вторник, 22 ноября 2016 г.

Глава VI.

Профессиональные революционеры.

«Я работал в кружке, который ставил себе очень широкие, всеобъемлющие задачи — писал Ленин, в «Что делать?» — и всем нам, членам этого кружка, приходилось мучительно, до боли, страдать от сознания того, что мы оказываемся кустарями в такой исторический момент, когда можно было бы, видоизменяя известное изречение, сказать: дайте нам организацию революционеров, — и мы перевернём мир» (Ленин. Что делать? 1902 г.)
Чтобы рабочее движение не было разрозненным, неорганизованным, узким по своим задачам и целям, чтобы оно постепенно, планомерно и неуклонно росло и ширилось, нужно было создать кадры революционеров, которые руководили бы этим движением. В широких кругах тогдашних работников, зарывавшихся в мелкую, кустарническую работу, главным образом по отстаиванию экономических нужд рабочих, не было ясного сознания того, что
«для «обслуживания» массового движения нужны люди, специально посвящающие себя целиком социал-демократической деятельности, и что такие люди должны с терпением и упорством вырабатывать из себя профессиональных революционеров».
Чтобы понять значение выдвинутой Лениным идеи организации революционеров, читателю надлежит вспомнить, что ещё в начале нынешнего века деятельность тогдашних социалистов сводилась, по преимуществу, к защите экономических нужд рабочего класса, организации касс взаимопомощи, устройству стачек и пр. Профессиональных союзов ещё не существовало, и тогдашние социалисты делали, конечно, нелегально, главным образом то, что делают сейчас профсоюзы. Их деятельность во многом носила «профсоюзный», «тред-юнионовский», «экономический» характер. Ленин поставил вопрос о политической деятельности, о создании политической организации, о выделении людей для революционной работы. Широкие профессиональные организации рабочих — это одно, организация революционеров, «способных руководить всей освободительной борьбой пролетариата», — другое.
«Я утверждаю, — говорил Ленин: — 1) что ни одно революционное движение не может быть прочно без устойчивой и хранящей преемственность организации руководителей; 2) что, чем шире масса, стихийно вовлекаемая в борьбу, составляющая базис движения и участвующая в нём, тем настоятельнее необходимость в такой организации и тем прочнее должна быть эта организация (ибо тем легче всяким демагогам увлечь неразвитые слои массы); 3) что такая организация должна состоять главным образом из людей, профессионально занимающихся революционной деятельностью; 4) что в самодержавной стране, чем более мы сузим состав членов организации до участия в ней таких только членов, которые профессионально занимаются революционной деятельностью и получили профессиональную подготовку в искусстве борьбы с политической полицией, тем труднее будет «выловить» такую организацию, и 5) тем шире будет состав лиц и из рабочего класса и из остальных классов общества, которые будут иметь возможность участвовать в движении и активно работать в нём».
Партия придаёт большое значение тому, чтобы руководство ею носило устойчивый характер и сохраняло бы преемственность — требование, которое выдвигал в своё время Ленин. Разумеется, кадр руководителей партии должен постоянно пополняться, освежаться; менее способные руководители должны заменяться более даровитыми, энергичными, но эта замена должна проводиться так обдуманно, осторожно, чтобы она обеспечивала сохранение непрерывности и преемственности руководства, а не носила характера «ломки» аппарата, массового «снятия с постов» и т. д.
Сущность «организации революционеров» Ленин поясняет так:
«Организация революционеров должна обнимать, прежде всего и главным образом, людей, которых профессия состоит из революционной деятельности (потому я и говорю об организации революционеров, имея в виду революционеров — социал-демократов). Перед этим общим признаком членов такой организации должно совершенно стираться всякое различие рабочих и интеллигентов. Эта организация необходимо должна быть не очень широкой и возможно более конспиративной».
Профессиональными революционерами могло, естественно, стать не так много людей. Поэтому, организация революционеров представляла собой по сути дела основное руководящее ядро нашей партии. Вот что пишет один из историков партии (Лядов) о профессиональных революционерах: «Жестокие преследования, которым подвергались местные работники, частые провалы местных организаций заставили быстро развить кадры профессионалов-революционеров, которые целиком отдавались делу революции, жили нелегально под чужими именами, отказывались от какой бы то ни было личной жизни, порывали связь с семьёй и часто меняли своё место работы»[1].

Рабочий-революционер.

