенского, видевшего две системы, враждебно противостоящие одна другой и не могущие сохранить между собой равновесия, т. Бухарин рассматривал советскую экономику как равновесие двух секторов — капиталистического и социалистического.
Равновесие обоих секторов т. Бухарин понимал таким образом, что плановое воздействие социалистического сектора вынуждено следовать законам стихийного товарного производства, что политика диктатуры пролетариата должна «объективистски» приспосабливаться к этим законам. Секторы т. Бухарина т. Сталин поэтому остроумно сравнил с двумя ящиками, которые катятся по параллельным линиям; этому движению нет выхода за пределы законов стихийного товарного производства, оно не может поэтому привести к расширенному воспроизводству социалистических отношений, к победе социалистического сектора. Интересно также, что свой закон трудовых затрат т. Бухарин понимал, как закон «издержек производства». Последний, как известно, характерен для капиталистического способа производства, где регулирование затрат зависит от цены производства, т. е. в конечном счете от той же стоимости. Короче говоря, в своем определении закономерностей советского хозяйства т. Бухарин не выходил из круга понятий буржуазной экономики. Неудивительно, что единственно возможный, «столбовой» путь перехода от мелкого производства к социализму, по мнению т. Бухарина, лежал через обращение, через товарообмен, а не через развитие в деревне высших форм социалистического производства[15].
«Закон» т. Бухарина столь же мало мог объяснить природу переходной экономики, как «закон» т. Преображенского. Закон трудовых затрат — пустая надисторическая абстракция, совершенно неспособная объяснить действительные, изменяющиеся закономерности переходного периода. Тов. Бухарин чисто по-кантиански оторвал неизменное «материальное» содержание своего закона от особых исторических форм его проявления, оторвал экономику от политики пролетариата, забывая о том, что различные пропорции в распределении общественного труда сами зависят каждый раз от различного характера общественных отношений и господства определенного класса. Пропорциональное распределение труда при капитализме определяется капиталистическими отношениями производства и распределения; точно так же совершенно иной характер получают пропорции в распределении общественного труда при социалистическом укладе, при плановом социалистическом строительстве. «Левый» т. Преображенский в своем понимании законов переходной экономики исходил из особых законов первоначального накопления и из классовой эксплуатации крестьянства, свойственных развитию капиталистической формации, но распространил эти законы на новые переходные общественные формы. Правый т. Бухарин, напротив того, исходил из некоторой общей, надисторической предпосылки. Обе теории в корне были чужды материалистической диалектике, обе они чужды были правильному пониманию единства нашей экономики, которое создавалось в процессе воспроизводства, расширения и развития социалистических производственных отношений.
Социалистический уклад не находился в «равновесии» с мелким товарным производством. Но пролетариат в переходный период вовсе не находился также и в непримиримой вражде с мелким производителем. Социалистический уклад был с самого начала ведущим укладом в экономическом союзе пролетариата и среднего крестьянства. На известном этапе развития он начал преобразовывать всю совокупность производственных отношений, оставшихся от прежних общественных формаций. Не пассивное приспособление к условиям «равновесия» товарного хозяйства, но активное воздействие социалистических отношений составляло основу переходной экономики, неразрывно связанной с экономической политикой пролетарской диктатуры. Закон построения социализма, — а стало быть и качественное укрепление, и количественное расширение социалистических производственных отношений, расширенное их воспроизводство на основе роста планового начала, на основе борьбы против всех остатков капитализма и победы над ними, — таков основной закон, характеризующий развитие переходной экономики к социализму.
Роль социалистического планового начала выявлялась все в большей степени вместе с перевесом социалистических элементов нашего хозяйства над капиталистическими; это плановое начало проявлялось в весьма различных формах на разных этапах переходного периода, отражая каждый раз состояние производительных сил и изменившееся соотношение экономических укладов. С Октябрьской революцией Советская страна вступила на путь развития социализма. Задача экономической политики пролетарского государства в период так называемого «военного коммунизма» по необходимости ограничивалась закреплением основных командных высот в социалистической промышленности и сохранением важнейшей производительной силы — рабочего класса. Это был период гражданской войны, продразверстки и т. д. Новая экономическая политика знаменовала собой качало нового более длительного этапа развитая. Нэп рассчитан на победу социалистических элементов. Отсюда проводимая партией политика смычки и союза с середняком. На восстановительном этапе нэпа товарообмен и торговая смычка выступали как основная форма связи между городом и деревней. Реконструктивный период выдвинул новые задачи социалистической индустриализации, превращения нашей аграрной страны в страну индустриальную, производящую средства производства, реконструкции всего народного хозяйства и построения таким путем фундамента социалистической экономики. Эти задача получали свое выражение в первом пятилетнем плане социалистической реконструкции.
