Посмотрим теперь, как справился съезд с поставленными ему
задачами. С этой целью мы прежде всего приведём целиком опубликованные им
решения:
МАНИФЕСТ
Российской Социал-Демократической Рабочей Партии.
«Пятьдесят лет тому назад над Европой пронеслась живительная
буря революции 1848 года.
Впервые на сцену выступил — как крупная историческая сила
современный рабочий класс. Его силами буржуазии удалось смести много устарелых
феодально-монархических порядков. Но буржуазия быстро рассмотрела в новом
союзнике своего злейшего врага и предала и себя, и его, и дело свободы в руки
реакции. Однако, было уже поздно: рабочий класс, на время усмирённый, через 10–15
лет снова появился на исторической сцене — с удвоенными силами, с возросшим
самосознанием, как вполне зрелый боец за своё конечное освобождение.
Россия всё это время оставалась, по-видимому, в стороне от
столбовой дороги и исторического движения. Борьбы классов в ней не было видно,
но она была, и, главное, всё зрела и росла. Русское правительство с похвальным
усердием само насаждало семена классовой борьбы, обездоливая крестьян,
покровительствуя помещикам, выкармливая и откармливая насчёт трудящегося
населения крупных капиталистов. Но буржуазно-капиталистический строй немыслим
без пролетариата или рабочего класса. Последний родится вместе с капитализмом, растёт
вместе, крепнет по мере своего роста и всё больше и больше наталкивается на
борьбу с буржуазией.
Русский фабричный рабочий, крепостной и свободный, всегда вёл
скрытую и явную борьбу со своими эксплуататорами. По мере развития капитализма,
размеры этой борьбы росли, они захватывали всё большие и большие слои рабочего
населения. Пробуждение классового самосознания русского пролетариата и рост
стихийного рабочего движения совпали с окончательным развитием международной
социал-демократии, как носительницы классовой борьбы и классового идеала
сознательных рабочих всего мира. Все новейшие русские организации всегда в
своей деятельности сознательно или бессознательно действовали в духе социал-демократических
идей. Силу и значение рабочего движения и опирающейся на него социал-демократии
всего ярче обнаружил целый ряд стачек в последнее время в России и Польше, в
особенности знаменитые стачки петербургских ткачей и прядильщиков в 1896 и 1897
годах. Стачки эти вынудили правительство издать закон 2‑го июня 1897 года о
продолжительности рабочего времени. Этот закон — как бы ни были велики его
недостатки — остаётся навсегда достопамятным доказательством того
могущественного давления, которое оказывают на законодательную и иную
деятельность правительства соединённые усилия рабочих. Напрасно только
правительство мнит, что уступками оно может успокоить рабочих. Везде рабочий
класс становится тем требовательнее, чем больше ему дают. То же будет и с
русским пролетариатом. Ему давали до сих пор лишь тогда, когда он требовал и впредь будут давать лишь то,
чего он потребует.
А чего только не нужно русскому рабочему классу? Он
совершенно лишён того, чем свободно и спокойно пользуются его заграничные
товарищи: участия в управлении государством, свободы устного и печатного слова,
свободы союзов и собраний — словом, всех тех орудий и средств, которыми западноевропейский
и американский пролетариат улучшает своё положение и вместе с тем борется за своё
конечное освобождение, — против частной собственности, за социализм.
Политическая свобода нужна русскому пролетариату, как чистый воздух нужен для
здорового дыхания. Она — основное условие его свободного развития и успешной
борьбы за частичные улучшения и конечное освобождение.
Но нужную ему политическую свободу русский пролетариат может
завоевать себе только сам.
Чем дальше на восток Европы, тем в политическом отношении
слабее, трусливее и подлее становится буржуазия, тем большие культурные, политические
задачи выпадают на долю пролетариата. На своих крепких плечах русский рабочий
класс должен вынесть и вынесет дело завоевания политической свободы. Это
необходимый, но лишь первый шаг к осуществлению великой исторической миссии
пролетариата, к созданию такого общественного строя, в котором не будет места
эксплуатации человека человеком.
Русский пролетариат сбросит с себя ярмо самодержавия, чтобы с
тем большей энергией продолжать борьбу с капитализмом и буржуазией до полной
победы социализма.