Отстаивая идею организации профессиональных революционеров, Ленин громадное значение придавал выработке профессиональных революционеров рабочих и жестоко осуждал тех социалистов, которые невнимательно относились к этому вопросу. Ленин признавал, что, примерно, к 1902 году:
«не только вообще отстают революционеры от стихийного подъёма масс, но даже и рабочие-революционеры отстают от стихийного подъёма рабочих масс» (Что делать? 1902 г.).
Из этого факта Ленин делал тот вывод, что:
«Самая первая, самая настоятельная наша обязанность — содействие выработке рабочих-революционеров, стоящих на таком же уровне в отношении партийной деятельности, как и интеллигенты-революционеры… Поэтому, главное внимание должно быть обращено на то, чтобы поднимать рабочих до революционеров, отнюдь не на то, чтобы опускаться самим до уровня средника или рядовика».
«Мы не сознаем своей обязанности помогать всякому выдающемуся по своим способностям рабочему превращаться в профессионального агитатора, организатора, пропагандиста и проч. и проч. В этом отношении мы прямо позорно расхищаем свои силы, не умеем беречь то, что надо особенно заботливо растить и выращивать. Посмотрите на немцев: у них во сто раз больше сил, чем у нас, но они прекрасно понимают, что действительно способные агитаторы и пр. выделяются «середняками» вовсе не слишком часто. Поэтому они тотчас же стараются поставить всякого способного рабочего в такие условия, при которых его способности могли бы получить полное развитие и полное применение: его делают профессиональным агитатором, его побуждают расширить поприще его деятельности, распространяя её с одной фабрики на всё ремесло, с одной местности на всю страну. Он приобретает опытность и ловкость в своей профессии, он расширяет свой кругозор и свои знания, он наблюдает бок-о-бок выдающихся политических вождей других местностей и других партий, он старается подняться сам на такую же высоту и соединять в себе знание рабочей среды и свежесть социалистических убеждений с той профессиональной выучкой, без которой пролетариат не может вести упорную борьбу с великолепно обученными рядами его врагов. Так и только так выдвигаются из рабочей массы Бебели и Ауэры[2]. Но то, что в политически свободной стране делается в значительной степени само собою, то у нас должны систематически проводить наши организации. Сколько-нибудь талантливый и «подающий надежды» агитатор из рабочих не должен работать на фабрике по 11 часов. Мы должны позаботиться о том, чтобы он жил на средства партии, чтобы он умел вовремя перейти на нелегальное положение, чтобы он переменял места своей деятельности, ибо иначе он не выработает большой опытности, не расширит своего кругозора, не сумеет продержаться несколько, по крайней мере, лет в борьбе с жандармами. Чем шире и глубже становится стихийный подъём рабочих масс, тем больше выдвигают они не только талантливых агитаторов, но и талантливых организаторов и пропагандистов и «практиков» в хорошем смысле (которых так мало среди нашей интеллигенции, большею частью немножко по-российски халатной и неповоротливой). Когда у нас будут отряды специально подготовленных и прошедших длинную школу рабочих-революционеров (и притом, разумеется, революционеров «всех родов оружия») — тогда с этими отрядами не совладает никакая политическая полиция в мире, ибо эти отряды людей, беззаветно преданных революции, будут пользоваться также беззаветным доверием самых широких рабочих масс».

Значение организации революционеров.

