Мы уже видели, что главной основной чертой «экономического»
и «рабочедельческого» направлений было то, что под флагом «чисто рабочего»
движения они проводили в ряды нашей партии совершенно непролетарские и
нереволюционные идеи «критиков» и бернштейнианцев. «Искра» сразу поняла, где
кроется опасность, и прежде всего вступила в решительный бой со своими же
ближайшими товарищами. Для очень и очень многих членов партии такая тактика «Искры»
казалась совершенно непонятной: вместо того, чтобы сглаживать существующие
разногласия и пытаться найти общий для всех путь, чтобы дружно всем вместе
выступить против врага, «Искра» с яростью накидывалась на своих же соратников и
отталкивала их от себя, словно нарочно раздувая мелкие противоречия и находя
принципиальные разногласия там, где в сущности всё дело сводилось к тактическим
приёмам борьбы или к педагогическим приёмам агитации.
«Нечего им там заграницей делать, вот они и дерутся между
собой, а попробовали бы повертеться в таком котле, как нам изо дня в день
приходится, когда суток не хватает, чтобы все дела переделать, так не до споров
было бы им с «Рабочим Делом» или с Бернштейном», — так рассуждал не один
практик в России, читая полемические статьи «Искры». «Наше дело — рабочее
движение, рабочая организация здесь, в нашей местности, а остальное — выдумки доктринёров»,
— заявил Ленину один из экономистов, — «теоретические споры и фракционные
разногласия, широкие политические задачи» нас не касаются. «Сдать бы всё это
заграницу»[1].
«Основной её («Искры») недостаток, — пишут «товарищи» в
письме в русские социал-демократические органы, — красной нитью проходящий
через все её столбцы и обусловливающий все её остальные крупные и мелкие
недостатки, заключается в том, что «Искра» отводит весьма видное место
идеологам движения в смысле их влияния на то или иное направление. В то же
время «Искра» мало считается с теми материальными элементами движения и той
материальной средой, из взаимодействия которых создаётся известный тип рабочего
движения и определяется его путь, совлечь с которого его не в состоянии все
усилия идеологов, хотя бы и вдохновлённых самыми лучшими теориями и
программами... Чрезмерная склонность её к полемике вытекает из переоценки ею
роли «идеологии» (программ, теорий...) в движении, отчасти же является
отголоском междоусобной брани, которая возгорелась на Западе среди русских
эмигрантов, и о которой она поспешила поведать миру в ряде полемических брошюр
и статеек. На наш взгляд, все эти их разногласия не имеют почти никакого
влияния на фактический ход русского социал-демократического движения; разве
только вредят ему, внося нежелательный раскол в среду действующих в России
товарищей, а потому мы не можем не отнестись отрицательно к полемическому
задору «Искры»... Насквозь пропитанная сектантской нетерпимостью, столь
характерной для идеологов младенческого периода социальных движений, «Искра»
всякое разногласие с нею готова заклеймить не только, как отступление от
социал-демократических принципов, но даже как переход во враждебный лагерь»[2].
Трудно более точно выразить настроение большинства тогдашних
практиков, чем это сделали авторы только что цитированного письма. Принципы,
теории, программы, вся эта «идеология» нас не касается; она даже вредит нашей
практической деятельности, создаёт раскол среди партийных работников, нарушает
наше мирное, беспринципное болотное прозябание. Теория, идеология на практику
не влияет, так к чему эти нападки на Струве, Прокоповича, Мартынова, авторов «Credo»
и т. д. Это узость, сектантство — заставлять всех думать так же, как
думаешь ты, это нарушение основного демократического принципа «свободы критики»,
«свободы мнений».
Ленин, отвечая на все подобные вопли о «свободе критики»;
говорит: «Свобода великое слово, но под знаменем свободы промышленности велись
самые разбойничьи войны, под знаменем свободы труда — грабили трудящихся. Такая
же внутренняя фальшь заключается и в современном употреблении слов: свобода
критики. Люди, действительно убеждённые в том, что они двинули вперёд науку,
требовали бы не свободы новых воззрений наряду со старыми, а замены последних
первыми. А современные выкрикивания: «да здравствует свобода критики!» слишком
напоминают басню о пустой бочке...
Мы идём тесной кучкой по обрывистому пути, крепко взявшись
за руки, — продолжает Ленин. — Мы окружены со всех сторон врагами, и нам
приходится почти всегда идти под их огнём. Мы соединились по свободно принятому
решению именно для того, чтобы бороться с врагами, не отступаться в соседнее
болото, обитатели которого с самого начала порицали нас за то, что мы
выделились в особую группу и выбрали путь борьбы, а не путь примирения. И вот
некоторые из нас принимаются кричать: пойдёмте в это болото! — а когда их
начинают стыдить, они возражают: какие вы отсталые люди! и как вам не совестно
отрицать за нами свободу звать вас на лучшую дорогу! О да, господа, вы свободны
не только звать, но и идти, куда вам угодно, хотя бы в болото; мы находим даже,
что ваше настоящее место именно в болоте, и мы готовы оказать вам посильное
содействие к вашему переселению туда.
Но только оставьте тогда наши руки, не хватайтесь за нас и не пачкайте великого
слова, «свобода», потому что мы ведь тоже «свободны» идти, куда мы хотим,
свободны бороться не только с болотом, но и с теми, кто поворачивает к болоту!»[3].
Социал-демократия есть соединение социализма с рабочим
движением. А раз это так, то ясно, что невозможно освободить «практику» от
идеологии — теории, программ, социалистических принципов. Освобождённая от «идеологического
багажа» практика не может быть социал-демократической
практикой «рабочее движение отрывается от социализма социализм отрывается от
рабочего движения»; и то, и другое утрачивает, благодаря этому, свой
революционный характер и идёт в оппортунистическое буржуазное болото
примирения, приспособления к существующему, создавая тот тип «новейшего
русского социалиста», физиономия которого так метко схвачена в «Гимне» Нарциса
Тупорылова.
«Грозные
тучи нависли над нами,
Темные
силы в загривок нас бьют,
Рабские
спины покрыты рубцами,
Хлещет
неистово варварский кнут.
