Весеннее утро. В Ивановском — сходка. На сходке — агроном,
землемер, представитель от вика. Говорят о доходности различных севооборотов и
отдельных полевых культур, о пользе широкополосицы, о том, насколько выгоднее
было бы совершенно уничтожить полосы и пахать сообща.
Слушают все спокойно. Даже такие враги, как члены «синадриона»,
слушая, кряхтят, многозначительно кашляют, щурят лукавые бельма, кому-то
кивают, но в разговор не пускаются. Но как только речь дошла до землеустройства
колхоза, языки врагов развязались.
— Земли им. В отдельном куске... Так мы и знали — договоритесь
до этого. Как же не дать им землицы... Дадим... Есть такая у нас... На болота.
На выселку их, православные. Там им самое подходящее место.
— Этого сделать нельзя, колхозу земля должна быть отведена в
одном месте и там, где это удобней, — говорил землемер.
— А болота кому?
— Болота у вас под покосом. Колхозу по числу едоков будет
нарезана часть и в болотах.
— Ну, против болота мы не стоим. Нарезайте... Но в полях
самоуправства вашего не допустим.
— Это не самоуправство, а производится согласно советских земельных
законов, — заявил представитель от вика.
Принялись серьёзно обсуждать, какие же именно ополицы и
окрайки отдать колхозу. Оказалось, что если землю давать колхозу в одном куске
на 108 едоков, то с какого негодного окрайка ни начинай, всё же колхоз зацепит
немало хорошей земли. А между прочим, все знали, что, если идти от села на все
четыре стороны — к селу Рогачёво и Телешово, к деревням Попихе и Новосёлкам, — везде
имеются ополицы и окрайки. Поэтому и решили: нарезать колхозу 4 участка.
Представитель от вика и землемер уверяли, что все эти
рассуждения бесполезны, но против них снова решительно выступил Дубов.
— Как, бесполезны. Плохие вы власти, коли не знаете своих же
советских законов. Уверяю вас, православные, — кричал Дубов. — Клянусь. Нет
такого ещё закона, чтобы лодыри, голь перекатная владели хорошей землёй. Голову
нам забивают. Опомнитесь. Поймите пока не поздно.
— Ну, а ты-то как думаешь?
— А вот как: в центру надо ехать — в Москву. Прошенье
мирское составить и ехать. Только теперь же, немедленно.
— К архимандриту что ли надумал? — пошутил кто-то.
— Знаем, куда поехать. К Калинину, к Михаилу Иванычу — вот
куда мы поедем. Сегодня на станцию, завтра в Москву, а послезавтра и решение
вам доставим.
Сходка затихла. Противники землеустройства колхоза
шушукались, смотрели на Дубова, как на спасителя. Недоверчиво спрашивали:
— Ой ли, выйдет дело-то?
— Кого же поумнее направить с прошеньем-то?
— Его самого и просить.
— Правильно. Потрудись ещё раз — век не забудем.
— За мир православный — куда угодно. И он вот, думаю, не
откажется, — указывал Дубов на председателя церковного совета Смирнова. — Всегда
служители для мира — так и будем служить.
— Спасибо. Путь вам дорога.
— А ведь по дорогам-то, православные, даром не возят. Пить,
есть при том надо.
— Ишь ты ведь и в голову никому не пришло.
— Ну, кто, православные, с этим согласен, чтобы Дубова и
Смирнова к Калинину на поклон... То, что кто может, гоните монету.
Набралось около половины села. И как не набраться. Ведь едет
не кто-нибудь, а помощник церковного старосты Дубов и председатель церковного
совета Смирнов, и к тому же к самому Калинину, Михайле Иванычу. Даже не верящим
в это дело и то желательно испытать, что из этого выйдет. «Страсть какое дело —
кину двугривенный, зато узнаю — чья правда».
Деньги собраны, подсчитали: 18 рублей.
— Хватит, — говорит Дубов. — Ещё лишки останутся. Ну, может
кому сунуть придётся.
— Смотри Калинину не подсунь. Он те подсунет..
— Не промахнёмся.
Я не буду рассказывать, чем окончилась сходка, где писалось
прошение против колхоза, кто к прошению прикладывал руки. Дубов и Смирнов дело
исполнили точно, в Москве побывали и через день вернулись обратно. К этому
времени землемер уже наметил землю для колхоза.
Интересно было узнать, что же скажет на это Дубов. Но Дубов,
вернувшись, не выходил из дома. На вопросы к приходящим его навестить махал
рукой и молчал. Только и промолвил кое-кому из ближних:
— Всякая власть от бога — и здесь и там она одинакова.
Но чем же прижать колхоз. Терялись в догадках. Но вот вспомнили:
как-то две крестьянских безземельных семьи из другой деревни просили ивановцев
принять их в своё земельное общество. Тогда им наотрез отказали. Теперь же им
предложили спешно подать заявление.
— Вы поймите, какое тут дело, — втихомолку поясняли враги
колхоза, — они на нашей стороне будут, а им ведь десятин пять придётся. Ну, а
какие они крестьяне. Обязательно они землю бросят, и она достанется нам. А
колхозу теперь из-за этого достанется меньше. Поняли?
Две чужих семьи были приняты. Колхозники не противились. Этим
и закончилась борьба против землеустройства колхоза.
На долю
колхоза нарезали 63 гектара полевой земли. Земля была нисколько не лучше, чем у
других. В колхозный участок входили не только отдельные единоличные запущенные
полосы, но и сплошные куски до двух гектаров. Кроме того этот участок
пересекался широким оврагом, превращавшимся местами в болото. 10 гектаров
оврага и затопляемых им низин были в покосе. В добавление к 73 гектарам в поле,
колхозу было отведено 65 гектаров в болотах. Всего же ивановцы имели 205
гектаров болот.
Комментариев нет:
Отправить комментарий