Но социалистическая индустриализация страны оказалась в тесной зависимости от роста наших сырьевых ресурсов, от развития сельского хозяйства. «Нельзя без конца, — говорил еще в 1928 г. т. Сталин, — т. е. в продолжение слишком долгого периода времени, базировать советскую власть и социалистическое строительство на двух разных основах — на основе самой крупной и объединенной социалистической промышленности и на основе самого раздробленного и отсталого мелкотоварного крестьянского хозяйства. Нужно постепенно, но систематически и упорно переводить сельское хозяйстве на новую техническую базу, на базу крупного производства, подтягивая его к социалистической промышленности»[16]. Но технический переворот в сельском хозяйстве был неминуемо связан с полным экономическим переворотом в общественных отношениях крестьянского хозяйства: он был возможен лишь при условии переделки мелкого крестьянского хозяйства.
Социалистическая индустриализация страны необходимо требовала революции в аграрных отношениях — перехода от мелкого, раздробленного крестьянского производства к коллективным формам земледелия, к крупному сельскому хозяйству. Так возникла новая производственная форма смычки пролетариата с крестьянством — через коллективизацию сельского хозяйства. В проводимой партией коллективизации получил свое высшее выражение и дальнейшую конкретизацию кооперативный план Ленина.
Капиталистические элементы и в частности кулачество, ликвидируемое как класс на базе сплошной коллективизации сельского хозяйства, оказывали бешеное сопротивление всей этой революции, проводимой в городе в деревне социалистическим строительством. Обострение классовой борьбы привело к возникновению ошибочных оппортунистических взглядов на природу нэпа, к неверию в самую возможность построения социализма в одной стране. Эти антипартийные, антиленинские концепции последовательно развивала сначала троцкистская оппозиция, затем новая оппозиция Зиновьева и Каменева, наконец представители правого оппортунизма. Они явились рупором гибнущих капиталистических и кулацких элементов в отдельных, наиболее слабых прослойках партии. Борьба со всеми этими извращениями генеральной линии партии являлась и остается сейчас важнейшей предпосылкой успешного экономического строительства во всем нашем развитии.
Признание закона построения социализма основной закономерностью, движущей развитие переходной экономики, предполагает уверенность в возможности построить социализм в одной стране — той стране, которая ранее других сумела прорвать цепь мирового империализма. Эта возможность вопреки всем социал-демократическим теориям была блестяще обоснована Лениным, который выводил ее прямо и непосредственно из закона неравномерности развития капиталистических стран в период империализма. Социал-демократические теории изображали мировую революцию как некоторый одновременный, а потому и весьма отдаленный акт. Они не учитывали особых условий неравномерности империалистического развития и начисто отрицали возможность построить социализм в одной стране, в то время как в других странах сохраняется еще капиталистическое господство. Ленин еще в 1905 г. выдвинул положение о перерастании буржуазно-демократической революции в социалистическую. Это положение Ленина находилось в полной противоположности с меньшевистским пониманием буржуазно-демократической революции периода империализма, как только буржуазной, и с «левой» троцкистской фразой о «рабочем правительстве», игнорировавшей конкретные этапы в развитии социалистической революции. Затем Ленин формулирует положение о возможности победы социализма «в немногих и даже одной отдельной капиталистической стране».
«Неравномерность экономического и политического развития есть безусловный закон капитализма, — говорил по этому поводу Ленин. — Отсюда следует, что возможна победа социализма первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой капиталистической стране. Победивший пролетариат этой страны, экспроприировав капиталистов и организовав у себя социалистическое производство, стал бы против остального, капиталистического мира, привлекая к себе угнетенные классы других стран»[17]. Власть государства на важнейшие средства производства, наличие политической власти в руках пролетариата, союз его с средним крестьянством — «разве это не все необходимое, — спрашивал Ленин, — для построения полного социалистического общества[18].