Но,
потираючи грешное тело,
Мысля
конкретно, посмотрим на дело.
Кнут,
ведь, истреплется, скажем народу:
Лет
через сто ты получишь свободу.
Медленным
шагом, робким зигзагом
Тише
вперёд, рабочий народ!
Жаждет
копейки наш серый рабочий —
Нам
ли к свободе его призывать!
Наших
сподвижников тусклые очи
Заревом
крови не должно смущать.
В
битве безумной погибнут бесследно
Те,
кто увлёкся сияньем идей,
Гибели
их будет вторить победно
Хохот
презрительный трезвых людей.
Не
увлекаясь, приспособляясь,
Тише
вперёд, рабочий народ!
В
нашей борьбе самодержца короны
Мы
не коснёмся мятежной рукой,
Кровью
народной залитые троны
Рухнут
когда-нибудь сами собой.
Высшей
политикой нас не прельстите
Вы,
демагоги трудящихся масс,
О
коммунизмах своих не твердите —
Веруем
в мощь вспомогательных касс.
Если
возможно, то осторожно
Я привёл из «Зари» этот «гимн» для того, чтобы показать, к
каким полемическим приёмам считала, между прочим, возможным прибегать «Искра» и
выходившая при ближайшем участии Плеханова, Аксельрода и Засулич «Заря» в
борьбе с оппортунистическим крылом нашей партии. Да, «Искра» не брезгала такими
приёмами полемики, не брезгала потому, что её девизом было: «Прежде, чем
объединяться и для того, чтобы объединиться надо размежеваться» и размежеваться
решительно. В партии революционной
социал-демократии не может быть места людям, воспевающим как единственное
всеспасающее средство борьбы, «вспомогательные кассы», людям, смущающимся перед
«заревом крови», тем, кто верит, что все наследия азиатчины «рухнут
когда-нибудь сами собой»; не может быть в ней места и тем, кто
противопоставляет «узкому» «сектантскому» социал-демократическому движению
широкое «чисто рабочее» дело, людям, неувлекающимся, приспособляющимся,
трезвым...
Всех таких господ «Искра» тянула за язык, заставляя их
ставить точки над «i», она извлекала на свет божий всякое credo и, широко
критикуя его, старалась вскрывать его истинную подоплёку и прячущуюся за
революционной фразой антиреволюционную сущность. При помощи резкой беспощадной
критики она заставляла отделиться все непролетарские группы, мирно уживавшиеся
в рядах нашей партии при господстве «рабочедельчества». Безмятежное выступание
под видом марксиста и социал-демократа стало теперь невозможным для господ типа
Струве, Прокоповичей, Кусковых; под натиском «Искры» им пришлось спасаться в «Освобождение».
Все пережитки старых надклассовых
революционных партий должны были объединиться под надклассовым всеобъемлющим интеллигентским
знаменем «социалистов-революционеров». Только благодаря критике «Искры»,
практики, наконец, уразумели, что не всякий исправляющий, дополняющий и
углубляющий марксизм и всуе твердящий о рабочем движении, не всякий, защищающий
интересы «трудящихся», имеет право называться социал-демократом, право
считаться членом социал-демократической партии.
Чтобы понять всё значение полемики «Искры», нужно
представить себе тогдашнее положение вещей. Нелегальное существование, на
которое были обречены русская революция, и оппозиция всех оттенков, как то совершенно затирала классовое различие между
всеми направлениями. Боящийся пуще огня всякой революции, либерал с жадностью
набрасывался на всякое произведение нелегальной печати, безразлично, будь то
толстовское «Свободное Слово», или передающие придворные сплетни «Листки фонда
вольной русской прессы», или «Рабочее Дело», или «Искра». Он жаждал отдохнуть
от трудного эзоповского языка легальных газет, от вынужденного чтения между
строк легальных книг. Читая «Свободное Слово» такой либерал готов был
подписаться под толстовщиной, а читая «Рабочее Дело» не прочь был назвать себя
и «социал-демократом» или, более скромно «социалистом». За всеми произведениями
вольной печати он видел одну заслугу: они подтачивали веру в «незыблемость
основ» и подготовляли почву для его, либерала, будущего господства. Программы,
теории, всё это дело наживное, всё это явится во благовремение, после
конституции. Тогда он, конечно, станет на сторону трудящихся, на сторону
эксплуатируемых, ведь, не буржуй же он, в самом деле, не капиталист — а пока
все «товарищи», у всех одна ближайшая цель, всех одинаково эксплуатирует
современный политический строй.
Так рассуждали, впрочем, не одни только либералы. Я помню
один разговор с одним видным деятелем партии «социалистов революционеров». «К
чему эти программы, — говорил он, — мы все революционеры; нелегальные книжки,
да прокламации, ведь, не для нас с вами нужны, а для массы; а разве ей
интересны все эти программы, теории. Её поднять нужно, это главное, а подымете
вы или мы — это вопрос второстепенный. Вы считаете вашу тактику лучшей, так и
действуйте, мы вам мешать не будем, не мешайте же и вы нам действовать
по-своему. К чему вся эта полемика, грызня друг с другом из-за программных
вопросов — не лучше ли действовать сообща всем «фракциям» одной общей
товарищеской революционной семьи?»
«Искра» со своей непримиримостью, резкостью, «нетоварищескими
приёмами полемики» не могла не вызвать против себя бурю негодования со стороны
всех этих «послеконституционных» социалистов и революционных «товарищей». На
дружески раскрытые для встречи нового собрата объятия «Искра» упорно, точно с ножом
к горлу, приступала с вопросом: «како веруеши?», т. е. каково твоё
отношение к сознательной классовой борьбе пролетариата? Какова твоя программа,
и не только «программа деятельности», к которой, по мнению «Рабочего Дела»,
допустимо снисходительное отношение, нет, какова твоя действительная «партийная»
программа, твоя идеология? Понятно, что люди, у которых за душой, кроме «настроения»,
«революционного духа», да «революционных приёмов борьбы», ничего не было,
должны были впадать в истерику и вопить о «нетоварищеских приёмах полемики».
