В своем известном письме в редакцию
журнала «Пролетарская революция» т. Сталин подчеркнул все огромное международное значение большевизма и той
борьбы, которую Ленин вел во II Интернационале со всеми разновидностями оппортунизма и его теоретического выражения в
ревизии марксизма. В этом смысле исключительно важную роль для развития всего
международного рабочего движения и его теоретических основ сыграла и та борьба,
которую большевизм вынужден был вести с оппортунизмом внутри довоенной российской социал-демократии. Потому что
вопросы русской революции были вместе
с тем вопросами и мировой революции
(Сталин).
«В русской социал-демократии, — отмечает
Ленин, — ревизионизм с самого начала
массового рабочего и массового социал-демократического движения 1895–1896 гг.
имел влияние... «Экономизм» 1895–1902
годов, меньшевизм 1903–1908 годов, ликвидаторство 1908–1914 годов есть не что
иное, как русская форма или разновидность оппортунизма и ревизионизма»[1].
В другом месте Ленин в следующих словах характеризует важнейшие этапы этой
борьбы большевизма с оппортунизмом в России.
«Экономизм» был оппортунистическим
течением в русской с.‑д. Его политическая сущность сводилась к программе:
«рабочим — экономическая, либералам — «политическая борьба». Его главной
теоретической опорой был так называемый «легальный марксизм» или «струвизм»,
который «признавал» «марксизм», совершенно очищенный от бешеной революционности
и приспособленный к потребностям
либеральной буржуазии... Старая «Искра» (1900–1903) победоносно провела
борьбу с «экономизмом» во имя принципов революционной социал-демократии...
Эпоха буржуазно-демократической
революции породила новую борьбу
течений социал-демократии, которая была прямым
продолжением предыдущей. «Экономизм» видоизменился в «меньшевизм». В бурные
1905–1907 годы меньшевизм был оппортунистическим течением, которое поддерживали
либеральные буржуа и которое проводило либерально-буржуазные
тенденции в рабочем движении. Приспособление борьбы рабочего класса к либералам — в этом была его суть.
Напротив, большевизм ставил «задачей социал-демократических рабочих поднимать на революционную
борьбу демократическое крестьянство
вопреки шатаниям и изменам либерализма».
Эпоха реакции в совершенно новой форме опять поставила на очередь
дня вопрос об оппортунистической и революционной тактике социал-демократии.
Главное русло меньшевизма, вопреки протестам многим лучших его представителей,
породило течение ликвидаторов,
отречение от борьбы за новую революцию в России, от нелегальной организации и
работы, презрительные насмешки над «подпольем», лозунгом республики и
т. д... Отстаивая верность революционным заветам партии, поддерживая
начавшийся подъем рабочего движения (после событий 1912 г. особенно),
создавая легальную и нелегальную организации, печать и агитацию, «правдисты»
сплотили вокруг себя подавляющее большинство сознательного рабочего класса,
тогда как «ликвидаторы», действуя как политическая сила исключительно в лице
группы «Нашей зари», опирались на всестороннюю помощь либерально-буржуазных элементов»[2].
Но кроме борьбы большевизма с
откровенным оппортунизмом, — указывает Ленин, — «большевизм вырос, сложился и
закалился в долголетней борьбе против мелкобуржуазной
революционности, которая смахивает на анархизм или кое-что от него
заимствует». Здесь Ленин отмечает борьбу большевизма с
социалистами-революционерами, а затем внутри большевистской партии с отзовизмом
и ультиматизмом[3].
Эта борьба большевизма с различными
отечественными проявлениями оппортунизма и ревизионизма справа и «слева» имела
определенные методологические основы и переходила на методологическую почву. Ленин очень рано вскрыл кантианские основы «легального
марксизма» («струвизма») и поставил вопрос об их разоблачении. Ленин неутомимо
вскрывал в меньшевизме извращения философского материализма и уклон к кантианству (у Плеханова, Л. Аксельрод,
Семковского, Деборина), махизм (у
Валентинова, Юшкевича и др.), извращение диалектики
и подмену ее софистикой и эклектикой (у Плеханова, Мартова, Дана, Троцкого и
др.), ревизию основ экономического
учения Маркса (у Маслова, Плеханова), непонимание диалектики исторического
процесса, либеральное понимание классовой борьбы и т. д. Ведя борьбу c «отзовистами» и
«впередовцами», Ленин боролся одновременно с их махизмом (Богданов, Базаров и
др.), «богостроительством» (Луначарский) и т. п.