Идея организации профессиональных революционеров, людей, которые целиком посвящали себя делу революции, сыграла громадную роль в истории нашей партии. После революции 1905 года меньшевики задним числом кричали, что Ленин в «Что делать?» и «Искре» якобы «преувеличивал» эту идею. Возражая меньшевикам, Ленин указывал им на превосходство нашей партии «в отношении её сплочённости, организованности, преемственной цельности» по сравнению с другими партиями.
«Спрашивается, кто же реализовал в жизнь эту наибольшую сплочённость, прочность и устойчивость нашей партии? Это сделала создавшаяся больше всего при участии «Искры» организация профессиональных революционеров. Кто знает хорошо историю нашей партии, кто переживал сам её строительство, тому достаточно простого взгляда на состав делегации любой фракции, скажем, Лондонского съезда[3], чтобы убедиться в этом, чтобы сразу заметить то старое, основное ядро, которое усерднее других партий пестовало и партию выпестовало. Конечно, основным условием этого успеха было то, что рабочий класс… из всех классов капиталистического общества отличается наибольшей способностью к организации. Но объективно максимальная способность пролетариата, к объединению в класс реализуется живыми людьми, реализуется не иначе, как в определённых формах организации. И никакая другая организация, кроме искровской, не могла бы в наших исторических условиях, в России 1900–1905 годов, создать такой социал-демократической рабочей партии, которая теперь создана. Профессиональный, революционер сделал своё дело в истории русского пролетарского социализма. И никакие силы не разрушат теперь этого дела, которое давно переросло узкие рамки «кружков» 1902–1905 годов…». (Предисловие к сборнику «За 12 лет». 1907 г.)
«Профессиональные революционеры» — это люди, которые камешек за камешком строили нашу партию и в значительной мере ещё и сейчас составляют руководящее ядро партии, наиболее крепкую и выдержанную часть её «аппарата». Да и что другое представляли профессиональные революционеры в годы подполья и реакции, как не аппарат партии, её узловые пункты, её «скрепы»?
Недавняя оппозиция называла людей, руководящих и управляющих партией, «аппаратчиками». Но эти аппаратчики, партийцы — профессионалы являются прямыми продолжателями и преемниками «профессиональных революционеров». Нападая на аппарат, оппозиция стремилась ударить по руководящему партией кадру старых большевиков-ленинцев.

Боевая организация народовольцев и организационные идеи Ленина.

В пятой главе и в начале шестой мы изложили те организационные идеи, которые Ленин развивал на страницах «Искры» и в отдельных брошюрах. Эти идеи, лёгшие в основу построения нашей партии уже при первом своём возникновении, ещё до 2‑го партийного съезда, вызвали нападки оппортунистов, сводившиеся к тому, что Ленин по своим взглядам приближается к народовольцам, отстаивает заговорщическую организацию и не признаёт внутрипартийного демократизма.
Ленина и его единомышленников — «староискровцев» — упрекали, прежде всего, в том, что в области организационных вопросов они, со своей идеей крепкой централизованной революционной партия, примыкают к «устаревшим» народовольческим взглядам: пока не было массового рабочего движения, как во времена народовольцев, до тех пор была нужна боевая революционная организация, а теперь в такой организации, якобы, нет необходимости. Вот ответ Ленина обвинителям:
«У нас так плохо знают историю революционного движения, что называют «народовольчеством» всякую идею о боевой централизованной организации, объявляющей решительную войну царизму. Но та превосходная организация, которая была у революционеров 70‑х годов и которая нам всем должна бы была служить образцом, создана вовсе не народовольцами, а землевольцами, расколовшимися на чёрнопередельцев и народовольцев. Таким образом, видеть в боевой революционной организации что-либо специфически народовольческое нелепо и исторически и логически, ибо всякое революционное направление, если оно только действительно думает о серьёзной борьбе, не может обойтись без такой организации. Не в том состояла ошибка народовольцев, что они постарались привлечь к своей организации всех недовольных и направить эту организацию на решительную борьбу с самодержавием. В этом состоит, наоборот, их великая историческая заслуга. Ошибка же их была в том, что они опирались на теорию, которая в сущности была вовсе не революционной теорией, и не умели или не могли неразрывно связать своего движения с классовой борьбой внутри развивающегося капиталистического общества. И только самое грубое непонимание марксизма (или «понимание» его в духе «струвизма») могло породить мнение, что возникновение массового, стихийного рабочего движения избавляет нас от обязанности создавать такую же хорошую, какая была у землевольцев, создать ещё несравненно лучшую организацию революционеров. Напротив, это движение именно возлагает на нас эту обязанность, ибо стихийная борьба пролетариата и не сделается настоящей «классовой борьбой» его до тех пор, пока, эта борьба не будет руководима крепкой организацией революционеров». (Что делать? 1902 г.)

Заговорщическая организация.