«Можно ли относить тактические разногласия, — писала «Искра»,
— к числу таких разногласий, наличность которых лишает данных политических
деятелей возможности принадлежать к одной и той же политической партии?... Если
люди согласны между собой в принципах, то они товарищи и должны оставаться
таковыми, им грешно разрывать из-за второстепенных частностей... Так говорят
обыкновенно дилетанты социализма, которым «представляется, что тактические
вопросы отделены от принципиальных непроходимой пропастью. На самом деле такой
пропасти не существует... тактические разногласия, перейдя известный предел,
превращаются в разногласия принципиальные... Кроме тех принципов, которые
представляют собой формулировку и обоснование конечной цели, социализма,
существуют ещё те принципы, на которые опирается тактика борьбы за эту цель.
Люди, не согласные между собой в этих последних, не могут идти вместе, как бы
не было велико их единомыслие в том, что касается общих положений социализма...
Для того, чтобы две социалистические группы (или организации, или фракции, или
партии), могли объединиться с пользой для дела, необходимо, стало быть, кроме
единодушия по отношению к конечной цели — чтобы ни одна из них не
придерживалась такой тактики, которая могла бы показаться другой группе (или
организации, или и т. д.) вредной для развития классового самосознания
рабочих. Это предел, который не может и не должен быть перейдён. Как только
тактические разногласия между двумя группами перешли за него, они приобретают
принципиальное значение, и тогда разрыв становится неизбежным, препятствовать
ему — значит вредить ему»[5].
И вот с этой то точки зрения «Искра», не обращая внимания на
заголовок, подходила к каждой группе, к каждому органу и говорила им: хорошо,
ты признаёшь социализм, ты называешь себя социал-демократическим (кой), но
способствует ли твоя тактика прояснению классового сознания пролетариата или
затемняет его? приближает ли она пролетариат к его конечной цели, или,
наоборот, отдаляет от неё? События последних лет в Западной Европе показали,
как важны вопросы тактики в социал-демократическом движении. «В чём состоит «новое»
направление, которое «критически» относится к «старому догматическому» марксизму,
это с достаточной определённостью сказал
Бернштейн и показал Милльеран[6].
И можно не сомневаться, говорит «Искра», что революционная борьба XX века приведёт
к тому, что можно будет mutatis mutandis[7]
назвать разрывом социал-демократической «Горы» с социал-демократической «Жирондой»[8].
И для «Искры» не было никакого сомнения в том, что тактика нашей «Жиронды»
должна разойтись с тактикой нашей «Горы», т. е. революционной
социал-демократии. «Тактика-план» и «тактика процесс» — вот как формулирует
тактические разногласия Б. Кричевский; первую он, как истый жирондист,
конечно, отвергает, как «бланкисткую», «сектантскую» и поёт гимн второй.
Свой взгляд на тактику «Искра» изложила в № 4. Она
писала: «Речь идёт теперь не о выборе пути (как это было в конце 1880‑х и
начале 1890‑х годов), а о том, какие практические шаги и как именно должны мы
сделать на известном пути. Речь идёт о системе, о плане практической
деятельности», а для этого нельзя, подобно «Рабочему Делу», подделываться под
каждое новое веяние и «менять тактику в 24 часа». В 24 часа можно изменить
тактику агитации по какому-нибудь специальному вопросу, тактику проведения
какой-нибудь детали партийной организации; а изменить не только в 24 часа, но
хотя бы в 24 месяца свои взгляды на то, нужна ли вообще, всегда и безусловно
боевая организация и политическая агитация в массе, могут только люди без
всяких устоев. Смешно ссылаться на различие обстановки, на смену периодов:
работать над созданием боевой организации и ведением политической агитации
обязательно при какой угодно «серой, мирной» обстановке, в период какого угодно
«упадка революционного духа» более того: именно при такой обстановке и в такие
периоды особенно необходима указанная работа, ибо в моменты взрывов и вспышек
поздно уже создавать организацию, она должна быть наготове, чтобы развернуть
свою деятельность. «Изменить в 24 часа тактику!». Да для этого, чтобы изменить
тактику, надо прежде иметь тактику, а если нет крепкой организации, искушённой
в политической борьбе при всякой обстановке и во всякие периоды, то не может
быть и речи о том систематическом, освещённом твёрдыми принципами и неуклонно
проводимом плане деятельности, который только и заслуживает названия тактики».
«Рабочее Дело» так увлеклось «историческим поворотом»
(февральскими и мартовскими днями), что стало звать сейчас же на штурм
самодержавия. «Спрашивается, — продолжает «Искра», — можем ли мы в данный
момент звать на такой штурм? «Рабочее
Дело», по-видимому, думает, что да. По крайней мере оно восклицает: «Стройтесь
в штурмовые колонны!». Но это опять-таки усердие не по разуму. Главная масса
наших военных сил — добровольцы и повстанцы. Постоянного войска есть у нас
несколько небольших отрядов, да и те не мобилизованы, не связаны между собой,
не приучены строиться в военные колонны вообще, а не то что в штурмовые
колонны. При таких обстоятельствах для всякого, кто способен обозреть общие
условия нашей борьбы, не забывая о них при каждом «повороте» исторического хода
событий, — должно быть ясно, что лозунгом нашим в данный момент не может быть «идти
на штурм», а должно быть: «устроить правильную осаду неприятельской крепости»,
другими словами, непосредственной задачей нашей партии не может быть призыв
наличных сил теперь же к атаке, а должен быть призыв к выработке революционной
организации, способной объединить все силы и руководить движением не только по
названию, но и на самом деле, т. е. быть всегда готовой к поддержке
всякого протеста и всякой вспышки, пользуясь ими для умножения и укрепления
военных сил, годных для решительного боя...
Сегодня перед нами встала сравнительно лёгкая задача — поддержать
студентов, демонстрирующих на улицах больших городов. Завтра встанет, может
быть, более трудная задача, например, поддержать движение безработных в
известном районе. Послезавтра мы должны оказаться на своём посту, чтобы принять
революционное участие в крестьянском бунте. Сегодня мы должны воспользоваться
тем обострением политического положения, которое создало правительство походом
на земство. Завтра мы должны поддержать возмущение населения против того или
другого зарвавшегося башибузука и помочь — посредством бойкота, травли,
манифестации и т. п. проучить его так, чтобы он принуждён был к открытому
отступлению».