Борьба, которую Ленин вел с
теоретическими ошибками и политическим оппортунизмом Плеханова, имела в этом
смысле исключительно важное значение не только для русского, но и для мирового
рабочего движения. Рассматривая Плеханова как меньшевика и жестоко критикуя его
оппортунистические позиции (по вопросу о сознательности и стихийности, о
характере русской революции, по аграрному вопросу и т. д.), Ленин в то же
время видел в Плеханове лучшего представителя «меньшевиков-партийцев»,
«рабочих-меньшевиков», отмечал все случаи особой позиции Плеханова, отличной от
меньшевизма, и на известном этапе считал целесообразным «объединение» с
Плехановым для общей борьбы с ликвидаторами. По линии философской это нашло
свое выражение в том, что Ленин ставил Плеханова, как диалектического
материалиста, на много голов выше прочих меньшевиков и в то же время постоянно
и неустанно вел борьбу с философскими ошибками Плеханова, с его
созерцательностью, иероглифизмом и т. д. Ленин подчеркивал все огромное
значение этой философской «разборки» не только для России, но и для всего европейского рабочего движения.
Ленин отмечал также исторические особенности революционной России в ее борьбе с
оппортунизмом и особое значение этой
борьбы, ее богатейший опыт: «В течение около полувека, примерно с 40‑х и до 90‑х
годов прошлого века, передовая мысль в России, под гнетом невиданного дикого и
реакционного царизма, жадно искала правильной революционной теории, следя с
удивительным усердием и тщательностью за всяким и каждым «последним словом»
Европы и Америки в этой области. Марксизм, как единственно правильную
революционную теорию, Россия поистине выстрадала
полувековой историей неслыханных мук и жертв, невиданного революционного
героизма, невероятной энергии и беззаветности исканий, обучения, испытания на
практике, разочарований, проверки, сопоставления опыта Европы. Благодаря
вынужденной царизмом эмиграции
революционная Россия обладала во второй половине XIX в. таким богатством интернациональных связей, такой
превосходной осведомленностью насчет всемирных форм и теорий революционного
движения, как ни одна страна в мире. С другой стороны, выросший на этой
гранитной теоретической базе большевизм проделал пятнадцатилетнюю (1902–1917) практическую историю, которая по богатству опыта не имеет себе равной в свете»[4].
Ленин отмечает здесь одновременно и
то обстоятельство, что русский большевизм впитал в себя весь опыт теоретической
и практической борьбы всего мирового
рабочего движения и тот богатейший опыт, который внесла в мировое рабочее
движение практическая и теоретическая борьба русского большевизма. Русский большевизм не только непосредственно
выступает во II Интернационале в защиту революционных позиций по вопросам международного рабочего движения
(например выступления Ленина в защиту немецких «левых» с.-д., против Каутского
по вопросу об английской рабочей партии, против Р. Люксембург по
национальному вопросу и т. д.), но и вопросы борьбы большевизма с русским
меньшевизмом приобретали международное
значение, вызывали разногласия в руководящих органах II Интернационала,
германской и польской с.‑д. партий и содействовали организации и борьбе
революционных элементов против оппортунистических (организационный вопрос,
вопрос о движущих силах русской революции, проблема объединения русской c.-д.). Теоретический вес, которым пользовались
в глазах западноевропейских «центристов» и оппортунистов оппортунистические
элементы русской социал-демократии (Плеханов, Мартов, Троцкий, и ложное освещение
ими положения в России во влиятельнейших теоретических органах с.‑д. («Neue Zeit», «Vorwärts») также
требовали пристального внимания со стороны большевиков к международному
движению: как известно, беглые русские меньшевики и сейчас поддерживают теснейшую
связь с международным социал-фашизмом, являясь источником его информации о
Советской России!
В этом отношении важное значение
имеет и та борьба, которую большевизм в течение всего довоенного периода вел с троцкизмом. Теоретико-политический путь
Троцкого в течение всех этих лет — путь центриста,
путь непрестанных колебаний и политических «перелетов» от либералов к
марксистам и обратно (Ленин). В немногие моменты только приближаясь к
революционным позициям, Троцкий в огромном большинстве случаев защищает
меньшевизм и ликвидаторство, прикрываясь «революционной» фразой и стремясь
«примирить» и «объединить» все течения русской с.‑д. на почве их мирного
«соревнования».
