Религиозные верования, буржуазное
понятие свободы, сознание пролетариатом своих интересов — все эти явления,
которые в той или другой форме проявляются в сознании отдельных людей, представляются
им как предмет их собственного,
индивидуального переживания. Почему же разные переживания, представления, идеи
отдельных лиц в области политической, моральной, религиозной следует определять
как общественное сознание людей?
Общественное сознание никакой
самостоятельной, метафизической сущностью, как это думают многие буржуазные
социологи, не обладает. Оно существует лишь в головах отдельных людей, а не в заоблачных сферах, и не в особой сфере
коллективной психологии. Но общественное сознание — это в то же время не простая сумма индивидуальных сознаний. С
одной стороны, общественное сознание существует лишь через индивидуальные
сознания, с другой стороны, само индивидуальное сознание проявляет себя всегда
лишь как общественное сознание. Без диалектического понимания общего, частного
и единичного нельзя выяснять вопроса об индивидуальном и общественном сознании
и соотношении между ними.
Общественное сознание возникает как
результат отношений людей друг к другу в активной борьбе с природой. Общественное
сознание людей возникло не потому, что каждый отдельно взятый человек как
существо, одаренное якобы духовной природой, начал самостоятельно мыслить,
представлять, чувствовать, сознавать, а потому, что общественная жизнь людей
состоит из постоянных взаимоотношений и взаимодействий людей, прежде всего в
процессе их материальной деятельности. Это постоянное общение людей, без которого нет общества, вызывает к жизни
появление таких неотъемлемых свойств общественной жизни (на ее уже ранних
стадиях) как языки и сознание. «Язык так же древен, как
сознание; язык — это практическое, существующее для других людей, а значит
существующее также для самого реального сознания, и язык, подобно сознанию,
возникает из потребности сношений с другими людьми... Мое отношение к моей среде есть мое сознание. Там, где существует
какое-нибудь отношение, оно существует для меня; животное не относится ни к
чему, для животного его отношение к другим не существует как отношение»[1].
Отношение людей возможно только в человеческом обществе, и оно порождает
сознание людей как их общественное сознание.
В какие бы индивидуальные тона ни
были окрашены чувства и представления отдельных людей, какой бы индивидуальной
силой они ни обладали, сам факт чувствования и сознания их всегда бывает общественным
и возможным только в обществе. «Сущность религии, — говорит Маркс, — Фейербах
сводит к сущности человека. Но сущность человека не есть абстракт, присущий
отдельному индивидууму. В своей действительности он есть совокупность
общественных отношений»[2].
Значит ли это, что сознание
общественное и сознание индивидуальное — явления тождественные? Они
тождественны и в то же время различны. Поскольку содержание индивидуального
сознания всегда общественно, постольку эти понятия тождественны. Однако общественное
сознание очень многогранно и разнообразно, оно дифференцируется прежде всего по
линии содержания идей, представления, эмоций различных общественных классов. Затем даже представители одного
и того же класса в пределах единого классового сознания по-разному переживают, воспринимают те или другие стороны
действительности. Химик Лавуазье, художник Давид и политик Робеспьер жили в
одно и то же время, в одну и ту же эпоху Великой французской революции и были
каждый в своей области выразителями классовых интересов буржуазии, однако у
каждого из них круг его интересов, представлений и чувств отличался от другого
своей особой направленностью, что не исключало конечно классовой общности их
сознания.
Необходимо отметить, что
основоположники марксизма говорят обычно об «общественном сознании» и идеологиях как его особых «формах».
Плеханов же охотно употребляет термин «общественная психология», или «психика»
(она фигурирует и в известной плехановской пятичленной формуле исторического
материализма). «Идеологии», с точки зрения Плеханова, формируются, создаются на
основе определенной общественной «психологии», которая, по Плеханову, не что
иное, как господствующие в данный период настроения и представления людей, на
почве которых и вырастают уже определенные идеологии.