Этим «Искра», конечно, не хочет сказать, что только от такой планомерной осады
возможно падение самодержавия. «Вполне возможно и исторически гораздо более
вероятно, — говорит она, — что самодержавие падает под давлением одного из тех
стихийных взрывов или непредвиденных политических осложнений, которые постоянно
грозят со всех сторон. Но ни одна политическая партия, не впадая в авантюризм,
не может строить своей деятельности в расчёте на такие взрывы и осложнения. Мы
должны идти своим путём, делать неуклонно свою систематическую работу, и чем
меньше будем мы рассчитывать на неожиданности, тем больше вероятия, что нас не
застанут врасплох никакие исторические повороты»[9].
Против этой «тактики плана» «Рабочее Дело» выдвигает «тактику-процесс».
Так как «конкретные условия, земная дорога, по которой приходится идти к цели,
— говорит оно, — не приспособляются к нашим заранее установленным планам, то остаётся
одно из двух — либо жертвовать живым делом «систематическому плану», либо вечно
колебаться между обязанностями, налагаемыми планом и действиями, которых
повелительно требуют условия и интересы борьбы. «То ли дело тактика — процесс,
— «она заранее определяет не способ действия, а только общий принцип, который должен руководствоваться изменениями нашей
деятельности — приспособление её к данным конкретном условиям ради
достижения цели, указанной в программе... такая тактика является зрелым плодом
возмужавшего социал-демократического движения. В противоположность детски
сектантскому периоду движения, связавшему деятельность бесчисленными узами «воздержания»,
она пишет на своём знамени: «вера без
дела мертва есть!» Выросши на почве самой борьбы, взгляд на тактику, как на
процесс, является логическим дополнением общего марксистского взгляда на всё
рабочее движение, как на процесс развития борющегося за своё освобождение
пролетариата. Практически этот взгляд выражается в том, что непосредственные
задачи пролетариата меняются и расширяются вместе с изменением условий борьбы и
ростом его силы. Тактика-процесс — это
есть вечное искание новых путей в свете принципов — искание, сопряжённое,
как всякое человеческое искание с заблуждениями, но единственно гарантирующее поступательный рост движения»[10]
(курсив Кричевского).
Чтобы не показаться голословным, пример такого нащупывания
тактики-процесса даёт нам другой сотрудник «Рабочего Дела», Мартынов. «Мы
считаем очень вероятным, — пишет он, — что в момент ликвидации самодержавия
ныне трусливые или реакционные элементы буржуазного и вообще (?) культурного
общества возвысят голос в пользу конституции и этим окончательно решат дело
самодержавия. Мы считаем очень вероятным, что инициатива решительных схваток с
самодержавием будет исходить из среды разночинной интеллигенции, для которой
политическая свобода является самым наболевшим вопросом жизни. Но несомненно,
что главным и постоянным источником революционной энергии у нас уже и теперь
является рабочая масса»[11].
Казалось бы, отсюда вывод ясен: надо постараться, чтобы рабочие к моменту
ликвидации самодержавия, когда «культурные, буржуазные и интеллигентные» слои «возвысят»
свой голос в пользу конституции, были уже настолько сознательны, что сумели бы
выставить свои требования, дабы в
противном случае некультурным рабочим слоям не пришлось бы и с конституцией
остаться при пиковом интересе.
Но так рассуждать могут только сектанты, доктринёры,
последователи тактики-плана; тактика же процесс устами Мартынова вещает, что «читать
революционные издания (т. е. приобретать сознательность. М. Л.) не
значит ещё бороться... Мы, социал-демократы, должны прежде всего руководить
пролетарской борьбой. Поэтому наша агитационная тактика должна выработать
руководящие принципы массовой борьбы пролетариата и для таких острых
революционных периодов, какой недавно переживала Россия, и для обычных условий».
В обычное время эта тактика повелевает «придать экономической борьбе политический
характер»[12]...
Наша партия, — продолжает далее Мартынов, — могла бы и должна бы ставить
правительству конкретные требования законодательных и административных (sic!)
мероприятий против экономической эксплуатации, против безработицы, против
голода и т. д. Такие требования не были бы пустым звуком, потому что, суля
известные осязательные (курсив мой.
М. Л.) результаты, они могли бы быть активно поддержаны рабочей массой[13].
Одним словом, тактика-процесс властной рукой привела
Мартынова вкупе с Кричевским в лоно автора «Credo» и передовицы № 1 «Рабочей
Мысли». После могучего призыва к немедленному штурму самодержавия, и, вдруг,
призыв к борьбе за «осязательный результат легализации административным
порядком «касс взаимопомощи!»
Высшей
политикой нас не прельстите
Вы,
демагоги трудящихся масс,
О
коммунизмах своих не твердите —
Веруем в мощь вспомогательных касс.
«Друг мой, Аркадий Николаевич, пожалуйста, не говори
красиво! — пишет «Искра» в уже цитированной нами статье об этой
тактике-процессе. — Вечное искание новых путей, да ещё при свете принципов,
разумеется, хорошее дело. Но оно хорошо только тогда, когда «ищущий» находит
действительно что-нибудь новое. А когда он открывает «вечно» такие америки,
которые давно открыты, но в существовании которых он по своему крайнему
неразумению сомневался, то его «вечное искание» означает лишь столь же «вечную»
неспособность понять то, что ему говорят более опытные люди»[14].
«Наполеон не только не чуждался «тактики-плана», но утверждал, что в хорошо
составленном плане должны быть наперёд приняты меры против всевозможных
случайностей (просим Кричевского заметить, что Наполеон заранее составлял не
только тактические, но и стратегические планы, т. е. не только планы
отдельных битв, но и планы целых кампаний).