Следующее обвинение оппозиции заключалось в том, что своим требованием построить строго конспиративную, тайную организацию, Ленин, якобы, встаёт, на путь заговора.
«Мы восстали — пишет Ленин — всегда будем, конечно, восставать против сужения политической борьбы до заговора, но это, разумеется, вовсе не означало отрицания необходимости крепкой революционной организации».
Ещё в 1897 году, в брошюре «Задачи русских социал-демократов», где Ленин указывал на ту «массу дела», которая предстоит русским социал-демократам
«по объединению разбросанных по всем концам России рабочих кружков и социал-демократических групп в единую социал-демократическую рабочую партию!» —
в этой брошюре, наряду с полемикой против сведения политической борьбы к заговору,
«обрисовывается (как социал-демократический идеал) организация, настолько крепкая, чтобы она могла «прибегнуть для нанесения решительного удара абсолютизму[4] и к восстанию», и ко всякому «другому приёму атаки». По своей форме такая крепкая революционная организация в самодержавной стране может быть названа и «заговорщической» организацией, ибо французское слово «конспирация» равносильно русскому «заговор», а конспиративность необходима для такой организации в максимальной степени. Конспиративность есть настолько необходимое условие такой организации, что все остальные условия (число членов, подбор их, функции и проч.) должны быть сообразованы с ним. Было бы поэтому величайшей наивностью бояться обвинения в том, что мы, социал-демократы, хотим создать заговорщическую организацию. Эти обвинения должны быть так же лестны для каждого врага экономизма, как и обвинение в «народовольчестве». (Что делать? 1902 г.)

Об игре в демократизм.

Наконец, последнее обвинение, предъявлявшееся Ленину «экономистами» и другими мелкобуржуазными течениями, заключалось в том, что Ленин в построении партии нарушает «демократический принцип», что взамен ленинского подбора работников сверху нужно проведение выборного начала, и что решения комитетов должны вступать в силу только в том случае, если эти решения предварительно обойдут все кружки.
«Всякий согласится, вероятно — писал Ленин, — что «широкий демократический принцип» включает в себя два следующие необходимые условия: во-первых, полную гласность и, во-вторых, выборность всех функций».
Начнём сначала с гласности, с открытого ведения всех партийных дел.
«Без гласности смешно было бы говорить о демократизме, и притом такой гласности, которая не ограничивалась бы членами организации. Мы назовём демократической организацию немецкой социалистической партии, ибо в ней всё делается открыто, вплоть до заседаний партийного съезда; но никто не назовёт демократической организацией — такую, которая закрыта от всех не-членов покровом тайны. Спрашивается, какой же смысл имеет выставление «широкого демократического принципа», когда основное условие этого принципа неисполнимо для тайной организации? «Широкий принцип» оказывается просто звонкой, но пустой фразой».
Какая, в самом деле, могла быть гласность при царе, раз партия находилась в подполье, скрывалась от царских жандармов? Ленин решительно высказывался также против требования «избирать всех руководителей и должностных лиц партии».
«Не лучше обстоит дело и со вторым признаком демократизма, — с выборностью. В странах с политической свободой это условие подразумевается само собою. «Членом партии считается всякий, кто признаёт принципы партийной программы и поддерживает партию по мере своих сил» — гласит первый параграф организационного устава немецкой социал-демократической партии. И так как вся политическая арена открыта перед всеми, как подмостки сцены перед зрителями театра, то это признание или непризнание, поддержка или противодействие известны всем и каждому и из газет и из народных собраний. Все знают, что такой-то политический деятель начал с того-то, пережил такую-то эволюцию[5], проявил себя в минуту жизни трудную так-то, отличается вообще такими-то качествами, — и потому, естественно, такого деятеля могут с знанием дела выбирать или не выбирать на известную партийную должность все члены партии. Всеобщий (в буквальном смысле слова) контроль за каждым шагом человека партии на его политическом поприще создаст автоматически действующий механизм, дающий то, что называется в биологии[6] «выживанием наиболее приспособленных». «Естественный отбор» полной гласности, выборности и всеобщего контроля обеспечивает то, что каждый деятель оказывается, в конце концов, «на своей полочке», берётся за наиболее подходящее его силам и способностям дело, испытывает на себе самом все последствия своих ошибок и доказывает перед глазами всех свою способность сознавать ошибки и избегать их.»
«Попробуйте-ка вставить эту картину в рамки нашего самодержавия! Мыслимо ли у нас, чтобы все, «кто признаёт принципы партийной программы и поддерживает партию по мере своих сил», контролировали каждый шаг революционера-конспиратора? Чтобы все они выбирали из числа последних того или другого, когда революционер обязан в интересах работы скрывать от девяти десятых этих «всех», кто он такой? Вдумайтесь хоть немного в настоящее значение тех громких слов, с которыми выступает «Раб. Дело»[7], и вы увидите, что «широкий демократизм» партийной организации в потёмках самодержавия, при господстве жандармского подбора, есть лишь пустая и вредная игрушка. Это — пустая игрушка, ибо на деле никогда никакая революционная организация широкого демократизма не проводила и не может проводить даже при всём своём желании. Это — вредная игрушка, ибо попытки проводить на деле «широкий демократический принцип» облегчают только полиции широкие провалы и увековечивают царящее кустарничество, отвлекают мысль практиков от серьёзной настоятельной задачи вырабатывать из себя профессиональных революционеров…».
«Экономисты» и другие мелкобуржуазные группировки занимались демагогией, раздаванием невыполнимых по условиям революционной борьбы обещаний, вроде «широкой демократии», выборности всех должностных лиц и пр. Проведение демократии в годы подполья было вредно для партии, и Ленин это прямо говорил, называя демагогами тех, кто делал вид, будто демократия осуществима, но только зловредные ленинцы не хотят проводить её.
«Единственным серьёзным организационным принципом для деятелей нашего движения должно, быть: строжайшая конспирация, строжайший выбор членов, подготовка профессиональных революционеров. Раз есть налицо эти качества, — обеспечено и нечто большее, чем «демократизм», именно: полное товарищеское доверие между революционерами. А это большее безусловно необходимо для нас, ибо о замене его демократическим всеобщим контролем у нас в России не может быть и речи. И было бы большой ошибкой думать, что невозможность действительно «демократического» контроля делает членов революционной организации бесконтрольными: им некогда думать об игрушечных формах демократизма (демократизма внутри тесного ядра пользующихся полным взаимным доверием товарищей), но свою ответственность чувствуют они очень живо, зная притом по опыту, что для избавления от негодного члена организация настоящих революционеров не остановится ни перед какими средствами».