Это основное положение Ленина, развитое в дальнейшем т. Сталиным, встретило самое жестокое сопротивление со стороны представителей троцкизма, а затем и зиновьевско-троцкистской новой оппозиции (Зиновьев, Каменев).
Основываясь на своей пресловутой теории перманентной революции, Троцкий доказывал, что без поддержки мировой революции, без «прямой государственной поддержки» других совершивших у себя революцию передовых капиталистических стран построение социализма в одной стране невозможно. С точки зрения Троцкого, необходимо 50 или 100 лет, для того чтобы социализм мог доказать свое превосходство над капиталистической системой хозяйства: для этого производительные силы социализма должны быть гораздо более мощными, чем производительные силы старой хозяйственной системы, что также невозможно в короткий срок без поддержки «мирового хозяйства». В силу своей экономической отсталости мы, по мнению Троцкого, «все время будем находиться под контролем мирового хозяйства» иными словами, неминуемо должны превратиться в придаток мирового капитализма.
Меньшевистский фатализм типа Суханова, механицизм в понимании развития производительных сил пролетарской революции и путей строительства социализма, неверие во внутренние силы революции и стремление подменить ее внутренние условия зависимостью от условий внешней, «мировой» среды — все эти характерные черты меньшевизма маскировались здесь у Троцкого «левой», абстрактно-идеалистической, игнорирующей объективный ход вещей субъективистской фразой о «мировой революции»... «Разве тот факт, что во главе производства будут стоять не тунеядцы, а сами производители, — отвечал ему т. Сталин, — разве этот факт не является величайшим фактором того, что социалистическая система хозяйства будет иметь все шансы, для того чтобы двинуть вперед хозяйство семимильными шагами и доказать свое превосходство над капиталистической системой хозяйства в более короткий срок?» И тогда же указав, что в развитии мировой революции мы можем иметь известные межреволюционные периоды, что троцкистская оппозиция не верит во внутренние силы нашей революции, в силы рабочего класса и его союзника — крестьянства, что она испугалась относительной стабилизации капитализма, что в то же время она стремится авантюристически перепрыгнуть через факты при помощи крикливых лозунгов, т. Сталин спрашивал: «Что значит не считаться с фактами, с объективным ходом вещей? Это значит сойти с почвы науки и стать на почву знахарства»[19].
Троцкистскую по существу позицию неверия в возможность построения социализма в одной стране заняли в дальнейшем тт. Зиновьев, Каменев, Сокольников и др. Они полагали, что даже наша государственная промышленность не может служить свидетельством нашей социалистической зрелости. Они считали, что систему хозяйства в период нэпа мы должны рассматривать как государственный капитализм. Они видели в нэпе лишь отступление перед капитализмом, а не политику наступления на капиталистические элементы. Не понимая двойственной природы нэпа и происходящей в нем борьбы между капиталистическими и развивающимися социалистическими элементами, они не видели и того, что выработанные капитализмом и примененные нами методы торговли и денежной системы мы с успехом используем против капитализма, для построения фундамента социалистической экономики. Наша партия видела в государственном капитализме один из укладов переходной экономики, характеризующийся известным допущением капитализма под контролем государства — в виде концессий, аренды и т. д., уклад, не получивший к тому же у нас достаточного развития. Между тем Зиновьев, Каменев и другие распространяли понятие госкапитализма на всю переходную экономику, на всю природу нэпа и в частности называли «госкапиталистической» нашу социалистическую промышленность.
Определяя истинную природу нэпа, т. Сталин говорил: «Нэп есть особая политика пролетарского государства, рассчитанная на допущение капитализма при наличии командных высот в руках пролетарского государства, рассчитанная на борьбу элементов капиталистических и социалистических, рассчитанная на возрастание роли социалистических элементов в ущерб элементам капиталистическим, рассчитанная на победу социалистических элементов над капиталистическими, рассчитанная на уничтожение классов, на постройку фундамента социалистической экономики. Кто не понимает этой переходной, двойственной природы нэпа, тот отходит от ленинизма»[20].