И если бы какой-нибудь глубокомысленный Кричевский того времени вздумал уверять
его, что «план» — пустяки, а главный залог успеха заключается в том, что
тактика есть процесс роста тактических задач, растущих и т. д., то
деспотический корсиканец, наверное, скоро оборвал бы его с обычной своей
бесцеремонностью... Почему Б. Кричевский вообразил, что тактика-план может
основываться только на принципах, да на самых общих условиях
действительности?.. Мы решительно не понимаем, в силу каких причин русские
социал-демократы при составлении плана действий должны принимать в соображение
только «существование самодержавия», а не соотношение русских общественных сил,
степень развития русского пролетариата, свою собственную организованность (или
дезорганизованность) и, наконец, величину «свободной наличности», находящейся в
их кассе. По нашему скромному разумению, выходит, что все эти вполне «конкретные»
условия гораздо более способен упустить из виду тот человек, который,
начитавшись Б. Кричевского, пренебрегает «планами» и твердит, что тактика
есть процесс роста задач, растущих и проч., и проч.»[15].
Развивать классовое самосознание всего пролетариата,
организовывать его передовых сознательных борцов в революционную организацию,
расшевеливать и подталкивать всякую оппозицию против самодержавия, к какому бы
слою общества эта оппозиция не принадлежала, подталкивать, обостряя возникающие
у неё с правительством конфликты, разоблачать и объяснять с
социал-демократической, революционной точки зрения каждое мероприятие, каждый
шаг правительства — и всем этим вместе взятым подготовлять решительный штурм
самодержавия. Вот в чём заключалась тактика-план «Искры».
«Область, из которой только можно почерпнуть (классовое,
политическое) сознание, — говорит Ленин, — есть область отношений всех классов и слоёв к государству и
правительству, область взаимоотношений между всеми классами... Чтобы принести рабочим политическое знание,
социал-демократы должны идти во все
классы населения, должны рассылать во
все стороны отряды своей армии»[16]...
«Тот не социал-демократ, кто забывает на деле, что «коммунисты поддерживают
всякое революционное движение», что мы обязаны поэтому перед всем народом излагать и подчёркивать общедемократические задачи, не скрывая ни минуты своих
социалистических убеждений. Тот не социал-демократ, кто забывает на деле о
своей обязанности быть впереди всех в
постановке, обострении и разрешении всякого общедемократического вопроса»[17].
С этим согласны были все, даже рабочедельцы вынесли на своём
съезде резолюцию в этом смысле. «Но недостаточно называть себя «авангардом»,
передовым отрядом, — продолжает Ленин, — надо и действовать так, чтобы все остальные отряды видели и вынуждены
были признать, что мы идём впереди. И мы спрашиваем читателя: неужели же
представители остальных «отрядов» такие дураки, чтобы поверить на слово насчёт «авангарда».
Представьте себе конкретно такую картину. В «отряд» русских образованных
радикалов или либеральных конституционалистов является социал-демократ и
говорит: мы — авангард; «теперь перед нами стоит задача — как придать по возможности
самой экономической борьбе политический характер?» Сколько-нибудь умный радикал
или конституционалист только усмехнётся, услыхав такую речь, и скажет (про
себя, конечно): ну и простоват же этот «авангард»... Такой авангард, который
стремится заменить социал-демократическую политику тред-юнионистской, играет
только на руку радикалам и либералам; и усмешка конституционалиста превратилась
бы в гомерический хохот, если бы он узнал, что эти социал-демократы (вроде
Мартынова), которые, говоря о социал-демократии, как об авангарде, в момент
почти полного господства стихийности в нашем движении больше всего боятся «преуменьшения
стихийного элемента», боятся «уменьшить значение поступательного хода серой
текущей борьбы по сравнению с пропагандой блестящих и законченных идей» и
проч., и проч. «Передовой» отряд, который боится, как бы сознательность не
обогнала стихийности, который боится выдвинуть смелый «план», вынуждающий общее
признание и у несогласно мыслящих. Да уж не смешивают ли они слово авангард с словом
арьергард?»[18].
Но возможна ли работа во всех классах, есть ли там
достаточная почва для агитации? «Рабочее движение, — отвечает на этот вопрос
Ленин, — вызвало и продолжает вызывать недовольство в одних, надежды на
поддержку оппозиции в других, сознание невозможности самодержавия и
необходимости его краха в третьих. Мы были бы только на словах «политиками» и
социал-демократами (как очень и очень часто бывает в действительности), если бы
не сознали своей задачи использовать все и всякие проявления недовольства,
собрать и подвергнуть обработке все крупицы хотя бы зародышевого протеста. Не
говорим уже о том, что вся многомиллионная масса трудящегося крестьянства,
кустарей, мелких ремесленников и проч. всегда жадно стала бы слушать проповедь сколько-нибудь
умелого социал-демократа, как выразителя самых наболевших общедемократических
нужд. А кто хочет конкретно представить себе эту политическую агитацию
социал-демократа во всех классах и слоях населения, тому мы укажем на политические обличения в широком смысле
этого слова, как на главное, но, разумеется, не единственное средство
агитации... Авангардом революционных сил сумеет стать в наше время только
партия, которая организует
действительно всенародные обличения»,
и только тогда люди всех классов и сословий будут обращаться к нам со своими
жалобами на правительство, «когда увидят, что эти жалобы действительно способны
оказать действие, что мы представляем из себя политическую силу». А для того, чтобы стать таковой, «недостаточно
повесить ярлык «авангард» на теорию и практику «арьергарда», для этого
необходима упорная работа «над повышением нашей сознательности и энергии»[19].
«Поскольку «Искра» старается уложить все сложные формы
революционной борьбы в прокрустово ложе узкой догмы, — говорит Мартынов, — она
заглушает активное чувство, парализует инициативу и суживает до-нельзя сферу
революционного воздействия. Если бы «Искра» продолжала вестись в том же духе,
она имела бы, вероятно, прочный успех среди известного кружка оппозиционных
читателей, но она не имела бы успеха среди революционных деятелей»[20].
Вообще, «Искра» орган не социал-демократический, не революционный, а только
оппозиционно-демократический — таков был лозунг, данный из главного штаба «Рабочего
Дела», и этот лозунг пошёл гулять по всем практикам, сторонникам этого
направления, а при помощи последних попал и в рабочие кружки, не видавшие
благодаря этим практикам ни одного номера «Искры».