Большевики и меньшевики.

На втором партийном съезде те оппортунисты, против которых боролся Ленин, роптали против ленинского «чудовищного централизма», якобы ведущего к «уничтожению» низших организаций, «проникнутого насквозь стремлением предоставить центру неограниченную власть, право неограниченного вмешательства во всё», предоставляющего организациям «одно лишь право — повиноваться безропотно тому, что будет приказано свыше» и т. д. На съезде, как известно, произошло разделение на большевиков и меньшевиков. Уже на съезде меньшевики начали развивать такие взгляды на партию (спор о первом пункте устава), которые являлись продолжением — в изменённой форме — прежних организационных идей оппортунистов, а когда после съезда руководящие центры партии оказались на короткий срок в руках большевиков, меньшевики подняли крик об «осадном положении», якобы введённом в партии Лениным, о том, что он превращает членов партии в «колёсики и винтики», и начали раскалывать только что созданное единство партии. Меньшевики не желали признавать централизма и строгой дисциплины, отстаиваемых Лениным. Ленин требовал, чтобы партия строилась сверху, строилась на основе строжайшего централизма, на основе подчинения меньшинства большинству, части — целому, на основе точного выполнения нижестоящими учреждениями партии постановлений вышестоящих органов. То, что приходилось терпеть в эпоху кустарничества и кружковщины, в период разброда и шатания, то уже было недопустимым после создания партии: теперь нельзя было все внутрипартийные отношения сводить исключительно к убеждению, уговариванию тех, кто не хотел подчиняться постановлениям партии. Нет, раз партия создана, то наряду с убеждением начинает действовать и дисциплина, подчинение меньшинства — большинству. Меньшевики не желали признавать партийной дисциплины. Выполнять, по их мнению, нужно только то, с чем согласен, а если не согласен, то можно и не выполнять. Меньшевикам была чужда и ненавистна мысль о твёрдой, железной дисциплине внутри партии пролетариата. Они никогда не понимали, что такое организованность.
«Наивные люди! — писал Ленин после 2‑го съезда. — Они уже забыли, что прежде наша партия не была организованным формально целым, а лишь суммой частных групп, и потому иных отношений между этими группами, кроме идейного воздействия, и быть не могло». (Шаг вперёд, два шага назад. 1904 г.)
Пока мы составляли самостоятельные, независимые кружки и группы, до тех пор мы могли лишь убеждать друг друга («идейное воздействие»), если хотели добиться единства действий. Но, раз мы решили объединиться в партию, то извините: меньшинство обязано подчиняться большинству.
«Теперь мы стали организованной партией, а это и означает создание власти, превращение авторитета идей в авторитет власти, подчинение партийным высшим инстанциям со стороны низших».
Ленин добивался того, чтобы никто в партии не смел подрывать дисциплину, ослаблять влияние центральных учреждений, уменьшать чувство ответственности отдельных членов и отдельных организаций перед партией в целом. Иметь для всей партии единую программу — это очень хорошо; единую тактику — тоже хорошо, но, помимо единой программы и тактики, нужно иметь ещё и единую организацию. Только после этого можно говорить о настоящей партии в полном смысле этого слова.
«Пока у нас не было единства в основных вопросах программы и тактики, мы прямо и говорили, что живём в эпоху разброда и кружковщины».
Но вот удалось добиться единой программы и единой тактики.
«Теперь нам надо сделать следующий шаг, и мы его, по общему нашему соглашению, сделали: выработали формы единой, сливающей все кружки воедино, организации».
Возникновение меньшевизма, начавшего раскалывать партию, показало, что достигнутое с таким трудом единство организации является непрочным и неполным. Со времени 2 съезда в рамках формально «единой» российской социал-демократической рабочей партии фактически существовало две разных партии: большевистская и меньшевистская. Они временами сближались, временами отдалялись, не переставая на деле быть отдельными партиями, со своими собственными центрами и со своей внутренней дисциплиной. Поскольку большевики и меньшевики не разрывали окончательно и целиком всех организационных связей между собой, они являлись двумя «фракциями» официально единой партии. Понадобилось не мало лет упорной борьбы за влияние на рабочий класс, прежде чем большевикам удалось сплотить вокруг себя подавляющее большинство рабочих, порвать с меньшевиками-ликвидаторами и оформиться уже не как фракция, а как партия (в 1912 г.), как единая партия пролетариата.

