четверг, 18 мая 2017 г.

Буржуазная практика и познание

В классовом обществе не может быть внеклассовой практики и внеклассового познания. Критерий истины в классовом обществе есть практика определённого класса.
В XVI, XVII и XVIII столетиях, когда буржуазия в борьбе с феодализмом стремилась к господству, в первой половине XIX столетия, когда капитализм ещё не пришёл в период своего загнивания, капиталистическая практика была критерием прогрессивного познания.
Ряд философских систем, естественно-научных теорий, социально-политических взглядов этой эпохи останутся величайшими вкладами в историю прогрессивного общественного познания.
Бэкон и Гольбах, Гегель и Гёте, Лавуазье и Дарвин создали эпоху в своей области и в своё время, отразив в своих учениях ряд важнейших сторон материальной действительности.
Но как бы прогрессивны ни были взгляды Бэкона по сравнению со схоластической философией средневековья, какие сокрушающие аргументы с точки зрения идеализма ни выставлял бы Гегель против кантовской «вещи в себе» — философские взгляды этих гигантов теоретического мышления оставались буржуазно-ограниченными.
Философия как Бэкона, так и Гольбаха чужда историческому пониманию явлений природы и истории. Диалектика Гегеля оставалась мистифицированной идеалистической диалектикой. «Всё дарвиновское учение о борьбе за существование, — пишет Энгельс, — есть попросту перенесение... буржуазного экономического учения о конкуренции, а также мальтусовской теории народонаселения из сферы общества в сферу природы».
Прогрессивными теориями, отражающими отдельные стороны материального бытия, эти теории были постольку, поскольку они являлись идеологиями тогда ещё прогрессивной буржуазии.
Теоретическая литература эпохи Возрождения в лице Коперника, Джордано Бруно и других, атеистическая публицистика, французских материалистов, математические работы Лейбница и Эйлера являлись бесспорными свидетельствами прогрессирующего человеческого познания, всё более углублённого отражения познанием объективной материальной действительности.
Английская политическая экономия, немецкая философия классического идеализма и утопический социализм Оуэна, Фурье и Сен-Симона являлись непосредственными предшественниками марксизма, цельной теории, раскрывающей закономерности природы истории и человеческого мышления.
Капиталистический способ производства мог способствовать возникновению ряда теорий — естественно-научных, технических, философских, из которых одни в извращённой форме отражали, а другие только угадывали отдельные стороны объективной действительности. Капиталистическая практика определённого времени могла быть основой прогрессирующего познания. Но на любом этапе развития капитализма, даже в эпохи революционного подъёма буржуазии, её исторически ограниченная практика не могла создать материалистическую диалектику как теорию познания, отражающую противоречия объективной действительности.
Та же самая эксплуататорская сущность капитала, вызывающая к жизни до того времени невиданное развитие производительных сил и связанный с ними бурный расцвет математики и естествознания, в то же время порождает извращённые представления агентов капиталистического способа производства, в которых действительная сущность капитализма отражается в своей мистифицированной форме.
Основные противоречия буржуазного мышления коренятся в противоречиях самого капиталистического способа производства. Поэтому такие работы, как «Капитал» Маркса, «Империализм как новейший этап капитализма» Ленина, вскрывающие противоречия капитализма, приобретают для теории познания огромное значение.
Маркс вскрывает извращённый характер капиталистических отношений, начиная с простых категорий капиталистической экономики, исторически с того периода, когда капиталистические отношения ещё не были господствующими, кончая периодом их революционного крушения.
В товаре и деньгах, в капитале и прибыли, в заработной плате, в форме прибавочной стоимости, в воспроизводстве капитала и т. д. вскрывается Марксом мистификация, извращение действительных отношений, присущее самой буржуазной практике.