В чём же должен был выразиться классовой,
социал-демократический характер «всенародного обличения»? «Да в том именно, — отвечает
Ленин, — что организуем эти всенародные обличения мы, социал-демократы; в том,
что освещение всех поднимаемых агитацией вопросов будет даваться в неуклонно
социал-демократическом духе, без всяких подачек — умышленных и неумышленных — искажениям
марксизма; в том, что вести эту всестороннюю политическую агитацию будет
партия, соединяющая в одно неразрывное целое и натиск на правительство от имени
всего народа, и революционное воспитание пролетариата, наряду с его
политической самостоятельностью, и руководство экономической борьбой рабочего
класса, утилизацию тех стихийных столкновений его с его эксплуататорами,
которые поднимают и привлекают в наш лагерь новые и новые слои пролетариата»[21].
К выполнению этой тактики «Искра» приступила уже с первых номеров.
«Мы говорили, — продолжает Ленин, — о необходимости внести классовую борьбу в
деревню, по поводу сорокалетия освобождения крестьян (№ 3) и о
непримиримости самоуправления и самодержавия, по поводу тайной записки Витте
(№ 4), мы нападали на крепостничество землевладельцев и служащего им
правительства, по поводу нового закона (№ 8) и приветствовали нелегальный земский съезд, поощряя
земцев перейти к борьбе от униженных ходатайств (№ 8); мы поощряли
студентов, начинавших понимать необходимость политической борьбы и переходивших
к таковой (№ 31 и в то же время бичевали «дикое непонимание», обнаруженное
сторонниками «только студенческого» движения, приглашавшими студентов не
участвовать в уличных демонстрациях (№ 3), мы разоблачали «бессмысленные
мечтания» и «лживое лицемерие» либеральных лукавцев газеты «Россия» (№ 5)
и в тоже время отмечали бешенство правительственного застенка, которой «творил
расправу над мирными литераторами, над старыми профессорами, над известными
либеральными земцами» (№ 5, «полицейский набег на литературу»), мы
разоблачали настоящее значение «государственной попечительности о
благоустройстве быта рабочих» и приветствовали «ценное признание», что «лучше
преобразованиями сверху предупредить требования таковых снизу, чем дожидаться последнего»
(№ 6), — мы поощряли статистиков-протестантов (№ 7) и порицали
статистиков-штрейкбрехеров (№ 9). Кто усматривает в этой тактике
затемнение классового сознания пролетариата и компромисс с либерализмом, тот тем самым обнаруживает, что он
совершенно не понимает истинного значения программы credo и de facto
проводить именно эту программу,
сколько бы он от неё не отрекался! Потому что он тем самым тащит социал-демократию «к экономической борьбе с
хозяевами и с правительством» и пасует
перед либерализмом, отказываясь от задачи активно вмешиваться в каждый «либеральный» вопрос и определять
своё социал-демократическое отношение к этому вопросу»[22].
Чтобы вполне выяснить тактические взгляды «Искры» нам остаётся
лишь подробнее остановиться на отношении её к тактике, известной под именем «террора»,
т. е. к единоличной борьбе против отдельных угнетателей.
О терроре «Искре» пришлось заговорить уже в первых номерах,
под впечатлением выстрелов Карповича и Лаговского. «Рядом с вестями,
говорившими о громадном расширении политического движения, — пишет В. Засулич,
— нам попадаются на каждом шагу также сообщения о том, что в «публике», среди «мирных
либералов», «простых обывателей» слышатся теперь надежды, предсказания и
пожелания, чтобы возобновился снова «террор», которым закончилось революционное
движение 1870‑х годов»[23].
Редакция «Рабочего Дела», желающая отражать настроение
рабочих, а в действительности отражающая настроение «простых обывателей» и «мирных
либералов», плывя по течению «стихийности», сейчас же подхватила эти «пожелания»
и предсказания». «Исторический момент, — читаем мы в № 6 «Рабочего Дела»,
— выдвинул перед нашей партией совершенно новый вопрос. Выстрелы Карповича и Лаговского и то горячее сочувствие, которое
они встретили в рядах молодёжи и всех революционных элементов вообще, ясно
показывают, что белый террор
правительства снова, с неотвратимой силой закона природы, создаёт почву для красного террора революционеров. Наши
партийные организации не могут и не должны игнорировать этого факта, обходить
его молчанием. Они должны сообща
решить, какое положение им всем занять по отношению к террору»[24].
Засулич вместе со всей редакцией «Искры» не сочла возможным
увлечься этой «неотвратимой силой закона» и попыталась разобрать вопрос о
терроре по существу. Эти увлечения, говорит Засулич, свидетельствуют о «том же
самом широком возбуждении, и тем не менее укрепление таких надежд имело бы, по
нашему мнению, противоположную тенденцию суживать, а не расширять поле борьбы.
Единичные акты самопожертвования, как выстрел Карповича, не исходящие ни от
какой организованной силы, не могут сосредоточивать на себе общественных
надежд. На них нельзя рассчитывать. Это не акты борьбы, а лишь выражение общего
озлобления и боли, вызываемой особо ненавистными проявлениями самовластия...
Такие выстрелы не могут заменить собой в умах сочувствующих какой бы то ни было
другой освободительной деятельности. Нечто совершенно иное представляет собой
террор, входящий в программу организованной группы, в качестве способа борьбы
за свободу и представляющийся окружающей террористов сочувственной среде путём
к освобождению. Мы глубоко убеждены, что в настоящий момент такой террор, если
бы на нём начали сосредоточиваться общественные надежды, не только не усилил бы
освободительного движения, а, наоборот, ослабил бы его... Террор кажется нам
неподходящим в настоящий момент способом действия не сам по себе, а по своему
неизбежному психическому влиянию на окружающую среду... Террор, несомненно,
волновал всё русское общество, но это было пассивное волнение, самодовлеющее,
не толкающее к действию, сродни эстетическому волнению, вызываемому великими
художественными произведениями. Иной либеральный обыватель мог плакать от
умиления перед геройством террористов, но его собственной жажды деятельности и
способности к риску это не увеличивало... Вся активность, вся энергия
сосредоточивалась в горсти героев, дух борьбы не разливался вширь по мере её заострения,
а находил исход лишь в сочувствии, в вере в «Исполнительный Комитет»: он
освободит. При таком направлении общественной энергии не создавалось силы,
которая могла бы воспользоваться некоторым психическим расстройством, произведённым
террором в правительстве, так как уже этого-то ни в каком случае не могла
сделать нелегальная организация террористов»[25].