Бюрократизм и демократизм.

Послушаем теперь, как оппортунисты изображали идею Ленина о единой, централизованной, дисциплинированной партии пролетариата. Ленин, говорили меньшевики, ставит на первый план «не внутреннее объединение, а внешнее, формальное единство, осуществляемое и охраняемое чисто механическими средствами, путём подавления инициативы общественной самодеятельности»; Ленин-де проповедует «бюрократический централизм», отстаивает систему «самодержавно-бюрократического управления партией»; мы не крепостные и проч. О самом Ленине заявлялось, что он — бюрократ, самодержец, формалист, сверхцентр, односторонний, прямолинейный, упрямый, узкий, подозрительный, неуживчивый. Так титуловали меньшевики Ленина и его идею централизованной партии. Мы нарочно привели оценку меньшевиками большевистского понимания партии, ибо не раз и не два, а постоянно нашей партии делались подобные упрёки распущенными мелкобуржуазными элементами. Почти в тех же выражениях, как и меньшевики, люди, непонимающие существа пролетарской организованности, кричали и кричат о подавлении самодеятельности, о бюрократическом централизме и т. д, и т. п. Ленин выводил меньшевиков на чистую воду и говорил им: вы кричите о бюрократизме потому, что партия действует не по вашей воле, а вопреки ей; своими криками о бюрократизме вы лишь прикрываете своё недовольство личным составом партийных центров; вы кричите о «механическом» давлении потому, что не хотите подчиниться воле большинства и тем проявляете худшие черты интеллигентщины, «интеллигентский индивидуализм», «барский анархизм». Но, говорил Ленин:
«Пролетариат не боится организации и дисциплины, господа… Пролетариат не станет пещись о том, чтобы гг. профессора и гимназисты, не желающие войти в организацию, признавались членами партии за работу под контролем организации. Пролетариат воспитывается к организации всей своей жизнью гораздо радикальнее, чем многие интеллигентики. Не пролетариату, а некоторым интеллигентам в нашей партии недостаёт самовоспитания в духе организации и дисциплины, в духе вражды и презрения к анархической фразе». (Шаг вперёд, два шага назад. 1904 г.)
Это сказано замечательно верно и остаётся правильным по сей день, ибо в партии всегда бывают элементы, которым недостаёт организационного «самовоспитания». Партия должна бороться не только с анархическими действиями, разрушающими организацию, но и с анархическими фразами: высмеиванием дисциплины, иронизированием над ней, восхвалением распущенности.
Нападая на «бюрократизм» Ленина, меньшевики одновременно защищали «автономию», чрезмерную самостоятельность отдельных организаций по отношению ко всей партии в целом, отрицали строгую дисциплину и централизм, проповедовали демократию и «самозачисление» в партию. В лице большевиков-ленинцев и меньшевиков столкнулись два противоположных понимания партийности. Ленин резко и отчётливо формулировал точку зрения большевиков: мы за «бюрократизм» в том смысле, что партия строится сверху вниз, от партийного съезда к отдельным партийным организациям, и против ложного «демократизма», против построения партии снизу вверх. (Шаг вперёд, два шага назад, 1904 г.)
«Бюрократизм, по отношению к демократизму, это и есть централизм — против автономизма, это и есть организационный принцип революционной социал-демократии по отношению к организационному принципу оппортунистов социал-демократии. Последний стремится идти снизу вверх и потому отстаивает везде, где можно и насколько можно, автономизм, «демократизм», доходящий (у тех, кто усердствует не по разуму) до анархизма. Первый стремится исходить сверху, отстаивая расширение прав и полномочий центра по отношению к части. В эпоху разброда и кружковщины этим верхом, от которого стремилась организационно исходить революционная социал-демократия, был неизбежно один из кружков, наиболее влиятельный в силу своей деятельности и своей революционной последовательности (в нашем случае — организация «Искры»). В эпоху восстановления фактического единства партии и распущения в этом единстве устарелых кружков, таким верхом неизбежно является партийный съезд, как верховный орган партии; съезд соединяет по возможности всех представителей активных организаций и, назначая центральные учреждения… делает их верхом впредь до следующего съезда».
Таким образом, при построении партии Ленин отстаивал «бюрократизм» в том смысле, что партия проводит строгий централизм, подбирает руководителей сверху и т. д. Но, разумеется, большевики всегда были против того бюрократизма, который означает бездушное отношение к делу, предпочтение формальности перед существом дела и пр.