В буржуазном обществе взаимные отношения между людьми «в общественно-производственном процессе приводят, — говорит Маркс, — прежде всего к тому, что их собственные производственные отношения, стоящие вне их контроля и их сознательной индивидуальной деятельности, принимают вещный характер, вследствие чего все продукты их труда принимают форму товаров».[1]
Отношения между людьми становятся возможными только через посредство вещей, через вещную форму товаров и денег, через посредство капитализма прибыли процента. Поэтому общественные отношения между людьми извращаются, мистифицируются.
Ещё задолго до появления господства капитала, там, где появлялось товарное и денежное обращение, появлялись вместе с ними искажения действительных отношений. «Все формы общества, — говорит Маркс, — поскольку они доходят до товарного производства и денежного обращения, в той или иной мере характеризуются таким искажением действительных отношений».[2]
Буржуазное искажение действительности самими общественными отношениями развивается по мере роста господства капитала. «При капиталистическом способе производства и при капитале, который является его господствующей категорией, её определяющим отношением производства, этот заколдованный и извращённый мир получает несравненно большее развитие».[3]
На основе господства буржуазии, благодаря господству капитала в производстве, общественные силы труда представляются буржуа в искажённом виде, как порождающиеся в недрах самого капитала. Создаётся благодаря объективно существующему обмену искажённое представление о прибыли, как о возникающей из обращения, а не из присвоения капиталистом неоплаченного труда рабочего.
Формы капиталистического дохода мистифицируют, извращают земельную ренту, выводя её не из общественных отношений и прибавочной стоимости, а из природного элемента земли.
Маркс устанавливает, что капиталистическая практика во всей совокупности общественных своих отношений придаёт себе такую форму, которая не соответствует её действительной сущности. В этом и только в этом заключается мистическая, иррациональная форма капитала, т. е. форма, противоположная тому, чем в действительности является капитал.
Капиталистические источники дохода и формы дохода «выражают, — говорит Маркс, — отношения капиталистического производства в фетишистской форме. Их бытие, как оно проявляется на поверхности, отдельно от скрытой связи и предшествующих звеньев. Так земля становится источником земельной ренты, капитал — источником прибыли и труд — источником заработной платы».[4]
Меньше всего у Маркса речь идёт о «моральной» оценке капитализма, о простом выражении негодования, о том чувстве, которое, скажем, было у идеолога буржуазной французской революции 1789 г. Жан-Жака Руссо, объявлявшего феодализм «противоестественным».
Маркс вскрывает действительное извращение, существующее в капиталистическом строе производства и лишь постольку воспроизводящееся в мыслях, в представлениях буржуа. Извращения, мистификация, существующие в буржуазной идеологии, лишь порождение действительного извращения капиталистической экономики.
Капиталистический способ производства в свете извращённого буржуазного сознания понимается как вечное неизменное явление, как отношение естественного человека к природе (эпоха просвещения в XVIII столетии), как единственная форма отношения людей к людям (вульгарная политическая экономия); наёмный труд приравнивается ко всем возможным формам труда.
Ограниченная и извращённая буржуазная практика, как и практика всех эксплуататорских классов, подменяет у их идеологов все действительно исторически существующие формы развития, различные существующие в истории закономерности античного, феодального производства своим собственным типом производства.
Георг Фридрих Гегель, один из крупнейших мыслителей, стоящих на точке зрения буржуазии, обладающий огромным историческим чутьём, также не уходит от этого органического порока буржуазного мышления. В своей «Философии истории» и «Феноменологии духа» он подменяет различные общественно-исторические отношения и идеологии феодального и первобытного общества буржуазными формами мышления.
Буржуа с его особыми формами познания выступает у Гегеля, в характеризуемом им первобытном мышлении, рядясь в одежды античного общества, в тогу рабовладельца и рубище раба; под покровом феодальных отношений буржуа воплощается в мишуру рыцарской чести и долга. Эта же особенность буржуазного мышления проявляется у буржуазных экономистов и так называемых современных «философов культуры» (Дильтей, Вебер, Шпенглер).
Капиталистический способ производства рассматривается как исторически неизменный, непреходящий, существующий всюду, где только существуют люди.
Ярким примером буржуазного мышления является контрреволюционная троцкистская оценка развития социалистических общественных отношений в СССР как отношений госкапиталистических, колхозной торговли, развивающейся на базе социалистических форм сельского хозяйства, как возврата к капиталистической «свободе торговли».
Для американского миллиардера Файлина, для «социалиста» Каутского и для тысячи других агентов и идеологов капиталистического способа производства «путь к социальному прогрессу лежит не через разрушение нынешней хозяйственной (капиталистической. П. К.) системы, но через её дальнейшее развитие и усовершенствование».[5]
Буржуа ограничен совокупностью тех общественных отношений, которые обусловливают его деятельность. Само движение капитала является для буржуа основой его познания; единственным критерием познания, доступным ему, является эксплуататорская практика. Исходя из этой практики, из самого движения капитала, буржуазия могла развить небывалый по своим размерам процесс производства, огромную сеть химических и физических лабораторий, институтов, примыкающих к самим предприятиям и трестам, вызвать к жизни ряд научных открытий в самых разнообразных областях естествознания и техники.
Но ограниченная узким горизонтом буржуазной практики, наука, остававшаяся на буржуазной точке зрения, эта наука открывала одну за другой ряд закономерностей физико-химических и биологических процессов, но не могла сознательно вскрыть их существенные противоречия, т. е. дать диалектико-материалистическое объяснение постоянно расширяющейся, благодаря развитию промышленности, области познаваемых процессов.
Высшая фаза развития, которая была доступна буржуазному естествознанию, — это механистически-материалистическая точка зрения с некоторыми элементами стихийной диалектики в работах по физике, химии и биологии. Высшим продуктом буржуазной экономической мысли явилась классическая политическая экономия, но и она не смогла преодолеть того мира «внешней видимости», тех искажений действительных отношений, которые постоянно воспроизводят капиталистическое производство и обращение.
Классическая политическая экономия сделала огромный шаг к научному пониманию капитализма тем, что свела процент к части прибыли, тем, что «представила процесс обращения как простой метаморфоз форм и наконец в непосредственном процессе производства свела стоимость и прибавочную стоимость к труду. Однако даже лучшие из её представителей — да иначе оно и быть не может при буржуазной точке зрения — в большей и меньшей мере остаются захваченными тем миром внешней видимости, который они критически разрушили, и потому всё в большей мере впадают в непоследовательность, половинчатость и неразрешимые противоречия. Не менее естественно, с другой стороны, действительные агенты этого производства чувствуют себя как дома среди этих отрешённых от действительности отношений и иррациональных форм: капитал — процент, земля — рента, труд — заработная плата, потому что они живут и каждодневно имеют дело как раз с этими формами внешней видимости».[6]
Агенты капиталистического производства и его идеологи, в силу своих практических устремлений, в силу того критерия практики, которым они руководствуются и не могут не руководствоваться, ограничиваются тем миром внешней видимости, с которым они повседневно сталкиваются.
Действительные законы капиталистического производства остаются для них неразгаданной тайной.
Буржуазное мышление отрывает видимость от сущности процесса. В истории буржуазного познания это проявилось наиболее ярко в теории «вещи в себе» и явления Канта.
Капиталистическая частная собственность породила индивидуалистический взгляд на практику и мышление.
Освальд Шпенглер, идеолог германского фашизма, вопрос об отношении мышления к бытию формулирует в духе отношений капиталистической собственности, как проблему, «своего и чужого».
Задолго до него Штирнер в своей книге «Единственный и его собственность» приводит, взгляд на действительность, как на собственность субъекта. Ещё ранее Локк и Юм рассматривают чувственность и мышление с точки зрения отдельного существующего индивидуума.
Буржуазия на всех этапах своего классового господства создавала одну за другой индивидуалистические теории в области философии, политической экономив и права.
Маркс называл эти теории большими и малыми робинзонадами. В области политической экономии строили теоретическую систему, исходящую не из своеобразной структуры производственных отношений определённого исторического периода, а из отдельного человека, хозяйствующего на «пустынном острове», отрешённого от всякой связи с другими людьми.
«Робинзонада» представляет собой только идеологическое выражение частнокапиталистических отношений. Особенное распространение робинзонада получает в буржуазной теории познания, наиболее обобщённо преломляющей природу капиталистической экономики.
Критерием истины для философских мыслителей самых разнообразных направлений служит природа отдельного человека. В одном случае индивидуум понимается как мыслящий субъект (Фихте и др.), в другом — как поток восприятий (Юм и др.), в третьем — как объективное материальное, но отвлечённое от общественной истории существо (французские материалисты XVIII в.).
У этих направлений, выражающих различные социальные группы внутри класса, различные этапы развития капиталистических общественных отношений, общим является буржуазный индивидуализм, теоретико-познавательная робинзонада.
В двадцатых годах прошлого века идеалистическая диалектика Гегеля явилась наглядной иллюстрацией непреодолимого противоречия между диалектикой понятий, в которой был угадан ряд отдельных связей действительности, и идеалистической основой этой диалектики, возводившей мышление отдельного человека в абсолют. Но в период прогрессивной борьбы буржуазии с феодализмом буржуазная философия, несмотря на её теоретико-познавательный индивидуализм, в лице французских материалистов, Гегеля и Фейербаха, ещё способна была продвинуть вперёд, хотя и однобоко, исследование отдельных теоретико-познавательных вопросов.
Реакционные черты индивидуалистического буржуазного мышления выступают наиболее выпукло в ту эпоху, когда противоречия капитализма обострились до крайности, в эпоху империализма и пролетарских революций.
Буржуазный индивидуализм в идеологии монополистического капитала, в идеологии, органически единой с агрессивной политикой империализма, выступает лишённый всякого покрова, в грубом и неприкрытом виде. Гегель своё учение о «самосознании», о «я» возводил в степень абсолютного духа. Для Шпенглера же, который воспринимает многое из идеалистической диалектики Гегеля, между субъектом и частной собственностью нет никаких различий, субъект прямо приравнивается собственности, субъект рассматривается как собственный мир человека, объект — как мир, принадлежащий другим людям.
Особенно наглядно загнивание буржуазной теории познания видно в так называемом «прагматизме», пытающемся всю совокупность философских вопросов свести к практическим выгодам и желаниям личности. Для меня истина — говорит крупнейший представитель прагматизма Джемс — только то, что практически полезно. Все представители так называемого прагматизма сходятся на том, что истина не есть воспроизведение действительности в мышлении. Для теории познания прагматизма практическая польза отдельной личности, её взгляды и интересы полностью решают вопрос об истине. Прагматизм резко выступает против теории отражения, согласно которой в познании дано отражение материальной действительности. Материальный мир не может быть отражён человеческим познанием, представление об истине опирается только на волю, на чувства субъекта — говорят прагматисты.
Представитель американского прагматизма Шиллер разбирает ряд возможных определений истины. Истина как необходимость, как соответствие объекту, как самоочевидность, как достоверность. Все эти определения представляют с точки зрения Шиллера лишь выражения различных психических состояний субъекта. Истина не складывается в процессе отражения мышлением общественного человека материальной реальности, — истины, создаваемые человеком, ничего не говорят нам о зависимых от него процессах. Из многочисленных возможных определений истины человек выбирает те, которые наиболее удобны для него в данный момент, которые лучше всего выражают его волю, его желания и собственные интересы. Истина есть рабочая гипотеза, никакого отношения не имеющая к действительному развитию материального мира, и всегда остаётся только ею. Единственное, с чем должна согласоваться истина, — это с личными делами и стремлениями человека.
Прагматизм представляет собой упадочную философскую идеологию империализма. Для буржуа эпохи империализма объективные процессы развития, законы общественной истории представляют собой нечто чуждое его личной воле, его поступкам и его интересам. На каждом шагу своей деятельности он сталкивается с чуждыми ему и непредвиденными для него процессами революционного движения рабочих масс, кризисами, ограничением и отсутствием возможностей сбыта. Здесь на помощь приходит философия прагматизма, «легко доказывающая», что кризисы не обусловлены объективной закономерностью, что истину следует искать не в них, а в «практических» интересах агентов капиталистического способа производства. Истина дана не в процессе отражения объекта, а в субъекте и его личных поступках. Только личными поступками, основанными на собственных интересах, можно, с точки зрения прагматизма, обосновать или отвергнуть определённую истину.
«О прагматизме, — писал Ленин, — говорят философские журналы едва ли не более всего. Прагматизм высмеивает метафизику и материализма и идеализма, превозносит опыт и только опыт, признаёт единственным критерием практику, ссылается на позитивистское течение вообще... на то, что наука не есть «абсолютная копия реальности», и... преблагополучно выводит из всего этого бога в целях практических, только для практики, без всякой метафизики, без всякого выхода за пределы опыта».[7]
Прагматизм представляет собой одну из крайних форм буржуазного субъективизма. Истинно для нас только то, что «помогает нам, что работает на нас» — говорит Дьюи. Истина есть орудие, а не отражение материального процесса, а теория истины есть учение об орудии, потому прагматизм Джон Дьюи называет инструментализмом.
Монополистический капитализм довёл до крайности противоречия буржуазного общества. Попытки примирения буржуазной индивидуальности с объективным процессом действительности, на основе его адекватного отражения, делаются всё более редкими. Многочисленным представителям буржуазной философии эпохи империализма точка зрения на познание, как на отражение объективного процесса развития, представляется уже чем-то чудовищным.
Прагматизм наиболее чётко сформулировал отказ буржуазного познания от попытки вскрыть сущность противоречий объективного процесса материальной действительности. Мы не можем познать действительность материального мира, его внутренних, независимых от нас противоречий — говорят все без исключения прагматисты. Познание есть «рабочая гипотеза» (Джемс), орудие (Дьюи), опирающееся на наши интересы и выгоды, на наше «внутреннее чувство» (Джемс). Нам доступна только наша практика, практика повседневных дел, — всё, что дальше, то «от лукавого», то непознаваемо, не может быть познано.
Философия буржуазного делячества, замкнутая в скорлупу частнособственнических интересов, находит себе отражение в ряде философских систем, в ряде теоретических платформ, одинаково никчёмных в деле разработки теории познания как теории отражения диалектических процессов материальной действительности.
Невозможность для буржуазного познания воспроизвести внутренние противоречия материальной действительности коренится, как мы видим, в природе самих капиталистических отношений.
Капиталистические источники и формы дохода для буржуа, носителя капиталистического способа производства, извращали действительное понимание материального предмета. Буржуазное сознание отражает материальные предметы сквозь призму товарно-денежной их формы, и то лишь поскольку буржуа владеет или стремится овладеть ими как частной собственностью.
Практика носителей буржуазного способа производства не может быть основой действительного материалистического понимания тех форм хозяйства, которые господствуют при капитализме.
Скрытые связи и звенья капиталистической системы могут быть действительно раскрыты и познаны только с точки зрения антикапиталистической, пролетарской.
Буржуазная практика — господство капитализма, — представляла собой наивысшую форму истории, предшествующей диктатуре пролетариата и развитию социалистического общества, и создавала наиболее широкие возможности для развития общественного познания по сравнению с предшествовавшими эпохами.
