Религия есть особое неправильное,
фантастическое отражение в общественном сознании отношений людей друг к другу и
отношений их к природе, которые на известных исторических ступенях складываются
вне их сознательного контроля и под господством внешних, природных или
общественных условий. Это отражение общественного бытия принимает поэтому
форму, веры в существование сверхъестественного духовного мира, неземных
могущественных сил, стоящих якобы над людьми: бога или богов, чертей, духов и
т. п. В классовом обществе религия является орудием в руках
эксплуататорских классов для защиты существующей эксплуатации и одурманивания
эксплуатируемых классов.
«Религия есть не что иное, как фантастическое отражение в головах людей
тех внешних сил, которые господствуют в их повседневном
существовании, отражение, в котором земные силы принимают форму неземных,
сверхъестественных», — писал Энгельс в «Анти-Дюринге». То же мы читаем у Ленина
в статье «Социализм и религия»: «Бессилие
эксплуатируемых классов в борьбе с эксплуататорами так же неизбежно порождает
веру в лучшую загробную жизнь, как бессилие дикаря в борьбе с природой
порождает веру в богов, чертей, в чудеса и т. п.».
Вера в существование бога, в
существование духовного мира, или, другими словами, анимистический элемент,
есть неотъемлемый признак всякой религии[1].
Энгельс, возражая в «Людвиге Фейербахе» против фейербаховской попытки построить
какую-то особую религию без анимистического содержания, писал: «Если возможна
религия без бога, то возможна и алхимия без философского камня». Как
средневековая алхимия невозможна была без философского камня, так невозможна, и религия без веры в бога. В
то же время именно благодаря своему анимистическому содержанию религии играют классовую, эксплуататорскую роль.
«Религия — опиум для народа», — таково основное положение марксизма, которое
подчеркивали и Маркс, и Ленин. (Ленин, который поднял марксистское изучение
религии на новую высоту, раскрыв со всей беспощадностью гнуснейшую
эксплуататорскую роль религии и указав методы борьбы с ней, неоднократно в
своих статьях подчеркивал эксплуататорскую сущность идеи бога. Особенно четко
он ставит вопрос в этом отношении в письме к Максиму Горькому в декабре 1913 г.
«Идея бога всегда усыпляла и притупляла социальные чувства», подменяя живое
мертвечиной, будучи всегда идеей рабства (худшего, безысходного рабства).
Никогда идея бога не «связывала личность с обществом», а всегда связывала угнетенные классы с верой в божественность угнетателей» (подчеркнуто Лениным).
Марксизм-ленинизм, рассматривая
религию как одну из идеологий, выводя ее из определенных общественных
отношений, подчеркивает ее преходящий,
исторический характер. Неправильное,
искаженное отражение общественных отношений в идеологии происходит тогда, когда
сами общественные отношения неправильны и искажены. Как писал Маркс в
знаменитой главе «Капитала» о «товарном фетишизме и его тайне»: «Религиозное
отражение действительного мира может вообще исчезнуть тогда, когда отношения
практической повседневной жизни людей будут выражаться в прозрачных и разумных связях их между собою и с природой. Строй
общественного жизненного процесса, т. е. материального процесса
производства, сбросит с себя мистическое туманное покрывало лишь тогда, когда
он станет продуктом свободно обобществившихся людей и будет находиться под их сознательным и планомерным контролем»[2].
По мере того как новые социалистические отношения будут вытеснять старые
общественные формы, будет исчезать и мистическое, религиозное отражение
действительного мира.
Беспомощность и бессилие
человеческого общества перед природой и общественными отношениями, бессилие и
беспомощность эксплуатируемых классов в борьбе против эксплуататоров — вот что
порождает и поддерживает религию[3].
Класс эксплуататоров находит в религии орудие для защиты эксплуатации и для
одурманивания трудящихся. Использование религии как орудия защиты эксплуатации
и одурманивания эксплуатируемых — вот что питает, помимо других общих причин,
религиозные настроения и в эксплуататорских классах.
«Все и всякие угнетающие классы, — писал
Ленин, — нуждаются для охраны своего господства в двух социальных функциях: в
функции палача и в функции попа.
Палач должен подавлять протест и возмущение угнетенных, поп должен рисовать им
перспективы (это особенно удачно делать без ручательства за «осуществимость»
таких перспектив) — смягчения бедствий и жертв при сохранении классового
господства, а тем самым примирять с этим
господством, отваживать их от революционных действий, подрывать их
революционные настроения, разрушать их революционную деятельность».
