Первые победы ивановской молодёжи.

Все знают, как много горячих молитв вознесли кулаки и попы, прося у бога гибели Красной армии.

Напрасно молился и ивановский поп с кулаками. Из ивановской молодёжи погибли немногие, большинство же вернулось домой. И вскоре снова заговорили о переустройстве села.

Это было в 1921 году. В Ивановском районе проходило межселенное землеустройство. В 1922 году землеустройство было окончено и в Ивановском. Только теперь 45 гектаров полевой церковной земли были переданы в общее пользование ивановцев. Оставалось только перейти на многополье и широкополосицу, но для этой внутриселенной работы опять-таки не было землемера.

Все, кому не по нутру были новые земельные законы и делёжка по едокам, только радовались, что дело затягивается. Но в культурно-просветительном кружке гремели уже землемерной цепью и упражнялись на бумаге в разбивке полей и отдельных полос. Главными землемерами кружок выставил опять Ларионова и Фролова. На первой же из сходок молодёжь решительно внесла предложение приступить к переходу на многополье.

— Известно, надо, — раздавались голоса крестьян. — Четыре года и так не за нюх табаку у села пролетели. Умные мужики давно клевер с полей собирают, а мы всё сеять собираемся, а косим в болоте.

— Пора, пора... Начинай, ребята... Крошите умнее, а если напортите — тогда не пеняйте, достанется вам.

Все члены «синадриона» были на сходке. Сначала они молчали, но наконец не вытерпели. Заглядывая в план, они смеялись над ним, ругались.

Серьёзно заговорил первым из членов церковного «синадриона» Дубов. Он состоял в должности помощника церковного старосты и давно считал себя за самого умного по всей монастырщине. Теперь же он оказался пострадавшим больше всех, так как в государственной кассе были задержаны принадлежавшие ему 10 тысяч рублей.

— А на кой оно нам сдалось, православные, многополье-то это, — говорил Дубов. — Всё бога перемудрить норовят... Хрен ли баить — так и вышло. Нет, бога не перемудришь. Бог не даст, и земля не уродит, как её ни кромсай.

— Слышали это... Поумней чего бы сказал…

Выступила вдова Дарья Попенышева. Муж её имел в селе гребёночную мастерскую, а бедняки кустари работали на него. Голос Дарья имела зычный, всегда выступала на сходках и прозвана была Громобой.

— Православные!.. Православные!.. — завопила она. — Опомнитесь!.. Порадейте о себе и малых детях... Ведь душат... Не дам на поруганье свою матушку-землю... Слышите!.. Делить — делите, а мою землю не троньте! Не допущу!.. Топором зарублю! Не имеете права обижать вдову одинокую!

Слушай, Дарья!.. Стой!.. Обожди!.. — слышались голоса, — Разберись, а зря не ори... Ведь церковная-то земля теперь нашей считается. Надо же её включить в общий севооборот.

На это отозвался с вопросом председатель церковного совета Смирнов Михаил.

— А может, мы и не желаем вашего этого севооборота?

— Кто это мы?

— Мы, народ православный — вот кто, — ответил Смирнов.

Вслед за ним взъерепенился, заголосил, заглушая один другого, весь церковный «синадрион».

— Не трогать церковную землю.

— Покарает господь.

— Опомнитесь, православные, коли не поздно...

— Нет, уж и так поздно, — раздавались голоса. — Четыре года назад такое дело-то надо бы начинать.

Не встречая сочувствия, кулаки повернули иначе. Опять выступил Дубов.

— Ну так грабьте храм божий... Видно одолели черти святое место... Делите и церковную землю. Недаром в писании говорится: «И разделиша ризы мои на куски». Но только нашу долю из церковной земли не троньте. Жертвуем свою долю на благолепие храма господня. Я думаю, что не все-то продали душу чёрту. Кому душа дорога, тот церковного не возьмёт.

— Вот это умно! Правильно! — орала Дарья Попенюшева. Мою долю тоже господу богу, Николе, матушке...

— Так точно и сделаем, — отвечал Фролов. — Кому не полагается, так вершка зря не отмеряем. Не прошибёмся. Значит направляемся в поле. Первое поле нарежем под рожь. По ржи клевер весной посеем.

— На голоса надо...

— Давайте на голоса... Всем понятно, о чём орали?

— Голосуй, православные, за веру христову!.. — умоляюще взывал Дубов. — Голосуй, не трогайся... Ну... Кто за веру христову?

Голосовали три раза, а выходило одно: за веру христову меньшинство.

Сход последовал в поле за молодёжью. Потоптавшись на месте, отправился в поле и весь «синадрион». А в поле и всплыл тот спорный вопрос, который пропустили на сходе. Подсчитывая общее количество едоков, Ларионов и Фролов не упоминали ни попа, ни попадьи, ни детей их. Кулаки спохватились.

— Это по какому же праву? — обратились они к Ларионову и Фролову.

— Не полагается ему, как самому нерадивому хозяину всего ивановского прихода. Землю имел и не пахал, и отец покойный его не работал. Стало быть, к чему же ему земля. Опять запустить под сорные травы.

Вскоре в поле явился поп и обратился ко всем с плаксивой, но ехидной речью. Эти жалобы до того растревожили сердца некоторых защитников веры христовой, что один из них не выдержал и ударил в спину колом Ларионова. Другой пустился с топором за убегавшим с землемерной цепью Фроловым. Пущенный в спину Фролова топор пролетел мимо. Дубов даже крякнул от досады. Кто-то ткнул кулаком Дубова в спину, и вслед за этим в поле произошла самая отчаянная мирская ругательская перепалка.

Вернуться к оглавлению.