Первые шаги русского рабочего движения и русской
социал-демократии не могли не быть разрозненными, в известном смысле
случайными, лишёнными единства и плана. Теперь настала пора объединить местные
силы, кружки и организации русской социал-демократии в единую «Российскую
Социал-Демократическую Рабочую Партию». В сознании этого, представители: «Союзов
Борьбы за Освобождение Рабочего Класса», группы, издающей «Рабочую Газету», и «Общееврейского
рабочего Союза в России и Польше» устроили съезд, решении которого приводятся
ниже.
Местные группы, соединяясь в Партию, сознают всю важность
этого шага и всё значение вытекающей из него ответственности. Им они
окончательно закрепляют переход русского революционного движения в новую эпоху
сознательной классовой борьбы. Как движение и направление социалистическое,
Российская Социал-Демократическая Рабочая Партия продолжает дело и традиции
всего предшествующего революционного движения в России; ставя главнейшею из
ближайших задач Партии в её целом завоевание политической свободы,
социал-демократия идёт к цели, ясно намеченной ещё славными деятелями старой «Народной
Воли». Но средства и пути, которые выбирает социал-демократия, иные. Выбор их
определяется тем, что она сознательно хочет быть и остаться классовым движением
организованных рабочих масс. Она твёрдо убеждена, что «освобождение рабочего
класса может быть только его собственным делом», и будет неуклонно
сообразовывать все свои действия с этим основным началом международной
социал-демократии.
Да здравствует русская, да здравствует международная
социал-демократия!»
Решения Съезда[1].
«1) Организации: «Союзов Борьбы за Освобождение Рабочего
Класса» групп «Рабочей Газеты» и «Общеевропейского Рабочего Союза в России и
Польше» сливаются в единую организацию, под названием «Российской Социал-Демократической
Рабочей Партии», причём «Общеевропейский Рабочий Союз в России и Польше» входит
в Партию, как автономная организация, самостоятельная лишь в вопросах,
касающихся специально еврейского пролетариата.
2) Исполнительным органом Партии является Центральный
Комитет, избранный съездом Партии, которому он и отдаёт отчёт в своей
деятельности.
3) На обязанности Центрального Комитета лежит:
а) создание и доставка местным комитетам литературы;
б) организация таких предприятий, которые имеют общее для
всей России значение (празднование 1‑го мая, издание листков по поводу
выдающихся фактов, помощь стачечникам и проч.).
4) В особо важных случаях Центральный Комитет руководится
следующими принципами:
а) в вопросах, допускающих отсрочку, Центральный Комитет
обязан обращаться за указаниями к съезду Партии;
б) в вопросах, не допускающих отсрочки, Центральный Комитет,
по единогласному решению, поступает самостоятельно, отдавая отчёт в сделанном
ближайшему очередному или экстренному съезду Партии.
5) Центральный Комитет имеет право пополнять свой состав
новыми членами.
6) Средства Партии, которые находятся в распоряжении
Центрального Комитета, составляются:
а) из добровольных единовременных взносов местных комитетов в
момент образования Партии;
б) из добровольных периодических отчислений из средств
местных комитетов и
в) из специальных сборов на Партию.
7) Местные комитеты выполняют постановления Центрального
Комитета в той форме, которую они найдут, более подходящей по местным условиям.
В исключительных случаях местным комитетам предоставляется право отказаться от
выполнения требований Центрального Комитета, известив его о причине отказа. Во
всём остальном местные комитеты действуют вполне самостоятельно, руководясь
лишь программой Партии.
8) Партия через свой Центральный Комитет вступает в сношения
с другими революционными организациями, поскольку это не нарушает принципов её программы
и приёмов её тактики. Партия признаёт за каждою национальностью право самоопределения.
Примечание. Местные комитеты вступают в
сношения с такими организациями только с ведома и по указанию Центрального
Комитета.
9) Высшим органом Партии считается съезд представителей
местных комитетов. Съезды бывают очередные и экстренные. Каждый очередной съезд
назначает время следующего очередного. Экстренные съезды созываются Центральным
комитетом, как по собственной инициативе, так и по требованию двух третей числа
местных комитетов.
10) «Союз Русских Социал-демократов» за границей является
частью партии и её заграничным представителем.
11) Официальным органом Партии является «Рабочая Газета».
Подробная программа Партии будет опубликована по рассмотрении её местными
комитетами»[2].