«Принципиально мы никогда не отказывались и не можем
отказаться от террора, — писала «Искра» в другом месте. — Это одно из военных
действий, которое может быть вполне пригодно и даже необходимо в известный
момент сражения, при известном состоянии войска и при известных условиях. Но
суть дела именно в том, что террор выдвигается в настоящее время отнюдь не как
одна из операций действующей армии, тесно связанная и сообразованная со всей
системой борьбы, а как самостоятельное и независимое от всякой армии средство единичного
нападения. Да при отсутствии центральной и слабости местных революционных
организаций, террор и не может быть ничем иным. Вот потому-то мы решительно
объявляем такое средство борьбы при данных обстоятельствах несвоевременным,
нецелесообразным, отвлекающим наиболее активных борцов от их настоящей,
наиболее важной в интересах всего движения задачи, дезорганизующим не
правительственные, а революционные силы». Террор в настоящее время грозит «разрывом
связи между революционными организациями и теми разрозненными массами
недовольных, протестующих, готовых к борьбе, которые слабы именно своей
разрозненностью. А ведь в этой связи единственный залог нашего успеха... Террор
никогда не может стать заурядным военным действием: в лучшем случае он пригоден
лишь, как один из приёмов решительного штурма»[26].
Вместо трусливых вожделений о возрождении у нас терроризма,
который должен заменить собой массовое выступление, «Искра» решительно
заявляет: «политический кризис последних месяцев застал наше движение врасплох.
А потому для тех социал-демократов, которые никогда не теряли уверенности в
исторической задаче русского пролетариата, «совершенно новый вопрос»,
выдвигаемый последними событиями, принимает такой вид: «что делать для того,
чтобы организовать пролетариат в политическую силу, которую каждый новый кризис
застанет в состоянии полной боевой готовности»[27].
«Рабочее дело» право, говоря, что белый террор правительства создаёт почву для
красного террора революционеров. Но сила, создающая этот террор, вовсе не «неотвратима» — она, напротив, может быть
отвращена только активной работой социал-демократов над созданием действительно
революционного и сознательно политического движения пролетариата»[28].
Чем сильнее обострялись отношения с правительством, чем
дальше реакция последнего в лице Сипягина шла по пути к неограниченному
произволу, тем сильней работала мысль интеллигентных революционеров по
направлению к террору. «Жрецы полицейского Молоха, — пишет «Искра» по поводу
убийства Сипягина, — делают всё возможное, чтобы довести до самой крайней
степени раздражение нашей свободомыслящей интеллигенции. Когда раздражение
достигает этой крайней степени, мысль о «террористической»
борьбе возникает, можно сказать, сама собой всюду, где отношение общественных
сил ещё не позволяет думать об открытом
массовом восстании с оружием в руках... Говорят, что террор тоже
воспитывает рабочую массу, возбуждая её.
Тут есть капля истины. Рабочие, недовольные существующим порядком вещей,
радуются удачным покушениям и огорчаются неудачными. Их, конечно, возбуждают доходящие до них известия о
действиях террористов. Но такое возбуждение не выдерживает и отдалённого
сравнения с возбуждением, вызываемым в рабочих личным непосредственным участием
их в массовых уличных движениях. В этом последнем случае возбуждение
располагает к самодеятельности, между
тем, как сочувствие к террористам не только не исключает пассивного отношения к общественной жизни, но даже поддерживает и укрепляет его, приучая
население смотреть на революционную партию, как на благодетельную, на
постороннюю ему силу, которая сама всё делает, сама поразит всех врагов свободы
и сама обеспечит торжество революции. Терроризм
изолирует революционную партию и тем осуждает её на поражение... Мы очень
ценим самоотвержение лиц, подобных Бальмашову и Карповичу, но мы стремимся к
низвержению целой системы. Мы стоим на классовой точке зрения. А с этой точки
зрения самым верным и совершенно незаменимым средством борьбы с царизмом была и
остаётся агитация в рабочем классе
для развития его политического самосознания и организация его сил для дальнейшей, всё более и более упорной, всё
глубже и глубже проникающей, всё более и более плодотворной и победоносной
агитации»[29].
Социал-демократия всегда будет предостерегать от авантюризма
и безжалостно разоблачать иллюзии, неизбежно оканчивающиеся полным
разочарованием, — писала «Искра» когда удачный выстрел Балмашова создал «принципиальное»
обоснование террора в программе боевой организации партии
социалистов-революционеров. — Мы должны помнить, что революционная партия
только тогда заслуживает своего имени, когда на деле руководит движением революционного класса... Мы
предпочитаем долгую и трудную работу над тем, за чем есть будущее, «лёгкому»
повторению того, что осуждено уже прошлым. Мы будем разоблачать людей, у
которых на языке война с шаблонами догмы, а на деле только и есть, что шаблоны
самых обветшалых и вредных теорий перебрасывания силы, разницы между крупной и
мелкой работой и, конечно уже, теории поединка и единоборства. «Как некогда в
битвах народов вожди их решали бой единоборством, так и террористы в
единоборстве с самодержавием завоюют России свободу» — так заканчивается
прокламация (социалистов-революционеров) 3 апреля. Такие фразы достаточно
перепечатать, чтобы опровергнуть их»[30].
«Искра» не могла не напасть со всей своей резкостью и
решительностью на эту, как и на всякую другую, попытку затмения классового
самосознания пролетариата, на стремление заменить его массовую борьбу «единоборством»
кучки интеллигентов. И чем сильнее шумели социалисты-революционеры по поводу «террора»,
тем решительнее должна была быть полемика с ними со стороны «Искры». В
следующей части этой работы мы будем ещё иметь случай подробней остановиться на
отношении революционной социал-демократии и её органа «Искры» к социалистам-революционерам,
а также об отношении к другим оппозиционным партиям. Сейчас же мы ограничимся
лишь общим указанием на сущность революционных задач, которые ставила «Искра».