Эта эклектическая линия троцкизма
получила свое выражение уже в его ранней работе «Наши политические задачи».
Троцкий обрушивается здесь на «политиков» и «якобинцев» — большевиков» которые,
по словам Троцкого, отворачиваются от дистанции, лежащей между объективными и
субъективными интересами рабочего класса, которые «не руководят пролетариатом, потому
что сами исполняют его обязанности», которые «пытаются давить на другую
общественную организацию отвлеченной
силой классовых интересов, а не реальной силой пролетариата»: короче говоря,
большевики «думают и решают» за пролетариат. В противоположность
якобинцам-большевикам, Троцкий предлагал социал-демократам «быть только
выразителями объективных тенденций»,
питать «несокрушимое доверие к исторической «воле» пролетариата». Обвиняя
большевиков в «организационном фетишизме», в «политической метафизике», в
«политическом рационализме», Троцкий доказывал, что «не только общественному
развитию в целом, но и отдельной партии нельзя
предписать пути развития. Их можно только вывести из данных историей
условий и расчищать путем неустанной критической работы». Взамен
«организационного плана», Троцкий
предлагал рассчитывать на «медленный, но неуклонный рост классового сознания».
Троцкий указывал, что пролетариат «неспособен еще давать уроки своей
интеллигенции», что большевики «теоретически терроризируют» интеллигенцию:
«Ортодоксализм предусматривает все...
Кто отрицает это, тот должен быть извергнут, кто сомневается, тот близок к отрицанию...» Троцкий предлагал
поэтому «соревнование разных методов экономического и политического
строительства», путем долгих «споров», путем «систематической борьбы различных течений внутри социализма»[5].
Уже здесь проявились все характерные
черты троцкистской методологии. С одной стороны, идеалистический субъективизм и волюнтаризм, получивший свое
выражение в интеллигентском анархизме Троцкого по отношению к партии и ее
решениям, в стремлении обеспечить свободу фракций и течений внутри партии, в
противопоставлении «волн» пролетариата плану и рациональному предвидению
партийной тактики. С другой стороны, здесь же ярко проявился меньшевистский механистический фатализм Троцкого, его
непонимание соотношения между пролетариатом и партией, его защита
меньшевистской «тактики-процесса» вместо «тактики-плана», его узкий эмпиризм, враждебный широким обобщениям.
Революция 1905 г. вызвала со
стороны центриста Троцкого те же колебания в сторону революционных воззрений,
какие она вызвала и у центриста Каутского: Троцкий солидаризировался со
взглядами Каутского на нашу революцию в книжке «В защиту партии». Отметив это
словесное «приближение» Троцкого к революционным позициям на Лондонском съезде
1907 г., Ленин счел необходимым оговорить свое несогласие с троцкистской
теорией «непрерывности революции», развивавшейся Троцким и Парвусом. Тогда же
Ленин отметил всю беспринципность Троцкого, указав в частности, что проявленная
Троцким по вопросу о думской фракции «боязнь признания ошибок» есть «непартийное нечто в нашей партии»[6].
Теория перманентной революции
Троцкого в ее применении к 1905 г., как указывал Ленин, представляла собой
«игнорирование буржуазного характера революции, отсутствие ясной мысли по
вопросу о переходе от этой революции
к революции социалистической». Эта «оригинальная» теория «брала у большевиков
призыв к решительной революционной борьбе пролетариата и к завоеванию им
политической власти, а у меньшевиков — отрицание
роли крестьянства». Как отмечал Ленин, эта теория на деле помогала
«либеральным рабочим политикам России» (т. е. меньшевикам-ликвидаторам),
которые под отрицанием роли крестьянства понимали «нежелание поднимать крестьянство на революцию».
И действительно, теория перманентной
революции Троцкого, стремившегося быть «революционнее всех», представляла собой
характерное для него соединение идеалистического
авантюризма и явно механистической
недооценки внутренних сил и
возможностей нашей революции, упование на мировую революцию и в то же время
непонимание противоречивых путей общего развития мировой революции и особой
роли в этом общем развитии каждой отдельной революционной страны.