Если бы вопрос был только вопросом
терминологическим, вопросом словоупотребления, он не представлял бы особой
сложности. Термин общественная «психология»
или, правильнее, общественная психика», распространившийся в последнюю треть
прошлого века (с легкой руки буржуазного идеализма и эмпиризма), не
означает по существу ничего другого, как, то же общественное «сознание». Однако несомненно, что
последнее обозначение и теоретически более правильно. Употребление термина
«психика» открывает путь идеалистическому «учению» о «подсознательной» и даже
«бессознательной психике» (учение идеалиста Бергсона, фрейдизм). Оно облегчило
путь огромному влиянию реакционной теории Фрейда, согласно которой
«подсознательное» и «бессознательное» будто бы играют решающую роль в человеческом
сознании.
Но дело здесь не только в
словоупотреблении. Недостаток и ошибочность плехановского различия общественной
«психологии» и «идеологии» заключаются, во-первых, в том, что Плеханов в
известной мере биологизирует, мыслит
натуралистически само понятие общественной психологии, и, во-вторых, в том, что
он недиалектически понимает
соотношение между психологией и идеологией, причем первая ошибка Плеханова
связана со второй.
Давая подчас хорошие образцы
марксистского анализа искусства и литературы (например, первобытных народов,
буржуазного искусства и др.), Плеханов всегда подчеркивает, что общественная
психология-того или другого класса, как данная и уже возникшая, имеют один
общий корень: «психологию данной эпохи,
— это понять нетрудно, и в этом убедится всякий, кто хоть бегло ознакомится с
фактами»[3].
Декларируя, что в основе идеологии лежит еще особая область общественной
психологии, Плеханов недостаточно вскрывает классовое
идеологическое содержание обусловленного сознания. Над ним довлеет биологизм
с вечными психологическими законами
человеческой природы (закон «антитезы», подражания). Например, смену
аристократического направления буржуазным во французской драматической
литературе XVII и XVIII вв. Плеханов объясняет действием психологического
закона «антитезы» и этим конечно замазывает классовую антагонистичность этих
литератур. Плеханов не понимает, что во внутренней противоречивости искусства
(например, в противоречиях творчества Толстого) проявляется сам классовый характер литературы и искусства,
и для объяснения этих противоречий незачем прибегать к особым законам
психологической антитезы.
Такое понимание Плехановым
общественной психологии и идеологии вырывает между ними пропасть, не дает
возможности понять их взаимный переход, их развитие. Поэтому Плеханов и не умел
вскрыть противоречивый процесс борьбы и вызревания классовой идеологии внутри
«психологии эпохи» — в борьбе ее с другими классово враждебными идеологиями.
Если Плеханов не видит
диалектического перехода между общественным сознанием и его идеологическими
формами, то для т. Бухарина этот переход от психологии к идеологии
представляется как механический, чисто количественный переход: «Общественная
психология, — заявляет он, — есть некий резервуар для идеологии». Идеологии
отличаются от общественной психологии «большей систематизированностью своих
элементов, т. е. мыслей чувств, ощущений, образов и т. д. Что
систематизирует идеология? Она систематизирует то, что мало или совсем не
систематизировано, т. е. общественную психологию. Идеологии — это сгустки общественной психологии»[4].
Бухаринская концепция, превращая
идеологию в систематизированный «сгусток общественной психологии», которая сама
будто бы не систематизирована, механистически упрощает всю проблему.
Получается, что общественное сознание, психология, есть некая непронникнутая
идеями сущность, находящаяся как бы рядом с идеологией. Тов. Бухарин не
понимает единства «психологии» и
идеологии, т. е. господствующей, руководящей роли идей во всей области общественного сознания.
Для подтверждения правильности
своего определения общественной психологии как «сгустка» идеологии Бухарин
приводит пример смутных еще в классовом отношении чувств, настроений, воззрений
пролетариата на заре рабочего движения; эти настроения лишь значительно позже созревают
и приобретают идеологическую форму политической программы рабочего класса,
приводят к образованию самостоятельного мировоззрения пролетариата. Правильно
конечно, что рабочий класс не сразу ясно сознавал свои особые от буржуазии
интересы и цели своей политической борьбы. Но неправильно было бы делать отсюда
вывод (как это делает Бухарин), что в ранний период своей борьбы рабочий класс
обладал только общественной «психологией» и лишь позже оказался на
«идеологическом» уровне. Даже тогда, когда рабочий класс не приходит еще к
ясному сознанию своих классовых идей в экономической и политической борьбе,
все-таки его смутные желания, чувства, возмущения и протесты против
существующего гнета и эксплуатации представляют собой зародыши новой идеологии.
В стихийности пролетарского движения
Ленин видел зарождающуюся форму
сознательности. С другой стороны, «стихийное рабочее движение, — говорил
Ленин, — само по себе способно создать (и неизбежно создает) только
тред-юнионизм, а тред-юнионистская политика рабочего класса есть именно
буржуазная политика рабочего класса»[5].
Сознание рабочего класса на этой ступени еще противоречиво, он легко подпадает
под влияние господствующей буржуазной идеологии.
Пролетарская сознательность
рождается не просто как «сгусток» общественной психологии, т. е.
пролетарской стихийности (ибо сама эта стихийность пролетарского сознания
говорит о господстве буржуазной идеологии), она рождается в борьбе с теми
враждебными идеологическими идеями и настроениями, которые без этой борьбы
могли бы подчинить себе состояние умов пролетариата. «Всякое умаление
социалистической идеологии, — указывает Ленин, — всякое отстранение от нее означает тем самым усиление идеологии
буржуазной... Толкуют о стихийности, но стихийное развитие рабочего движения
идет именно к подчинению его буржуазной идеологии»[6].
Выработке пролетариатом своей особой
идеологии, своего мировоззрения, предшествовало определенное настроение умов
рабочего класса, т. е. низшие ступени развития этой идеологии; однако эта
пролетарская психология не есть какая-то бесформенная «психология», она
насыщена внутренней борьбой между буржуазной и зарождающейся пролетарской
идеологией, пока рабочий класс из «класса в себе» еще не превратился в «класс
для себя».
Маркс и Энгельс постоянно говорят,
что идеологии — это формы
общественного сознания. Диалектическое соотношение формы и содержания исключает
признание какой-то бесформенной общественной психологии, так же как не
существует бессодержательной формы ее, т. е. идеологии. Или иначе говоря,
общественная психология не существует как некое хаотическое, бесформенное
«состояние умов», рядом со «сгустками», с «оформленными» идеологиями, как это
получается по Бухарину. Форма не есть нечто внешнее по отношению к содержанию,
она не как сгусток выжимается из своего содержания, она составляет внутреннюю
структуру самого содержания и неотделима от него.
Противопоставление чувств, эмоций
мыслям и идеям связано с неправильным, механическим противопоставлением
общественной «психологии» и «идеологии». Ошибки Плеханова и Бухарина в этом
вопросе послужили истоком для ошибок некоторых современных литературных
горе-теоретиков. Воронский, Переверзев и др. утверждали, что писатель, поэт,
художник создают свое произведение лишь на базе общественной психологии, т. е.
на базе «непосредственных» впечатлений, еще не оформившихся, не определившихся
идеологически.
Резюмируем: общественное сознание
или «психология» людей представляет собой не только систему идей и мыслей, но и
связанные с ними чувства и настроения (например, идеология пролетариата
сопряжена с чувством ненависти к капиталистическому строю). В историческом
развитии и созревании идеологии нового революционного класса его сознание
проходит различные качественные ступени: от неясных построений и мыслей, рвущих
с влиянием идеологии господствующего класса, вплоть до ясной и четкой научной и
политической формулировки классовых задач. Это отчетливо можно проследить на
развитии классового сознания пролетариата от смутных идеологических зачатков
вплоть до его высшей стадии — марксизма-ленинизма.
Комментариев нет:
Отправить комментарий