(«Классы и партии в
их отношении к религии и церкви». «Социал-Демократ», № 6 от 4 (17) июня
1909 г. Н. Ленин. Собрание сочинений, т. XI, ч. 1.
Госиздат, стр. 260–268).
Ленин чрезвычайно внимательно следил за той борьбой, которая
происходила в Государственной Думе. Никто не дал таких отчётливых выводов из этой
борьбы классов и партий в Государственной Думе, как Ленин. Для него за этими
спорами в Думе раскрывалась борьба классов вне Думы, в деревне, в городе. На
думскую трибуну он смотрел, как на революционную трибуну. Большинство в Думе
было тогда за помещиками, духовенством, зажиточными крестьянами. Беднейшее
крестьянство и рабочие представлены были там слабо.
И вот, когда в этой Государственной Думе в июне 1909 года
происходило обсуждение сметы синода, когда там стоял вопрос о возвращении прав
лицам, покинувшим духовное звание, и вопрос о старообрядческих общинах, Ленин
написал статью в газете «Социал-Демократ» 4‑го июня 1909 г. Он
внимательнейшим образом изучает то, что говорят помещики, попы, адвокаты,
крестьяне разных толков и партий. И на основании этих речей и выступлений Ленин
набрасывает картину неизбежного дальнейшего развития различных взглядов на
духовенство, предвидит образование настоящей клерикальной (поповской) партии,
вскрывает истинный смысл отношений различных классов и партии к духовенству.
И вот первый вывод, который Ленин делает из этого
исследования и наблюдения в 1909 году, сводится к тому, что «воинствующий клерикализм в России не только
имеется налицо, но явно усиливается и организуется всё больше».
«А между тем до этого русские «народники» и либералы долго
утешали себя или, вернее, обманывали себя «теорией», что в России нет почвы для
воинствующего клерикализма, для борьбы князей церкви со светской властью и
т. п. В числе прочих народнических и либеральных иллюзий наша революция
рассеяла и эту иллюзию. Клерикализм
существовал в скрытой форме, пока в целости и неприкосновенности существовало
самодержавие. Всевластие полиции и бюрократии закрывало от глаз «общества» и
народа классовую борьбу вообще, борьбу «крепостников в рясе» с «подлой чернью»,
в частности. Первая же брешь, пробитая «революционным пролетариатом и
крестьянством в крепостническом самодержавии, сделала тайное явным».
Попутно Ленин выясняет, почему реакционные классы и партии
не стремились к оформленной партийной политической организации до 1905 г.,
— они это делали не потому, что были слабы, а потому, что были сильны,
нераздельно господствовали и не видели необходимости организоваться в
самостоятельную классовую политическую организацию. Организация пролетариата и
передовых слоёв буржуазной демократии в 1905 году вызвала и организацию реакции.
С массами нельзя уже бороться только
старом кнутом.
«Надо выступать на поприще самостоятельных политических
организаций; надо, чтобы совет объединённого дворянства организовал чёрные сотни
и развёртывал самую бесшабашную демагогию; надо, чтобы «князья церкви — епископы»
организовали реакционное духовенство в самостоятельную силу».
Сначала попы замазывали тот факт, что они создают
клерикальную (поповскую) партию, что они стремятся к самостоятельной
организации, к тому, чтобы иметь свой политический центр. 16‑го апреля
1909 г. епископ Митрофан пытался очень невинно изобразить, почему попы в
Государственной Думе создали группу духовенства: «говорить о клерикализме
русского православного духовенства не приходится», успокаивал епископ. А через
месяц-другой черносотенный епископ Евлогий прочёл в Государственной Думе
постановление думского духовенства, в котором говорилось: «православное думское
духовенство в подавляющем большинстве находит..., что во имя первенствующего и господствующего положения
православной церкви не допустимы ни свобода проповеди для старообрядцев, ни
явочный порядок открытия старообрядческих общин, ни наименование
старообрядческих духовных лиц священнослужителями». Здесь уже налицо чистейший
клерикализм.
Тот же епископ Евлогий отстаивает 14‑го апреля 1909 г.
исключительное право церкви вводить те или иные преобразования, касающиеся
верующих: «Ведь, церковь, — говорит он, — есть учреждение божественное и
вечное, её законы непреложны, а идеалы жизни государственной, как известно,
подвергаются постоянным изменениям». Напоминая, как некогда императрица
Екатерина отняла церковные имущества, Евлогий напоминает, что «если епископу
вверены души христианские, то тем более должны быть вверены церковные имущества».
Церковь — духовная мать, а депутаты Думы — вовсе не народные представители, а её
«духовные дети».
«Перед нами, — писал Ленин, — чистый клерикализм». Церковь
выше государства, как вечное и божественное выше временного, земного. Церковь
не прощает государству секуляризации (отнятия) церковных имуществ. Церковь
требует себе первенствующего и господствующего положения...
«Это не чиновники в рясах, как выразился социал-демократ
Сурков, а крепостники в рясах. Защита феодальных (крепостнических) привилегий
церкви, открытое отстаивание средневековья — вот суть политики большинства
третьедумского духовенства».