Манифест начинается с противопоставления будущей русской
революции — революции 1848 года, к пятидесятилетию которой как раз собрался
съезд. 1848‑й год важен не как год падения западноевропейского самодержавия, а
как начало классовой борьбы пролетариата. Рабочий класс с этого момента перестаёт
быть слепым политическим орудием в руках буржуазии; с этого года он начинает
свою самостоятельную классовую роль. И эта роль тем значительнее, чем трусливее
и оппортунистичнее в революционном отношении является в момент выступления
пролетариата буржуазия данной страны. Далее манифест переходит к анализу
русских общественных отношений и подчёркивает классовый характер нашего
самодержавия, всего нашего общественного строя. Наш абсолютизм не носит ярко
выраженного феодально-сословного характера, враждебного развитию капитализма;
он приспособился к буржуазно-капиталистическому строю, а русская буржуазия, в
свою очередь, приспособилась к абсолютизму. Отсюда ясно, что политическая
борьба русских рабочих должна носить и в действительности уже носит ярко
выраженный классовый характер. Русская буржуазия тем более мирится с
самодержавием, что оно является её верным союзником в защите её интересов от
домогательств пролетариата. Победа-же пролетариата над буржуазией России
является в то же время победой его над самодержавием. Лучшим доказательством
тому служит закон 2‑го июня 1897 г. Следует ли отсюда, что русскому
пролетариату нечего бороться за ближайшие политические требования, а
ограничиваться лишь одной экономической борьбой с буржуазией. На этот вопрос
манифест категорически отвечает — нет, потому что «политическая свобода нужна
русскому пролетариату. как чистый воздух нужен для здорового дыхания». Но,
пользуясь уроками западноевропейских товарищей, русский пролетариат завоюет
себе свободу сам, не ожидая помощи со стороны буржуазных классов. И тем не
менее, несмотря на то, что революцию в России, по мнению авторов манифеста, произведёт
пролетариат только своими собственными силами, они отмечают, что ближайшая
революция не может совпасть с революцией социалистической. Это будет «лишь первый
шаг к осуществлению великой исторической миссии пролетариата».
В заключении Манифест указывает на то, что новое,
социал-демократическое движение признаёт преемственную связь между собой и
всеми предыдущими революционными движениями в России, что оно продолжает их
дело, но в то же время резко расходится с ними в средствах и формах борьбы.
Каждый шаг, предпринимаемый новой партией, будет определяться классовыми
интересами пролетариата, и она всегда будет помнить, «что освобождение рабочего
класса может быть только его собственным делом». Заканчивается Манифест
выражением солидарности с международной социал-демократией.
В Манифесте уже съезд разрешил вопрос, который был
поставлен, но не решён ещё «программой съезда», а именно, должны ли местные
организации слиться в единую партию или удовлетвориться федерацией отдельных
групп. Достигнутое принципиальное единство по основным программным вопросам
делало вопрос о полном слиянии неизбежным. Съезд признал, что все вступившие в
партию организации могут и должны действовать по одному плану, подчиняться
одним и тем же директивам. Была выделена лишь одна группа вопросов, касающихся
специально еврейского пролетариата, решение которых съезд изъял из компетенции
всей партии, предоставив его автономной организации «Обще-еврейского Рабочего
Союза в России и Польше» (Бунду).
Как понимал съезд автономию Бунда, мы видим из статьи, помещённой
в центральном органе Бунда сейчас же после съезда: «Положение евреев в России,
— говорится там, — политика правительства по отношению к ним и другие
особенности (как, например, отдельный язык) создали у еврейского пролетариата
специальные интересы, требующие специальной защиты. Защиту то этих специальных
еврейских интересов сможет взять на себя отдельная еврейская организация,
имеющая полное право защищать их так, как она находит это нужным, причём партия
не вмешивается в деятельность этого Союза. В делах же, касающихся всего
русского пролетариата, без различия национальности и религии, «Еврейский Союз»
обязан, как часть партии, подчиняться Центральному Комитету. Понятно, что «Еврейский
Союз» не имеет особой привилегии в партии. Партия относится к «Еврейскому Союзу»
так же, как она относится ко всякой рабочей организации, защищающей специальные
интересы рабочих какой-либо нации»[3].
Съезд, назвав вновь образовавшуюся партию «Российской» а не «Русской»,
тем самым подчеркнул, что рамки партии должны быть шире узконациональных
интересов русских рабочих, что они
должны быть настолько широки, чтобы вместить в себя пролетариев всех
национальностей, живущих в пределах Российской империи. Но вместе с этим съезд
принял также пункт о национальном самоопределении. Таким образом, по
национальному вопросу им была установлена следующая точка зрения. Исходя из
интересов всего пролетариата России, желательно бороться под одним общим
партийным знаменем с общим для всех врагом: но в то же время пролетариат каждой
национальности вправе выставлять свои национальные интересы, которые могут не
совпадать с интересами пролетариата всей остальной России. Партия должна
допустить возможность стремления у пролетариата той или иной национальности
отделиться от Российской империи, бороться за государственную независимость или
автономию своей национальности, тем приобрести право на отдельное существование
своей национальности и социал-демократической партии. Все остальные
национальные организации, не считающие своей задачей добиться отделения своей
нации от России, входя в Российскую партию, должны, подобно Бунду, пользоваться
автономией, чтобы в рамках единой партии бороться против специального угнетения
своей национальности при помощи своей национальной литературы и языка.