Вот как она сама формулирует их:
«Классовый характер социал-демократического движения должен
выражаться не в сужении наших задач до непосредственных и ближайших нужд «чисто
рабочего» движения, а в руководстве всеми сторонами и всеми проявлениями
великой освободительной борьбы пролетариата, этого единственного действительно революционного класса современного общества.
Социал-демократия должна всегда и неуклонно расширять воздействие рабочего
движения на все сферы общественной и политической жизни современного общества.
Она должна руководить не только экономической борьбой рабочих, но также и
политической борьбой пролетариата, она должна ни на минуту не упускать из виду
нашей конечной цели, всегда пропагандировать, охранять от искажений и развивать
дальше пролетарскую идеологию-учение научного социализма, т. е. марксизм.
Мы должны неустанно бороться против всякой буржуазной идеологии, в какие бы
модные и блестящие мундиры она не рядилась... Только слепые люди могут не
видеть, что «критика марксизма» всего быстрей привилась в России и всего
торжественней подхвачена русской либеральной публицистикой именно потому, что
она является одним из элементов складывающейся буржуазной (теперь уже
сознательно буржуазной) демократии в России... Что касается политической борьбы
в особенности, то именно «классовая точка зрения» требует, чтобы пролетариат подталкивал всякое демократическое
движение. Рабочая демократия своими политическими
требованиями не принципиально, а только по степени отличается от буржуазной
демократии. В борьбе за экономическое освобождение, за социалистическую
революцию пролетариат стоит на принципиально ином базисе и стоит одиноко
(мелкий производитель лишь постольку, поскольку он переходит или готовится
перейти в ряды пролетариата, придёт ему на помощь). В борьбе же за политическое
освобождение у нас много союзников, безучастно относиться к которым
непозволительно. Но в то время, как наши союзники из буржуазной демократии,
борясь за либеральные реформы, всегда будут оглядываться назад, стараясь
устроить дело так, чтобы им можно было по-прежнему «есть сытно, спать спокойно
и жить весело» на чужой счёт, пролетариат пойдёт вперёд без оглядки до самого конца.
Когда какие-нибудь гг. Р. Н. С. (автор предисловия к записке
Витте) будут торговаться с правительством
о правах властного земства или о конституции, мы будем бороться за
демократическую республику. Не забудем только, что для того, чтобы
подталкивать другого, надо всегда держать руку на плече этого другого. Партия
пролетариата должна уметь ловить всякого либерала как раз в тот момент, когда
он собрался подвинуться на вершок, и заставлять
его двинуться на аршин. А упрётся — так мы пойдём вперёд без него и через него»[31].
[1]
Ленин. «Что делать», стр. 11.
[2]
Беседа с защитниками экономистов. «Искра», № 12, 6 дек, 1901 г.,
стр. 2, столб. — 21.
[3]
«Что делать?», стр. 3 — 4.
[4]
«Гимн новейшего русского социалиста». Заря № 1, стр. 152–153. Под псевдонимом
«Нарцыс Тупорылов» скрывался один из вождей теперешнего правого крыла нашей
Партии: Мартов, псевдоним этот был придуман другим вождём меньшевизма,
Г. В. Плехановым.
[5]
О тактике, вообще, о тактике Николаевск. ген. Реада в частности и о тактике Б. Кричевского
в особенности. «Искра» № 10, ноябрь 1901 г. стр. 3. столб. 1–4.
[6]
Ленин «Что делать», стр. 1.
[7]
Mutatis mutandis (лат.) — с заменой того, что подлежит замене; с учётом
соответствующих различий; с соответствующими изменениями; с оговорками.
[8]
«На пороге XX в.», «Искра» № 2, стр. 2.
[9]
«С чего начать» Искра № 4, стр. 1, столб. 1–3.
[10]
Кричевский «Принципы, тактика, борьба». «Рабочее Дело». № 10, стр. 12–13.
[11]
Мартынов. «Обличительная литература и пролетарская борьба». «Рабочее Дело».
№ 10, стр. 42.
[12]
Мартынов. «Обличительная литература и пролетарская борьба». «Рабочее Дело».
№ 10, стр. 42.
[13]
Мартынов. «Обличительная литература и пролетарская борьба». «Рабочее Дело».
№ 10, стр. 43.
[14] «О тактике вообще и т. д.». «Искра», № 10, стр. 3, столб. 3.
[15] «О тактике вообще и т. д.». «Искра», № 10, стр. 3, столб. 2.
[16]
«Что делать?», стр. 59.
[17]
«Что делать?», стр. 62.
[18]
«Что делать?», стр. 62–63.
[19]
«Что делать?» стр. 66–67.
[20]
«Обличительная литература и пролетарская борьба». Рабочее Дело № 10. Стр.
54.
[21]
«Что делать?» стр. 68.
[22]
«Что делать?» стр. 71.
[23]
«По поводу современных событий». Искра № 3, стр. 7, столб. 1.
[24]
«Исторический поворот». Листок Рабочего Дела, № 6, стр. 5.
[25]
«По поводу современных событий». Искра № 3, стр. 7, столб. 1–2.
[26]
«С чего начать?» Искра № 4, стр. 1, столб. 1.
[27]
«Вопросы дня». Искра № 4, стр. 1. ст. 1.
[28]
«Вопросы дня». Искра № 4, стр. 3, столб. 3.
[29]
«Смерть Сипягина и наши агитационные задачи» Искра № 20, май 1902 г.
стр. 1, ст. 1–3.
[30]
«Революционный авантюризм». Искра № 23, 1 авг. 1902 г., стр. 4,
столб. 2–3.
[31]
«Политическая агитация и «классовая точка зрения»». Искра, № 16. 1 февр. 1902
г., стр. 1, столб. 2.
Комментариев нет:
Отправить комментарий