Ленин считал, что думскую трибуну мы должны были
использовать, между прочим, и для того, чтобы разоблачить эксплуататорскую роль
церкви и религии, чтобы бороться с духовенством и религией, и для того, чтобы
показать, в чём заключается суть выступлений против духовенства одной части
буржуазии.
Ленин видел, что часть тогдашней буржуазии (кадеты и
октябристы) склонны поддерживать некоторые поправочки, реформы (как теперь — обновленцы
и возрожденцы в церкви), готовы даже взять под защиту старообрядцев (на деньги
богатых московских старообрядцев-купцов издавалась в то время газета
октябристов «Голос Москвы»). Но на деле эти господа заботились так же, как и
черносотенцы, о поддержке религии и церкви. Они даже вреднее были в этом
отношении прямых черносотенцев, потому что старались замазать суть дела. О чём
плачет, например, «левый» октябрист Капустин? Ленин приводит в статье его
слова:
«Если мы обратимся к народной жизни, — восклицает Капустин,
— к жизни сельского населения, то сейчас, теперь, мы видим печальное явление, —
колеблется религиозная жизнь, колеблется единственная величайшая основа
нравственного строя населения... Чем заменить понятие греха, чем заменить
указание совести? Ведь, не может же быть, чтобы это было заменено понятием
классовой борьбы и прав того или другого класса. Это — печальное понятие,
которое вошло в жизнь нашего обихода. Так вот, с той точки зрения, чтобы
религия, как основа нравственности, продолжала существовать, была доступна
всему населению, нужно, чтобы проводники этой религии пользовались надлежащим
авторитетом»...
Ленин особенно предостерегает против такого прикрашивания
религии:
«Представитель контрреволюционной буржуазии хочет укрепить
религию, хочет укрепить влияние религии на массы, чувствуя недостаточность,
устарелость, даже вред, приносимый правящим классом, «чиновниками в рясах»,
которые понижают авторитет церкви. Октябрист воюет против крайностей клерикализма
и полицейской опеки для усиления влияния религии на массы, для замены хоть
некоторых средств оглупления народа, — слишком грубых, слишком устарелых,
слишком обветшавших, не достигающих цели, — более тонкими, более
усовершенствованными средствами.
Полицейская религия
уже недостаточна для оглупления масс, давайте нам религию более культурную, обновлённую,
более ловкую, способную действовать в самоуправляющемся приходе, — вот чего
требует капитал от самодержавия».
То же стремление —
стремление прикрашенной религией, подновлённой религией поддержать её, укрепить
её, как средство господства над массами, — Ленин видит в речи кадета Караулова,
в которой тот ужасается от того, что «массы обезвериваются». Ленин доволен,
что социал-демократ Белоусов высмеял кадета Караулова, но он напоминает, что
надо будет при первом же удобном случае ещё более разоблачить кадетов и
показать, «что и точка зрения кадетов совершенно тождественна с точкой зрения
октябристов и выражает не что иное, как стремление «культурного» капитала
организовать оглупление народа религиозным дурманом посредством более тонких
средств церковного обмана, чем те, которые практиковал живущий в старине
рядовой российский «батюшка».
«Чтобы держать народ в духовном рабстве, нужен теснейший
союз церкви с чёрной сотней, — говорил устами Пуришкевича дикий помещик и
старый держиморда. Ошибаетесь, господа, — возражает им устами Караулова
контрреволюционный буржуа, — вы только окончательно оттолкнёте народ от религии
такими средствами. Давайте-ка действовать поумнее, похитрее, поискуснее, — уберём
прочь слишком глупого и грубого черносотенца, объявим борьбу с «денационализацией
церкви», напишем на знамени «золотые слова» Евлогия, что церковь выше политики,
— только при таком способе действия мы сумеем одурачить хоть часть отсталых
рабочих и, в особенности, мещан и крестьян, мы сумеем помочь обновлённой церкви
выполнить её «великое, святое дело» поддержания духовного рабства народных масс».
Эти слова Ленина не лишне вспомнить в наши дни, когда,
действительно, происходит подобное «обновление» церкви и религии, т. е.
удаление из неё того, что может особенно оттолкнуть выросшее сознание
трудящихся.
Мы приводили уже в предыдущей статье выдержки из речи
рабочего депутата Суркова. Это была в Думе единственная речь, которая
обнаружила революционную точку зрения на духовенство и религию.
Как же себя держала крестьянская часть Государственной Думы?
Ленин останавливается с особенным вниманием на речи крестьянина-трудовика
Рожкова. Надо сказать, что речь по тому времени действительно замечательна. Не
то, чтобы перед вами был безбожник, — Рожков верующий. Но в его словах
чувствуется бушующий, поднимающийся на восстание, крестьянин.