Выше мы уже говорили, что инициаторы съезда, приглашая на
съезд, должны были руководиться, главным образом, тем, существует ли между ними
и данной организацией единомыслие по важнейшим программным вопросам.
Несомненно, однако, что при этом не принимались в расчёт разногласия по
вопросам организационным; а что такие разногласия намечались, мы видели уже из
досъездовских документов. Местная практика выработала самые различные типы
местных организаций, например, петербургский и бундовский. Нам известно, что
споры по организационному вопросу, хотя бы, например, в Петербургском Союзе в
то время не отлились ещё в принципиальную форму; вопрос этот, по крайней мере,
в сознании спорящих не был ещё связан с общим мировоззрением, с программными
вопросами[4].
Таким образом, товарищи, вполне единомыслящие по программным вопросам, могли
резко разойтись по вопросам организационным, что, несомненно, и произошло на
съезде.
В решениях съезда мы совершенно не находим ответа на жгучий
в то время для каждого практика вопрос, как построить местную организацию, как
фактически сорганизовать уже имеющиеся налицо элементы рабочей армии. Мы уже
видели, какое важное место уделяли этому вопросу авторы «Программы съезда» и «Объяснительной
записки». Не мог не признать серьёзности и важности этого вопроса и съезд, и
если, тем не менее, он не принял по этому поводу никаких решений, то это можно
объяснить только тем обстоятельством, что он не в состоянии был примирить
тактику различных мест, выработать общую схему местной организации, годную и
для Петербурга, и для Бунда, или навязать всем организациям практический опыт
какой-нибудь одной из них. Местным организациям предоставляется право, ничем не
ограничиваемое, организовываться по тому плану, который они найдут более
подходящим по местным условиям. В этом вопросе каждый местный комитет совершенно
автономен, для него обязательны лишь партийная программа, да те проводимые
через посредство Ц. К. постановления съезда, которые, по его мнению,
соответствуют местным условиям.
На съезде ясно обнаружилась одна весьма характерная черта.
Все принимавшие в нём участие местные организации были построены на принципах
строгой централизации. У себя на местах, они энергично боролись против всякой
попытки ограничения своей руководящей роли и своего права распоряжаться низшими
организациями. Но съехавшись на съезд и приступив к выработке общепартийного
устава, эти строгие централисты сразу проявили поразительную боязнь партийной
централизации, создания действительно дееспособного центра. Согласно решениям
съезда, Центральный Комитет является исключительно лишь исполнителем
постановлений съезда, и только в экстренных, не терпящих отлагательства случаях
Ц. К. может действовать самостоятельно, да и то при условии, если данное
решение принято им единогласно. Во всех же остальных случаях он обязан созвать
съезд и решение вопроса предоставить ему. Даже суверенитет съезда, этого
высшего органа партии, подвергнут ограничению со стороны местных комитетов;
так, в исключительных случаях местным комитетом предоставлено право
отказываться от выполнения его постановлений. Боязнью централизации можно
объяснить также и не обязательность, а «добровольность» во взносе в кассу
Ц. К. единовременных и периодических отчислений.
В этом опасении потерять благодаря созданию партии частичку
своей самостоятельности сказалась вся история наших организаций. До сих пор
каждая из них появлялась на свет, росла и развивалась сама по себе, без всякой
помощи и поддержки со стороны других организаций. Она ещё совершенно не знает
своих соседей: ей кажется, что её история резко разнится от истории всех других
организаций, и что условия её работы совершенно не похожи на условия работы её соседей.