«Когда общество, — говорит Ленин и в
другой статье, — устроено так, что ничтожное меньшинство пользуется богатством
и властью, а масса постоянно терпит лишения и «тяжелые обязанности», то вполне
естественно сочувствие эксплуататоров к
религии, учащей «безропотно» переносить земной ад ради небесного будто бы
рая»[4].
Говоря о религии, совершенно
необходимо иметь в виду оба указанных важнейших ее отличительных признака, неразрывно
связанных между собой: ее классовое
содержание, классовую эксплуататорскую роль и ее мистическую форму,
содержащийся в религии анимизм, веру в бога,
в сверхъестественные силы. Забывая о классовой роли религии, мы становимся на
позиции буржуазных «свободомыслящих» и «просветителей». Если к тому же упустить
из внимания веру в божество как важнейший, признак религии и называть религией
самые различные чувства и идеи, то легко стать на путь примирения с религией.
Религия складывается из трех
элементов — религиозных или мистических идей, из настроений или чувств и
действий или обрядов. «Религию, — говорит по этому поводу Плеханов, — можно
определить, как более или менее стройную систему представлений, настроений и
действий. Представления образуют мифологический элемент религии, настроения
относятся к области религиозного чувства, а действия — к области религиозного
поклонения или, как говорят иначе, культа». Плеханов далее показывает, что
мифологический элемент в религии является по своему содержанию анимистическим,
но что анимистические идеи сами по себе еще не составляют религии. Только в
соединении с известными действиями и чувствами они являются религией[5].
Необходимо отметить, что Плеханов,
обстоятельно раскрыв формальную сторону религии, очень мало говорит об ее классовой сущности. В этом отношении,
как и в вопросах борьбы с религией, он не только не развивает дальше положений
Маркса и Энгельса, как это сделал Ленин, но по существу дела стоит на просветительской точке зрения, подобно
буржуазным свободомыслящим, боровшимся с религией, но не доводившим свою борьбу
до признания ее классовой роли.
Подход, далеко стоящий от марксизма,
характерен для Плеханова в вопросе о первобытной религии и о религиях
классового общества. Так, например, возникновение государственных религий
Плеханов изображает в следующих чертах: раз возникло правительство, возникают
известные отношения между правящими и управляемыми. За правящими признается
обязанность заботиться о благосостоянии управляемых; за управляемыми признается
обязанность подчиняться правителям. Кроме того, там, где существуют
определенные законы, естественно существуют также их профессиональные
хранители: законодатели и судьи. И все эти отношения между людьми получают
(почему?! — Авторы) свое фантастическое выражение в религии. Боги становятся
небесными царями и небесными судьями.
В этих соображениях Плеханова ни
слова не сказано о классовой роли религии, о развитии ее в процессе классовой
борьбы. Плеханов подходит к религии прежде всего и по преимуществу как неправильной теории о природе и
обществе, забывая ее классовую эксплуататорскую роль. Ленин в статье «Об
отношениях рабочей партии к религии» писал:
«Все современные религии и церкви,
все и всяческие религиозные организации марксизм рассматривает всегда как органы
буржуазной реакции, служащие защите эксплуатации и одурманению рабочего
класса». Плеханов же по поводу анкеты, предпринятой журналом «Социалистическое
движение» по вопросу об отношении социалистических партий к клерикализму,
переводит вопрос в другую плоскость. — «А теория — современный научный
социализм, — говорит он, — отвергает религию как порождение ошибочного взгляда
на природу и на общество и осуждает ее как препятствие для всестороннего
развития пролетариата[6].
Это не марксистско-ленинская установка, а просветительский подход. Этот
просветительский подход тесно связан со всем учением Плеханова о религии.
Однако еще дальше отстоят от
правильного марксистского понимания религии попытки рассматривать ее,
отвлекаясь не только от ее классовой роли, но и от присущей ей анимистической
идеи бога. Эти попытки ведут к защите религии, к увековечению религии как
чего-то неизбежного и необходимого для человеческого общества. В таких случаях
обычно, берется какая-либо одна сторона религии, какая-либо одна ее черта.
Имеются, например, буржуазные определения религии, которые рассматривают
чувство как основной и определяющий момент религии. Немецкий пастор
Шлейермахер, выступивший в начале XIX столетия в защиту религии, утверждал, что
«истинная религия есть чувство и вкус к бесконечному». Шлейермахер даже
утверждает, что каждое здоровое чувство есть по существу религиозное чувство,
например, чувство любви между супругами. В работе ученого, открывающего в
частных явлениях общие законы, Шлейермахер опять видит стремление к вечному и
бесконечному, т. е. открывает религию. Отсюда, разумеется, Шлейермахеру
ничего не стоит заявить о вечности и неистребимости религии.