Об оппортунизме.

Наблюдая меньшевиков, Ленин отмечал следующие признаки оппортунизма:
«Когда говорится о борьбе с оппортунизмом, не следует никогда забывать характерной черты всего современного оппортунизма во всех и всяческих областях: его неопределённости, расплывчатости, неуловимости. Оппортунист, по самой своей природе, уклоняется всегда от определённой и бесповоротной постановки вопроса, отыскивает равнодействующую, вьётся ужом между исключающими одна другую точками зрения, стараясь «быть согласным» с той и с другой, сводя свои разногласия к поправочкам, сомнениям, к благим и невнятным пожеланиям и проч. и проч.».
Когда, в партии заводятся оппортунисты, они не заявляют прямо, открыто и недвусмысленно, что они против организационных идей Ленина, против дисциплины, против централизма и проч. Нет, они заявляют, что они вполне «согласны» с этими идеями, но только как эти идеи понимать? Они вполне «согласны», но хотели бы ввести небольшую «поправочку», дополнить её маленькой «оговорочкой», которая свела бы на-нет ту идею, с которой совсем-совсем «согласны».
И другую ещё черту отметил у оппортунистов Ленин:
«В тесной психологической связи с ненавистью к дисциплине стоит та неумолчная, тягучая нота обиды, которая звучит во всех писаниях всех современных оппортунистов вообще и нашего меньшинства в частности. Их преследуют, их теснят, их вышибают, их осаждают, их заезжают… Возьмите, в самом деле, протоколы нашего партийного съезда — вы увидите, что меньшинство — это все обиженные, все те, кого когда-либо и за что-либо обижала революционная социал-демократия».
Революционеры не могут не «обижать» оппортунистов, разоблачая их перед рабочими и лишая возможности влиять на рабочие организация. То, что Ленин писал в 1904 году о «тягучей ноте обиды» у меньшевиков и их предшественников, во многом применимо к различным оппозициям внутри нашей партии. Всякий раз как «объявляется» какая-нибудь оппозиция против ленинской линии партии, полезно задать себе вопрос: а не подойдут ли сюда слова Ленина на счёт обиженных и преследуемых? Наверное подойдут. Наверное будут жалобы на травлю, гонение, создание невозможных условий и проч.




[1] 25 Лет Российской Коммунистической Партии (Большевиков).
[2] Ауэр и особенно Бебель — крупные вожди немецкой социал-демократической партии; оба — рабочие.
[3] 1907 г.
[4] Абсолютизм — самодержавие.
[5] Эволюция — постепенное развитие, изменение.
[6] Биология — наука о жизни, о живых существах.
[7] «Рабочее Дело» — журнал экономистов.

Вернуться к оглавлению.

Комментариев нет: