Мы видели, что механистический материализм ещё в XVIII в.,
являясь теорией буржуазной революции, приходил в учении об обществе к
идеалистическим выводам. Но французский материализм XVIII в. для своего
времени был прогрессивной теорией, он обосновывался на достижениях науки того
времени, он давал методологическое оружие, которое в то время помогало охватить
достижения тогдашнего естествознания в целом и тем самым способствовало его
дальнейшему развитию. В наше же время механистический материализм не только не
идёт впереди естествознания, а плетётся позади него, не помогая науке, а
тормозя её рост. Теперь, когда идея развития проникла во все области знания,
когда в общественных науках и в естествознании без идеи развития вообще ничего
не понять, когда каждое новое научное открытие, например открытие сложного
строения атома, вызывает необходимость в пересмотре старых механистических
установок и ставит на очередь вопрос о новой, диалектической методологии, — повторение
старых механистических принципов XVIII в. является и научно реакционным.
Если в XVIII в. механистический материализм был
выражением французской буржуазной революции и знаменем всех прогрессивных
общественных сил, то в наше время механистический материализм является
реакционной философией, мелкой буржуазии и кулачества. Механисты пытаются
превратить механистический материализм в методологию стратегии и тактики «классовой
борьбы пролетариата эпохи империализма и пролетарских революций, пытаются вести
борьбу с капитализмом, строить социализм при помощи старого, заржавленного
теоретического оружия буржуазии в эпоху её классической революции.
Механистический материализм тем самым неизбежно оказывается бессильным привести
к пониманию тех диалектических процессов, которые имеют место в нашей стране.
Механистический материализм сводит все явления нашей революционной
действительности к аналогиям (сравнениям) с пройденными этапами буржуазных
революций. В буржуазной революции капиталистическая экономика до определённого
момента возрастала в недрах феодализма, и для буржуазии захват политической
власти был в известном смысле завершающим моментом революции. В пролетарской
революции социалистические отношения начинают расти после захвата власти, и
последний является началом переходного периода, в течение которого социализм
упрочивается в борьбе с другими социально-экономическими укладами. В этой
борьбе социализм идёт против стихии, переделывает мелкотоварное хозяйство, из
которого растёт капитализм, ведёт непримиримую классовую борьбу с
капиталистическими элементами. Всякие попытки представить нашу революцию как
стихийный процесс автоматического движения к социализму являются
механистическим перенесением на закономерности нашей революции закономерностей
развития и упрочения капитализма в буржуазных революциях, являются
антимарксистской, антиленинской теорией. Но как раз в игнорировании своеобразия
процессов, в сведении всех диалектических противоречий общественного развития к
количественному увеличению или уменьшению отдельных сторон процесса и
заключается суть механистического материализма. Попытку подвести всё
своеобразие закономерностей природы и общества под одни лишь законы механики
совершает в своей книге «Теория исторического материализма» т. Бухарин,
который пишет, что биологию можно свести к механике, что противопоставление
органического механическому в наши дни бессмысленно. То же говорят и другие
механисты. Степанов пишет: «Современная наука неуклонно идёт в том же
направлении, чтобы истолковать всё развёртывание мира как развитие относительно
простых физических и химических процессов». Аксельрод говорит о том же: «Механическое
миропонимание, отвергающее все виды идеализма и теологии и считающее принципиально
возможным познать законы природы путём всё большего и большего сведения
разнообразия качеств к общему материальному началу, было и остаётся до сих пор
основой материализма».
Механистические материалисты считают, что сущность научного
познания заключается в том, чтобы все явления природы, явления физические,
химические, органические, общественные свести к механическим элементам и их
движению. С этой точки зрения идеалом, к сожалению пока недостижимым, объяснения
Октябрьской революции было бы свести её к какому-то чрезвычайно сложному
механическому движению атомов материи. Если мы этого не умеем делать, то это
происходит, по мнению механистов, потому, что наука ещё несовершенна.
Диалектический материализм принципиально расходится с
механистическим в данном вопросе. С точки зрения диалектического материализма
объяснить какое-нибудь явление значит не свести его к механистическому
движению, а вскрыть его специфическую закономерность, те внутренние
противоречия, которые свойственны именно данному конкретному явлению и
обусловливают его развитие. Явления физические, химические, общественные и
т. п. обладают своей закономерностью, имеют свою специфическую форму
движения. Механическая форма движения является самой простой, элементарной
формой движения материи. Она содержится во всех формах движения: и в
физической, и в химической, и в органической, и в общественной, но и во всех
этих формах она является не основной, а побочной. Не она определяет
закономерность движения, а та форма, которая является специфической для данного
явления.
Стремление свести всё к механике у механистов объясняется в
основном тем, что они считают законы механики универсальными законами всякого движения и развития.
Бухарин самоё диалектику отождествляет с механикой, подменяя
диалектику знаменитой «теорией равновесия». Он пишет: «Маркс и Энгельс
освободили диалектику от её мистической шелухи в действии, т. е. материалистически применяя диалектический
метод при исследовании различных областей природы и общества. Речь идёт теперь
о теоретическо-систематическом изложении этого метода и его, такого же
теоретическо-систематического, обоснования. Это и даётся теорией равновесия».
Но что такое теория равновесия? Она утверждает, что всякое
тело находится в равновесии, подчиняясь воздействию различных, уравновешивающих
друг друга механических сил. Если среди сил, действующих на тела, одна большая,
нежели другие, то тело приобретает движение в направлении действия этой силы.
Теория равновесия предполагает действие внешних сил на предмет, а не его внутренние
противоречия, ведущие вперёд. Но ссылка на внешние силы, например при
объяснении развития пролетарской революции, привела бы к грубым ошибкам. Либо
развитие революции будет поставлено в зависимость от борьбы классов вне нашей
страны, и тогда это приведёт к троцкизму, к теории перманентной революции, к
отрицанию союза пролетариата с основной массой крестьянства. Либо
социалистический и капиталистический секторы нашего хозяйства будут
рассматриваться как две внешние силы, стремящиеся к равновесию, что приведёт к
правому оппортунизму. Эта же теория равновесия лежит в основании и других
политических ошибок т. Бухарина.
Механистическую ревизию марксистско-ленинской философии под
флагом марксизма проводили в своих работах целый ряд других философов и естественников,
как: Степанов, Варьяш, Тимирязев, Аксельрод и другие.
Механистический метод этих философов ведёт их к ошибочному
пониманию основного в материализме — учения о материи. Механисты смешивают
философское понятие материи с физическим.
Философское понятие материи даёт ответ на основной
гносеологический (теоретико-познавательный) вопрос: существует ли объективный
мир как источник нашего познания?
На это материалисты отвечают: источником наших ощущений
является материя, т. е. объективная реальность, существующая вне нашего
сознания, независимо от него, и познаваемая в ощущениях. Диалектический
материализм утверждает, что материя неоднородна, что она многообразна,
движется, обладает формами, конкретна в каждый момент своего развития.
Человеческое познание в процессе общественной практики вскрывает на каждой
ступени своего развития все более глубоко существенные закономерности материи.
На каждом этапе нашей практики знание о материи становится глубже и полнее, но
все новые свойства материи, которые наше познание вскрывает в ней, нисколько не
меняют того обстоятельства, что она существует вне нас, не зависит от нашего
сознания и воздействует на наши чувства.
Ещё полтораста лет назад о материи знали весьма мало.
Существовали различные гипотезы (научные предположения) об её сущности, но
знали только её механические закономерности. Спустя несколько десятков лет
стали познаваться её химические свойства — тогда материя вскрыла новые свои
закономерности, и знание о ней стало богаче. До последнего почти времени физика
под материей мыслила только материю, обладающую весомой массой, но сейчас мы живём
в эпоху ещё более глубокого проникновения в суть материи. То, что физика и
химия ещё недавно считали пределом нашего знания о материи, оказывается лишь
ступенью в истории науки, в истории человеческой практики. Наука не только
подтвердила сейчас атомное строение материи, но сумела проникнуть даже в глубь
атома, разложить его и обнаружить, что атом, который считали неделимым,
представляет собой сложную систему движущихся электронов, напоминающую
солнечную систему. Атом оказался маленьким миром, это — микрокосм, в отличие от
астрономического макрокосма.
Наука вскрыла в материи более глубокие закономерности,
новые, до того неизвестные свойства и показала относительность ряда свойств,
считавшихся ранее неизменными. Это дало повод многим идеалистам заявить, что
материя исчезла, что наука обнаружила несостоятельность материализма. Ясно, что
этому могли поверить только те, кто не умел различить вопроса о том, существует
ли объективная реальность, воздействующая на наши чувства, от вопроса о
конкретном строении материи, об её законах, о положениях науки на той или
другой ступени её развития. Это неумение различать «философское» понятие
материи от естественно-научного следует из механистического мировоззрения
многих естественников. Последние готовы то или другое научное утверждение о
строении материи рассматривать как вечное и неизменное, не понимая, что оно
является лишь ступенью в научном познании, лишь моментом в диалектическом процессе
нашей общественной практики.
Наши механисты, не понимающие диалектики, не уяснившие
вопроса о возникновении новых качеств из старых, рассматривают материю как
неизменную, неразвивающуюся. Тот или другой механист одну из сторон материи берёт
за основу и превращает её в неизменный атрибут материи. Один поэтому связывает
реальность материи с представлением о неделимом атоме, другой — с волной
механического эфира.
Ясно, что наши механисты вопрос о конкретной форме материи смешивает
с вопросом о том, существует ли вообще материя объективно, как источник наших
ощущений. Всеобщее понятие материи, отражающее все частные её формы — физическую,
органическую, общественную, — они отождествляют с механической моделью одной
физической её формы. Желая во что бы то ни стало всё объяснить посредством
механики, они оказываются бессильными овладеть противоречиями современной науки
и понять диалектическую суть современных научных открытий.
Современные механисты в основном вопросе философии — в
объяснении отношения мышления к бытию — не подвинулись ни на шаг в сравнении с
решением этого вопроса у французских материалистов XVIII в. Это нашло своё
выражение в их трактовке вопроса о происхождении сознания. Отрицая диалектику,
не умея объяснить возникновение нового из старого, механисты вынуждены
признать, что в мире нет ничего нового, что всё, что есть, уже было, и всё то,
что будет, уже содержалось в материи всегда, вечно. Таким образом и сознание с
их точки зрения не возникло, а всегда существовало. Механисты должны признать,
что сознание свойственно материи извечно, что им обладают все тела, даже
неорганические, правда в столь малых размерах, что мы этого не наблюдаем. И в
этом вопросе механистическая методология привела механистов к идеалистическому
выводу, к наделению сознанием всех живых и неживых вещей. Механисты не
понимают, что сознание есть новое, до развития органической жизни не
существовавшее свойство материи, возникающее на определённой ступени её развития,
при определённых условиях. Механисты приводят правильные цитаты из Ленина о
возникновении сознания в процессе развития неорганической природы, но, отрицая
объективность качественного разнообразия материи, они не могут понять Ленина и
приписывают ему пошленькую мысль о том, что на определённой ступени развития
материи сознание не возникает, а лишь проявляется. В этом отношении наши
механисты следуют по стопам Плеханова, который также стоял на точке зрения
вечности сознания.
Неумение диалектически мыслить, отождествление науки с
механикой, философского понятия материи с естественнонаучным должно было
привести механистов к отождествлению философии с естествознанием, т. е. к
отрицанию философии. В самом деле, зачем нужна философия как особая наука, если
она представляет собой только механистическое мировоззрение. Её вполне заменяют
механика и математика, которые являются, по мнению механистов, всеобщим методом
познания. Сведение всех явлений к механике, умение объяснить их математически,
найти числовые выражения для всякого явления — вот задача науки. А эту задачу
естествознание выполняет без философии, естествознание само для себя философия.
Один из механистов — Боричевский — так и формулировал отношение механистов к
философии: «наука сама себе философия». Конечно т. Степанов и другие
современные механисты (Варьяш, Аксельрод, Сарабьянов) прямо не говорили, что
философия не нужна, но, отождествляя философию с выводами современного
естествознания, они тем самым сводят философию на нет.
Между тем ещё Энгельс показал, что естествознание без
философии слепо, что оно не может обойтись без философии.
Само естествознание не в состоянии создать научную
философию. Естествоиспытатель, лишённый философского руководства, работает
стихийно и в своих выводах часто попадает в объятия реакционного
идеалистического мировоззрения. Многие крупные учёные-естественники, сделавшие
ценные открытия в своей области, в своих философских выводах, являются
реакционерами и идеалистами.
Самотёк и в естествознании вреден. Он ведёт к тому, что
естествознание попадает под влияние буржуазных идей, приобретает идеалистический,
ненаучный характер. Философия пролетариата, впитавшая в себя все положительные
итоги развития общественной практики, в том числе науки, выступает по отношению
к естествознанию как его методология.
Механисты, отрицая философию, являются сторонниками самотёка,
стихийности в науке, не понимают руководящего характера диалектического
материализма для естествознания, для классовой борьбы. Растворяя философию в
науке, они лишили последнюю теоретического обоснования и руководства и
обнаружили свою эмпирическую, крохоборческую сущность. Отрицая значение
философии, они стали на путь ревизии марксизма, объективно смыкаясь в области
философии с такими оппортунистами, как Бернштейн, Каутский и другие.
Комментариев нет:
Отправить комментарий