И вот, отправляясь на съезд, такая организация прежде всего заботится о
сохранении своей местной самостоятельности от возможных посягательств на неё
чуждого ей коллектива из представителей других организаций. Представители «Бунда»,
вернувшись со съезда, торопятся успокоить своих сочленов: «Партия, поставившая
себе целью объединение различных групп русского пролетариата, — читаем мы в уже
цитированной статье из Arbeiterstimme, — для общей планомерной борьбы с
эксплуататорами, ни в коем случае не имеет в виду лишить отдельные вошедшие в
её состав организации самостоятельности. Она оставит местным комитетам и
отдельным союзам достаточно свободы, чтобы вести свои местные дела так, как они
считают это полезным. Кроме широкой свободы самостоятельно вести свои местные
дела, комитеты имеют право отказаться от резолюций и решений Центрального
Комитета Партии, если местный комитет не находит возможным выполнение этих
решений в силу условий данного места... Эта политика Партии умна и практична.
Партия не желает, чтобы все рабочие союзы плясали по одной дудке. Дела,
касающиеся отдельных групп рабочих, она оставляет за теми, которые сумеют лучше
справиться с ними»[5].
У себя дома «Бунд», конечно, рассуждал иначе: постановление его Ц. К. были
обязательны для всех «рабочих групп», входящих в состав бундовской организации.
Наряду с Центральным Комитетом[6]
съезд утвердил и официальный орган Партии. Избрав таковым «Рабочую Газету», он
тем самым, с одной стороны, решил в положительном смысле вопрос о том, что
официальный орган Партии должен издаваться в России, а с другой — что
направление «Рабочей Газеты» соответствует направлению, которого намерена
держаться Партия.
Своим заграничным представителем съезд признал «Союз русских
социал-демократов», но дал ли он ему какие-нибудь инструкции и полномочия — совершенно
неизвестно.
Съезд закончил свои работы, делегаты разъехались по местным
комитетам, Ц. К. издал манифест, а вскоре затем все — и местные комитеты,
и Ц. К. (за исключением Радченко), и редакция, и типография «Рабочей
Газеты» — были арестованы.
Таким образом, единственное, что сохранилось от трудов съезда,
это выработанный им Манифест, да провозглашённая им форма партии, и тем не
менее работа его не пропала даром. В России было, наконец, водружено
собственное революционное социал-демократическое знамя.
Рабочие на местах, читая прокламации и листки с заголовком
Р. С.-Д. Р. П., знали теперь, что они не одиноки в борьбе за
рабочее дело, что и в других городах выпускаются листки с таким же заголовком,
что их организация не единственная, что в других местах существуют такие же
организации, которые преследуют общую с ними цель и ведут борьбу тем же
оружием. Манифест Партии, попадая в какую-нибудь местную организацию, которая
до того времени очень мало задумывалась над принципиальными вопросами и была
занята исключительно своей маленькой текущей работой, заставлял её теперь
горячо обсуждать его содержание, высказывать своё отношение к нему и под именем
комитета Партии сознательно становиться под общее идейное знамя. Правда, съезду
не удалось создать партию в собственном смысле этого слова, как нечто
органически целое: местные комитеты остались такими же изолированными, не связанными
друг с другом, какими были до съезда; разгромленная центральная организация не
восстанавливается вновь, а восстановленные после провала местные комитеты не
спешат съехаться опять, чтобы возобновить попытку первого съезда; на местах
замечается ещё больший страх перед партийной централизацией, которой, именно, и
объясняют возможность такого общего и крупного провала; комитеты ещё более
уходят в свою скорлупу и зарываются исключительно в местную работу. И всё-таки,
не смотря на всё это, первый шаг к партийному единству был сделан. Если не
фактически, то в идее, в уме каждого
работника партия уже существует, и он чувствует себя членом одного великого
целого.
[1]
Здесь приводятся лишь те постановления Съезда, которые сообразно с
соответствующими в России политическими условиями могут быть опубликованы. Прим, авторов манифеста.
[2]
Манифест и решение съезда мы перепечатываем из «Листка Работника» № 8,
Июнь 1898 г., стр. 3‑8.
[3]
«Наши цели» Arbeiterstimme № 9–10. Июль 1898 г. Бунд, как мы увидим в
следующей части настоящей работы, скоро покинул эту правильную точку зрения на
отношение к нему партии. Так на 11 съезде бундовские делегаты уже обижались,
когда автономия Бунда приравнивалась к автономии «всякой» иной партийной
организации.
[4]
Впрочем, в вышедшем до съезда № 1‑м «Рабочей Мысли» связь между
организационным и программным, вопросами обнаружилась уже довольно рельефно.
[5]
«Наши цели» Arbeiterstimme № 9–10.
[6]
В первый Ц. К. нашей партии были выбраны С. И. Радченко,
А. Кремер и Б. Эйдельман.
Комментариев нет:
Отправить комментарий