Такой же апологетический характер
имеет, и попытка Льва Толстого отождествить свою религию с моралью. Во всякой
более или менее развитой религии мы находим элементы морали: религия направляет
действия людей в какую-либо сторону, воспитывая в них определенные настроения.
Но это отнюдь не значит, что мораль как таковая сама по себе составляет
религию. Мораль может существовать и независимо от религии. Известные нормы
поведения будут существовать и в коммунистическом обществе. Лев Толстой смотрит
иначе; во всех религиях он пытается найти одно и то же нравственное учение,
которое и считает основой религии. Отсюда он делает вывод о ценности и вечности
религии.
Фейербах, критикуя старые
религиозные идеи, пытался в то же время обосновать новую «религию без бога».
Подобно Шлейермахеру, он видит в чувстве основу религии. Энгельс писал по этому
поводу: «Фейербах вовсе не хочет упразднить религию; он хочет дополнить ее». По
учению Фейербаха, религия есть основанное на чувстве сердечное отношение между
людьми — отношение, которое до сих пор старалось найти свое истинное содержание
в фантастическом отражении действительности, а теперь непосредственно и прямо
находит его в любви между «я» и «ты». Религия, очищенная и преобразованная,
возводится таким путем в вечную категорию, поскольку отношения людей,
основанные на взаимной склонности: любви, дружбе, сострадании и т. д.,
будут всегда существовать.
Иосиф Дицген, а позже за ним А. В. Луначарский
пытались отождествить социализм с
религией. Дицген, сам боровшийся с научной поповщиной, в то же время писал
в «Религии и социал-демократии»: «До сих пор религия была уделом пролетариата.
Теперь, наоборот, дело пролетариата приобретает характер религии, т. е.
становится догмой, воспринимаемой верующими всем сердцем и всей душой».
Религия, таким образом, идеализируется Дицгеном и попадает в разряд вечных
категорий. Тов. Луначарский в эпоху «реакции, после революции 1905 г.,
увлекался упадочными идеями «богоискательства», заявляя без всяких обиняков:
«Итак мы утверждаем, что религия жива и будет вечно жить». Он считал, что
марксисты должны «обожать» высшие
потенции человечества — «всесознанне, всеблаженство, всемогущество», видеть в
них «бога». Учение о классовой борьбе пролетариата т. Луначарский потому
рассматривал как религию, а не как науку; он стоял в те времена на позициях
махизма, который отрицает объективный характер законов в природе и общественной
жизни и стоит на точке зрения релятивизма, абсолютной относительности научных
выводов. Луначарский писал о науке: «В сущности наука вообще не имеет в себе
гарантий безусловности своих законов». Миль прав в этом отношении, говоря:
Земля и через 10 лет и через 100 лет будет вращаться вокруг своей оси, — мы
выражаем лишь величайшую степень вероятности»[7].
Поэтому и в социализм, по тогдашней теории Луначарского, можно лишь верить,
можно верить в великие потенциальные силы человечества, но научно доказать
победу социализма нельзя.
В настоящее время также нередки
случаи, когда буржуазные ученые и белогвардейцы называют марксизм-ленинизм
религией, а коммунистическую партию — религиозной сектой.
Энгельс решительно предостерегал
против «этимологических фокусов» с расширением понятия религии. Ленин считал
увлечение богоискательством и призывы к «социалистической религии» величайшей
пошлостью. Грубую ошибку также делают те буржуазные мыслители, которые хотят
видеть в науке религию будущего. Так Гюйо в своей книге «Безверие будущего»
писал: «Мы можем сказать, что наука — это религия, которая возвращается к
действительности, вновь находит свойственный ей путь, вновь находит, так
сказать, себя самое» (с. 186). При таком отождествлении религию лишают
самого основного ее признака — веры в существование сверхъестественного мира.
Лишь марксистско-ленинское понимание религии является единственно
научно-правильным и превращается поэтому в могущественное орудие в борьбе
пролетариата против религии и церкви.
[2]
Энгельс, Анти-Дюринг, с. 179, 1922, а также программу ВКП(б), § 13.
[3]
Ленин, О социальных корнях религии в капиталистическом обществе в статье «Об
отношении рабочей партии к религии», а также высказывания Маркса к «Критике
гегелевской философии права», с. 3. Соч., т. I, 1923; «Капитал», т. I, с. 48, 1920; Энгельс, Анти-Дюринг, с. 179, 1922.
[7]
Луначарский, Социализм и религия, с. 41–47.
Комментариев нет:
Отправить комментарий