«Предоставленный своим собственным силам, — писал Троцкий, — рабочий класс
России будет неизбежно раздавлен контрреволюцией, когда крестьянство отвернется от него. Ему ничего другого не останется,
как связать судьбу своего политического господства, а, следовательно, судьбу
всей российской революции с судьбой социалистической
революции в Европе... С государственной властью в руках, с контрреволюцией
за спиной, с европейской реакцией перед собой, он бросит своим собратьям во
всем мире старый призывный клич: «пролетарии всех стран, соединяйтесь»[7].
Здесь за революционной фразой Троцкого так и выпирает весь с.‑д. меньшевистский
пессимизм, здесь проявилось его метание от фаталистической пассивности к
авантюре. Здесь уже были заложены все методологические основы будущего
троцкистского неверия в возможность
построения социализма в одной стране. Эти взгляды получили свое дальнейшее
развитие в троцкистском отрицании закона неравномерности развития капитализма
при империализме и в его теории неизбежных «столкновений» пролетариата с
крестьянством.
Во время борьбы большевизма с
ликвидаторами Троцкий выступил в качестве «объединителя» и «примиренца», все
время плетясь за меньшевиками, но прикрываясь звонкой фразой. Вместе с Мартовым
Троцкий с позиций меньшевизма «информировал» тогда европейских с.‑д. об этой
борьбе в заграничной печати, поднося марксистски подкрашенные либеральные взгляды. Философия истории
Троцкого сводилась к тому, что в борьбе большевизма с ликвидаторством он видел
«приспособление марксистской интеллигенции к классовому движению пролетариата»,
он находил в этой борьбе большевизма «сектантский дух, интеллигентский
индивидуализм, идеологический фетишизм»,
«борьбу за влияние на политически
незрелый пролетариат». Таким образом игнорируя классовый смысл происходящей борьбы, Троцкий идеалистически сводил
ее к борьбе личностей, вождей, интеллигентских групп. Здесь также проявился тот
исторический идеализм Троцкого, который в дальнейшем нашел свое выражение в
идеалистической оценке Троцким Октябрьской революции и вопросов внутрипартийной
борьбы в Российской коммунистической партии. Отметив этот неклассовый,
нематериалистический подход Троцкого, Ленин попутно отмечает и связь этих
воззрений с троцкистской теорией перманентной революции, c его недооценкой сил пролетариата. «Троцкий извращает большевизм, — писал
Ленин, — ибо Троцкий никогда не мог усвоить себе сколько-нибудь определенных
взглядов на роль пролетариата в русской
революции»[8].
Центризм Троцкого нашел свое
выражение и в период империалистской войны, когда Троцкий защищал дискуссию
«единства» с социал-оборонцами, когда он всячески замалчивал оппортунизм
Каутского, когда, признавая на словах лозунг самоопределения наций, он не
выдвигал требования самоопределения наций, угнетенных господствующей нацией.
Ленин подчеркнул тогда «каутскианский» характер троцкизма. Защищая лозунг
«Соединенных штатов Европы», находившийся в полной гармонии с его непониманием
неравномерности развития капитализма и с его теорией непрерывной революции как
единовременного акта, Троцкий, как это уже тогда отметил Ленин, тем самым
обосновывал «невозможность победы
социализма в одной стране»[9].
Предреволюционный троцкизм таким
образом представлял собой подготовку той же системы троцкистских воззрений,
которые получили свое развернутое выражение в течение временного пребывания
троцкистов в коммунистической партии и в мировом коммунистическом движении[10].
Ленин считал троцкизм особенно вредным: троцкисты и соглашатели «вреднее всякого ликвидатора, ибо
убежденные ликвидаторы прямо отмечают свои взгляды, а господа Троцкие обманывают рабочих, прикрывают зло»[11].
Превращение троцкизма в контрреволюционное течение подтвердило этот гениальный
прогноз Ленина, неутомимо ведшего борьбу с троцкизмом в продолжение всего
предреволюционного периода развития большевизма.
Из всего этого можно судить,
насколько соответствуют истине басни Троцкого об идейном «перевооружении»
Ленина в Октябре и троцкистские измышления о тождестве довоенного троцкизма и
ленинизма.
Комментариев нет:
Отправить комментарий