Этой двойственной природы нэпа не поняла и правая оппозиция (Бухарин, Рыков и др.), выступившая в начале периода социалистической реконструкции, когда на основе достигнутых успехов стало возможным ускорение темпов нашего строительства, когда перед партией во весь рост встала задача создания социалистической тяжелой индустрии, коллективизации сельского хозяйства. Проповедуя «гражданский мир», «упрочение существующего строя», мирное «врастание» кулака в социализм, т. Бухарин «забыл» о классовой борьбе, о борьбе капиталистических элементов с социалистическими элементами, «забыл» о существовании капиталистических элементов наряду с социалистическими.
Формально правые признавали возможность построения социализма в нашей стране; но, предлагая партии равняться на узкие места нашей социалистической системы, требуя замедления темпов социалистической индустриализации, видя не в коллективизации сельского хозяйства, а в процессе обращения «столбовую дорогу» к развитию социализма в деревне, правые тем самым отвергали все действительные пути и средства, необходимые для успешного построения фундамента социалистической экономики. А тем самым, по справедливому указанию т. Сталина, правые становились на тот же троцкистский путь отрицания возможности строить социализм в нашей стране. Здесь сказалось непонимание т. Бухариным классовой сути социалистического строительства. Недаром он подменял борьбу между социалистической тенденцией пролетариата и товарно-капиталистической тенденцией крестьянства борьбой «между организующей тенденцией пролетариата и товарно-анархической тенденцией крестьянства». Строительство социализма для т. Бухарина — мирный «организационный процесс» вообще, обобществление «вообще», которое, по его мнению, являлось лишь непосредственным продолжением обобществления, начатого уже в эпоху финансового капитала[21].
Неудивительно, что и троцкистская оппозиция, и правые оппортунисты подвергли сомнению возможность осуществления первой социалистической пятилетки. Троцкисты утверждали в своей «платформе», что тезисы партии о пятилетке ведут к «торжеству антипролетарских тенденций», что на практике мы будем иметь рост лишь капиталистических элементов промышленности. Правые оппортунисты (Рыков) противопоставляли пятилетнему плану «двухлетку». Они предполагали, что по мере осуществления пятилетки будет иметь место «понижение кривой вложений» в промышленность. Ни троцкисты, ни правые не поддерживали политику партии в деревне. Троцкисты утверждали, что благодаря этой политике растет «зависимость государственного хозяйства от кулацко-капиталистических элементов» деревни. Правые полагали, что основным источником хлеба «будут еще долгое время индивидуальные хозяйства крестьян». И троцкисты, и правые кричали о гибели революции, когда шло победное наступление социализма.



[1] Маркс, К критике политической экономии, предисловие, «Коммунистический манифест».
[2] Маркс, Критика Готской программы.
[3] Сталин, Политотчет ЦК ВКП(б) XVI партсъезду.
[4] Ленин, т. XVI, с. 347.
[5] Троцкий, т. XXI, с. 159.
[6] Преображенский, Новая экономика, с. 63.
[7] Бухарин, Экономика переходного периода. К вопросу о закономерностях переходного периода и др.
[8] Ленин, т. XVIII, ч. I, с. 203.
[9] Ленин, т. XVIII, ч. I, с. 216.
[10] Ленин, т. XVI, с. 348.
[11] Ленин, т. XVIII, ч. I, с. 211.
[12] Преображенский, Новая экономика.
[13] Маркс, Письмо Кугельману от 11 июля 1868 г.
[14] Бухарин, К вопросу о закономерностях переходного периода.
[15] Бухарин, К вопросу о троцкизме. Заметки экономиста и др.
[16] Сталин, Вопросы ленинизма, с. 509.
[17] Ленин, т. XIII, с. 133.
[18] Ленин, т. XVIII, ч. II, с. 140.
[19] Сталин, Еще раз о социал-демократическом уклоне.
[20] Сталин, Заключительное слово по политическому отчету ЦК XIV съезду.
[21] Ленин, Замечания на «Экономику переходного периода» т. Бухарина, «Ленинский сборник» IX.

Комментариев нет: