Чуть ли не на следующий день после похорон пришло известие,
что в Кронштадте началось восстание. Я сейчас же поехал в Петербург. Как только
я пришёл на явку в столовую Технологического института, мне сообщили, что ЦК
постановил отправить меня в Свеаборг, где началось восстание, но где мало наших
сил. Надо сейчас же ехать туда. Я просил, чтобы ЦК дал мне директивы, как
отнестись к восстанию: расширять ли его или стремиться локализировать и свести
на нет; что должен я от имени ЦК сообщить восставшим: могут ли они рассчитывать
на поддержку со стороны рабочих, хотя бы в Петербурге? Но, увы, мне было
категорически заявлено, что члены ЦК никаких инструкций дать мне не могут — они
сами не знают, где ещё можно ожидать восстаний. Со слов эсеровских цекистов
знают, что готовится восстание во всём флоте, но, насколько это верно, они не
знают. Я должен ехать, и там, на месте, будет видно, что делать; мне поручают
действовать там от имени ЦК.
Надо было торопиться, поэтому я не успел заехать к Ильичу и
посоветоваться с ним. Я сейчас же отправился в Гельсингфорс. Там у меня были
связи среди финских социал-демократов. Они указали мне, что с нашей военной
организацией я могу связаться через нашего агента В. М. Смирнова[i],
который служит библиотекарем в Гельсингфорсском университете. Тут же они мне
рассказали, что восстание, очевидно, уже подавлено. Сейчас силы восставших
сконцентрированы на Михайловском острове, оттуда слышна сильная канонада и
подошли какие-то суда, неизвестно — на помощь восставшим или против них.
Смирнов меня свёл с нашими военными работниками. Они меня сейчас же
информировали о положении вещей. Дело проиграно. Наша организация самым
решительным образом была против восстания, считая его совершенно
неподготовленным. Восстание в минной роте, находившейся под влиянием эсеров,
началось стихийно. Эсеры спровоцировали выступление заявлением, что в Ревеле
весь флот восстал, что в Кронштадте восстание продолжается, между тем никаких
точных сведений о Ревеле не было, а насчёт Кронштадта уже вчера было известно,
что восстание подавлено. Наши связи были главным образом в стрелковых полках и
в артиллерии. Когда минёры восстали, волей-неволей пришлось вызвать на
поддержку и стрелков. Все силы восставших были сосредоточены на двух островах,
оттуда обстреливался Комендантский остров, на котором сосредоточились все
власти.
Финская Красная Гвардия обещала содействие, но никакой
реальной помощи не оказала. Что сейчас делается, они не знают и не знают, какой
им дальше держаться линии. В общем, по их словам, заранее можно было понять,
что вся затея была с самого начала обречена на неудачу.
Я высказал своё мнение, что вопреки решениям меньшевистского
ЦК я считаю весь этот призыв к отдельным восстаниям авантюрой, что нужно как
можно скорей и безболезненней ликвидировать всё дело, начать восставшим
переговоры с перепуганным военным начальством, которое охотно пойдёт на мирную
ликвидацию, без репрессий. Всех замеченных зачинщиков и вождей из солдат и
матросов надо сейчас же переправить за границу. Пока мы обсуждали, пришёл один
из товарищей, только что приехавший с острова, и сообщил, что утром показались
на горизонте дымки двух приближающихся военных судов. Моряки издали узнали, что
суда идут из Ревеля. По сведениям, за достоверность которых ручались эсеры,
экипаж обоих кораблей революционный и шли они, очевидно, на помощь восставшим.
Считая своими, их допустили за линию обстрела островных тяжёлых дальнобойных
орудий, которые могли легко потопить оба судна. Устроили им торжественную
встречу, отправили к ним шлюпку, на которой поехали наши товарищи, фактические
руководители восстания, офицеры Кохановский и Емельянов. Броненосец «Слава»
принял на борт экипаж шлюпки. Оба корабля подошли к острову на такое
расстояние, что тяжёлая артиллерия была бессильна отвечать, и начался ураганный
обстрел беззащитного острова. Экипаж обоих кораблей оказался сплошь из офицеров
и гардемаринов. Восставшим пришлось сдаться.
Таким образом, мне вместе с товарищами действительно
пришлось вместо руководства восстанием заняться исключительно его ликвидацией и
спасением от расстрела матросов и солдат. В этом отношении нам удалось почти
всех, кто не был расстрелян при десанте с кораблей, спасти и препроводить за
границу. Тут громадную помощь нам оказали финляндские товарищи, в особенности
один старый социал-демократ, владелец винного склада. Он лично прятал у себя
очень многих и вообще о каждом попавшем к нему на попечение заботился, как
родной отец. Я очень жалею, что никак не могу припомнить его имя[ii].
Он вообще с особой нежностью относился к нам, русским, и ни разу и в дальнейшем
не отказывал в своей помощи нашей партии. Насколько помню, нам удалось
отправить за границу человек 80 наиболее энергичных, активных солдат и
матросов.
Вскоре, конечно, начались массовые обыски и аресты. Товарищи
ввиду страшного недостатка в работниках в Гельсингфорсе настаивали, чтобы я
остался там работать. Меня самого заинтересовала работа, которая здесь велась,
и я остался. Кстати, мне хотелось осуществить свою заветную мечту, с которой я
давно носился, — засесть за историю нашей партии.
С наступлением реакции нам опять пришлось уйти в подполье.
Для меня было ясно, что масса новых товарищей, вовлечённых в наши партийные
ряды, совершенно не знает истории нашей партии, наших старых подпольных
традиций. Поскольку дело касалось открытой борьбы в бурный 1905 год, когда вся
партия перестраивалась для почти легального существования, когда в низах
сгладились разногласия с меньшевиками, можно было не интересоваться историей
нашей партии. Но теперь, когда снова приходилось работать в подполье, без
знания истории партии обойтись было невозможно. Я считал, что, работая в
Гельсингфорсе, можно будет параллельно работать и над историей. Для этого были
условия, какими я не мог пользоваться в России: во-первых, я мог снять комнату
— при нелегальном существовании в России это было бы невозможно; во-вторых,
здесь в университетской библиотеке был очень хороший подбор всей нашей
нелегальной литературы и вообще всей заграничной литературы других партий. Этой
библиотекой я мог пользоваться свободно благодаря нашему товарищу Смирнову,
заведовавшему ею. Кроме того, я рассчитывал, и мне это действительно удалось,
выписать из-за границы свою довольно богатую библиотеку, оставленную в Берлине.
В результате мне удалось месяца за полтора, проведённых в этот раз в
Гельсингфорсе, написать и закончить первую часть «Истории Российской
социал-демократической партии»[iii].
Попутно я вёл пропагандистскую работу как среди солдат, так
и среди довольно многочисленных русских рабочих. Одновременно пришлось также
близко сойтись с финнами, как социал-демократами, так и «активистами»
(радикальная партия). Я поместил несколько статей в «Тюомиесе» (центральном
органе социал-демократов, выходящем на финском языке) и в «Арбейторен»
(журнале, выходящем на шведском языке). Писал я либо по-русски, либо
по-немецки, и мои статьи переводились на шведский или финский язык.
Среди финнов социал-демократов было два течения. Одно сильно
напоминало наших меньшевиков. Они стояли на точке зрения исключительной
лояльности и законности, переоценивали значение своего парламентаризма, очень
отрицательно относились к формированию Красной Гвардии. После неудачного
свеаборгского восстания они считали, что будет лучше, если русские
революционеры будут бороться с самодержавием у себя в России и не будут
впутывать финнов в это дело. К этому течению принадлежала вся интеллигентская и
в значительной степени крестьянская часть социал-демократов. Наоборот, почти все
социал-демократы рабочие стояли на революционной позиции, входили в ряды
Красной Гвардии и очень сочувственно относились к нам, большевикам.
Буржуазные, либеральные и даже радикальные («активисты»)
финляндские партии после покушения нескольких латышей на ограбление
финляндского банка устроили форменную травлю русских революционеров. Я выступил
в «Тюомиесе» с резким протестом против этой травли и напомнил, что та свобода,
которою финны сейчас пользуются, добыта именно русским пролетариатом, нанёсшим
под нашим руководством в октябре — декабре 1905 г. жестокий удар
самодержавию. Без этого удара, одними своими силами, им, конечно, невозможно
было получить ту демократическую конституцию, которой они сейчас пользуются. И
пусть они не утешают себя надеждой, что, если будет сломлена и задушена
революция в России, им удастся сохранить свободу и демократический строй у
себя. Как только самодержавие в России восторжествует окончательно над русскими
революционерами, дальнейшие удары реакции обрушатся и на финнов. В их интересах,
следовательно, помогать нам или, по крайней мере, не мешать нам бороться.
Статья получилась очень сердитая и резкая. Вся
социал-демократическая печать её перепечатала, вся буржуазная печать отозвалась
на неё. Мне ещё несколько раз пришлось участвовать в сильно разгоревшейся
полемике.
Пришлось выступать и на больших собраниях, которые обычно
собирались в большом зале Политехнического училища. Помню, на одном таком
многолюдном собрании я закончил свою речь патетическим восклицанием: «Если вы
нас теперь не поддержите, если поможете царю восторжествовать над русской
революцией, ваши дети и внуки будут вас проклинать за это, потому что им
придётся на себе испытать всю тяжесть царской реакции!».
Единогласно была принята резолюция, резко осуждавшая те газеты,
которые травили русских социал-демократов.
[i]
Активный подпольщик Владимир Мартынович Смирнов, о котором рассказывает
М. Н. Лядов, после работы в Петербурге переехал в Гельсингфорс.
Библиотека, в которой он здесь работал, служила местом явок. В 1906 г. на
квартире Смирнова и его матери, всячески помогавшей нелегальной работе своего
сына, произошла встреча В. И. Ленина и А. М. Горького.
[ii]
Речь идёт о проживавшем в Гельсингфорсе финском социал-демократе Вальтере
Ивановиче Шёберг, который в то время помогал нашей партии в транспортировке
нелегальной литературы и переправке людей.
[iii]
Написанная М. Н. Лядовым «История Российской социал-демократической
рабочей партии» вышла в Петербурге в 1906 г. в двух частях: 1.
Возникновение социал-демократического движения в России (1883–1897 гг.).
2. Создание Российской социал-демократической рабочей партии (1897–1903 гг.).
Каждая часть вышла в виде самостоятельной книги (в книгоиздательствах «Зерно» и
«Колокол»).
Комментариев нет:
Отправить комментарий