«Я вам скажу, как только человек народился на свет, прежде
всего надо дать ему имя, и вот, если только послать бабушку, то она несёт к
священнику ребёнка, и бабушка иначе не идёт, как с 10 к. денег и с хлебом
— хлебом пшеничным, пирогом этак фунтов в 9–10, стоящим копеек 20. И вот,
значит, имя стоит 30–35 к., окрестить ребёнка — от 50–90 к. Эти цены
я знаю, они существуют в областях Кубанской, Терской и Ставропольской губернии;
так как я там жил, это я знаю. Мне очень тяжело, но я не могу не сказать, что
творится, когда мы говеем и хотим причаститься; и тут вымогательство: когда вы
подходите на исповедь, то вы должны нести в руках свечку и класть 2–3 коп.
денег (Гулькин с места: Как вам не стыдно?). И вот свечки эти не ставятся к
иконам, а кладутся в, особый ящик и сдаются ктитору обратно, и за это священник
получает деньги. Брак стоит от 8 до 25 р., это — как взглянется самому
священнику; а кроме всего этого, когда вы только засватали, вам нужно идти к
батюшке, нести бутылку водки, закуски и фунт чаю, а иногда спрашивают такое,
что с трибуны я и боюсь говорить. Пособоровать — 3 р. (Гололобов с места:
Что это за издевательство! Что за безобразие! Что это такое! Слева шум и
голоса: Молчи, Гололобов! Звонок председательствующего). Я говорю только то,
что мы переживаем. (Голоса справа: Полегче). Теперь — нам нужно похоронить.
Если только нести без священника, священник только отслужит в церкви, то за
младенца платить надо 50 к., а за взрослого — 1 р., а если угодно,
чтобы священник провожал до церкви и от церкви до кладбища, то от 10 до
20 р. И вот, гг., если только у кого-либо не окажется денег, то я вам должен
сказать, сколько приходится перетерпеть всяких оскорблений от священника, как
только он ни срамит».
Ленин особенно подчёркивает, как Рожков «бесхитростно стал
рассказывать голую, неприкрашенную правду о поборах духовенства, о
вымогательстве попов, о том, как требуют за брак, кроме денег, «бутылку водки,
закуски и фунт чаю, а иногда спрашивают такое, что с трибуны я и боюсь говорить».
По поводу этой речи Ленин; говорит:
«Простая мужицкая речь о поборах, с изложением «таксы» за
требы революционизирует массы больше, чем какие-угодно теоретические или
тактические противорелигиозные и противоцерковные заявления».
Иной подумает: какая свобода слова была в Государственной Думе!
Надо знать, однако, что Рожкову так и не дали закончить речь, и председатель
лишил его слова при поддержке большинства черносотенной думы.
Перед нами — религиозный крестьянин. Но как не похоже его
отношение к религии и церкви на отношение тех господ, которые в церкви видят
средство господства над массами! И Ленин отмечает:
...«Рожковы — представители революционной буржуазной
демократии, неразвитой, бессознательной, забитой, несамостоятельной,
раздробленной, но таящей в себе далеко и далеко ещё не исчерпанные запасы;
революционной энергии в борьбе с помещиками, с попами, с самодержавием».
***
Русская революция 1917 года и борьба последующих годов
целиком оправдали ту характеристику классов и партий в их отношении к церкви и
религии, какую дал в 1905–1909 гг. Ленин. Во время империалистической
войны духовенство помогало гнать солдат на убой («за веру, царя и отечество»);
даже баптисты считали необходимым поддерживать военных своих единоверцев и
хвалить «нашего брата во Христе Ллойд-Джорджа». Летом 1917 г. в Москве
собирается церковный собор, восстанавливающий патриаршество, создающий
церковный центр для руководства политической борьбой. Перед нами клерикальная
организация, во главе с патриархом Тихоном. Эта организация связана с
политическим центром белогвардейцев — кадетов, с нею заигрывают, её
благословляют эсеры и меньшевики, не говоря уже о помещиках и капиталистах.
Это — воинствующая церковь: она воюет, она организует «Иисусовы
полки», «дружины Святого Креста» и т. д. Церковь анафемствует революцию и
большевиков, призывает к активному сопротивлению Советской власти.
Но революция побеждает. Церковь отделена от государства.
Тогда часть духовенства снова пытается подкрасить, подновить религию. «Живая», «обновлённая»,
«возрожденческая», «древле-апостольская» и проч., и проч. — всё это только
различные имена той же самой попытки. Зато небывалых, невиданных размеров
достигает успех антирелигиозной пропаганды, разливается широкой волной, всё
глубже захватывает массы — безбожие, атеизм. Единственно последовательным в
этой борьбе классом оказался пролетариат, наиболее безбожный класс, наиболее
глубоко и основательно порывающий с церковью и религией.
Но не забудем, что и сейчас ещё в крестьянстве имеются «неисчерпаемые
запасы революционной энергии в борьбе с помещиками, с попами», о которых в 1909
году говорил Ленин, и которые и сейчас далеко ещё не исчерпаны. Не забудем этого потому, что далеко ещё мы
не победили духовенства и религии именно в самой отсталой, крестьянской среде.
Будем помнить указание Ленина, что надо революционизировать крестьянина не
теоретическими рассуждениями, а живыми фактами и примерами, близкими ему и
понятными.
Комментариев нет:
Отправить комментарий