Личное владение человеком в античной форме практики и экономическая — политическая иерархия феодальных общественных отношений являлись не меньшим, а несравненно большим препятствием действительного понимания развития, чем капиталистические источники и формы дохода. Но несмотря на это на основе ограниченной и извращённой практики буржуазии не могла вырасти такая теория познания, которая правильно разрешила бы вопрос о законах адекватного отражения в развивающемся общественном познании объективной действительности, не могла вырасти диалектика как теория познания.
Ещё в 1845 г. Маркс, в противовес фейербаховскому материализму, установил исходную и основную точку зрения материалистической диалектики. «Точка зрения старого материализма, — писал Маркс, — есть гражданское общество; точка зрения нового материализма есть человеческое общество или человечество». Меньшевиствующие идеалисты и предатель партии Рязанов игнорировали это гениальное положение, бросающее яркий свет на основы диалектического материализма.
При капиталистической форме производства и распределения общественные отношения людей выступают внешне как отношения отдельных индивидуумов, отдельных граждан. Отдельный буржуа является субъектом домарксовой философии. Этот буржуа, как познающий субъект, изолированный от всего существующего или возведённый в абсолют в предшествующей Марксу философии, предрешал характер, состав и процесс человеческого познания в понимании буржуазной философии.
Апологетически понятое капиталистическое общество было точкой зрения старого материализма и всей буржуазной философии. Партийность этой философии заключалась в увековечении в её исходных пунктах и во всём её характере капиталистических отношений, извращённо отражённых.
Точке зрения гражданского общества Маркс противопоставляет точку зрения человеческого общества, понимаемого им как совокупность реальных, исторически определённых общественных отношений, в основе которых лежат «необходимые, от воли (людей) не зависящие... производственные отношения, которые соответствуют определённой ступени развития их материальных производительных сил» (Маркс). В этом реальном человеческом обществе, в противоположность тощим абстракциям гражданского, «действующими лицами» выступают не изолированные индивидуумы, а общественные классы.
При действительном понимании человеческого общества и капиталистического общества как определённой его формы развития классовая борьба рассматривается как основа его движения. С этой точки зрения, на которую стал Маркс, вскрывалась закономерность движения и гибели капитализма, закономерность движения пролетариата и пролетарской революции. С точки зрения Маркса становилось исторической необходимостью революционное разрушение капитализма и строительство в условиях диктатуры пролетариата социалистического общества, общества обобществлённого. Энгельс, издавая тезисы Маркса «О Фейербахе», много лет спустя после их появления, в записной книжке Маркса заменил, следуя точному смыслу марксова понимания, термин «человеческое» термином «обобществлённое»: «Точка зрения нового материализма есть точка зрения обобществлённого общества», т. е. точка зрения пролетариата, разрушающего капитализм, устанавливающего свою диктатуру и строящего на основе последнего обобществлённое социалистическое общество.
В отличие от других угнетённых классов пролетариат проходит суровую школу крупного капиталистического производства. Эксплуатация в крупном капиталистическом производстве и борьба с ней вырабатывают у пролетариата навыки совместного общественного труда и создают возможность партийно-политической сплочённости и организованности.
Пролетариат является единственным классом, способным последовательно и до конца бороться против капиталистической эксплуатации и частной собственности на средства производства, против действительно существующей иррациональной и мистифицированной практики капитализма.
«Только тот из угнетённых классов, — писал Ленин, — способен своей диктатурой уничтожить классы, который обучен, объединён, воспитан, закалён десятилетиями стачечной борьбы с капиталом, — только тот класс, который усвоил себе всю городскую промышленную крупнокапиталистическую культуру, имеет способность и решимость отстоять её, сохранить и развить дальше все её завоевания, сделать их доступными всему народу, всем трудящимся, — только тот класс, который сумеет вынести все тяжести, испытания, невзгоды, великие жертвы, неизбежно возлагаемые историей на того, кто рвёт с прошлым и смело пробивает себе дорогу к новому будущему... только тот класс, который, «проделал закаляющую школу труда» и умеет внушать уважение к своей трудоспособности всякому трудящемуся, всякому честному человеку».[8]
Ленин, как мы видим, придаёт большое значение характеру труда пролетариата при капитализме при подходе к вопросу о самостоятельном классовом движении пролетариата. Рабочий класс в условиях капиталистического способа производства является величайшей производительной силой. Пролетариат является непосредственным производителем в буржуазном обществе. Именно его деятельность, а не деятельность капиталиста, переходит в материальный предмет, именно его деятельность выступает в единстве с предметом.
Условия крупнокапиталистической промышленности воспитывают в революционном классе такие навыки подхода к предмету, какие не складываются и не могут сложиться у капиталиста, основным мотивом деятельности которого «является меновая стоимость и её увеличение» (Маркс).
Поэтому только идеологи рабочего класса смогли выработать последовательную материалистическую точку зрения на предмет, на те действительные процессы, в которых пролетариат сам участвует как производительная сила.
Диалектико-материалистическая точка зрения на материальную действительность, как мы подробно проследим в дальнейшем, имеет в качестве своей наиболее развитой основы последовательно-революционную, направленную на разрушение капитализма, политическую борьбу пролетариата.
Правда, уже самый характер деятельности пролетариата как производительной силы капиталистического общества, суровая школа капиталистической эксплуатации, десятилетия стихийной классовой борьбы создали все необходимые условия для выработки последовательно-материалистической точки зрения на природу и общество.
Но надо помнить, что в капиталистическом обществе между рабочим и средством труда существует разрыв, обусловленный всей экономической структурой капитализма. Средства и орудия производства являются частной собственностью капиталистов. Прогресс капиталистической техники и организации производства выступает в качестве враждебной силы по отношению к рабочему, как сила, увеличивающая безработицу и эксплуатацию.
Сам общественный характер труда при капитализме выступает в качестве «некоторой чуждой рабочему силы» (Маркс). Ведь условием, осуществляющим общественный характер труда, сотрудничества рабочих в процессе материального производства, «условием осуществления этой комбинации является чуждая рабочему собственность» (Маркс).
Отношения между капиталистами и пролетариями однотипны во всех видах промышленности. Поэтому рабочему безразлично, «работает ли он над медью или железом», над искусственным шёлком или полотном. В условиях капиталистического процесса производства для рабочего безразличен предмет труда.
Капитал использует все доступные ему средства для того, чтобы извратить сознание рабочего. Буржуазная школа, церковь, печать ставят своей задачей подавить в рабочем силу сопротивления капиталу, воспитать в нём идеологию раба, довольного своим рабством.
В эпоху империализма эту задачу капитала выполняет специальная агентура буржуазии — социал-фашизм. Определённые, весьма незначительные, группы рабочих ставятся буржуазией в привилегированные материальные условия, за счёт всё усиливающейся эксплуатации всей рабочей массы и колониальной рабочей силы. Этой прослойкой выделяется, оторванная от производства профессиональная и политическая бюрократия, которой осваивается и распространяется буржуазная идеология в среде рабочего класса. Социал-фашизм оперирует целой системой буржуазной политики обмана широких рабочих масс.
Буржуазное политическое воспитание рабочих стремится проводить каждая из политических партий буржуазии, ставящих своей первой, коренной задачей беспощадную борьбу против партии пролетариата, против компартии. Но чем больше углубляются противоречия капитализма, чем ожесточённее становится классовая борьба, тем сознательнее и революционнее становятся рабочие массы, всё безуспешнее может применять буржуазия приёмы уродования, извращения сознания рабочего.




[1] Маркс. Капитал, т. I, стр. 61.
[2] Маркс. Капитал, т. III, стр. 590.
[3] Маркс. Капитал, т. III, стр. 590.
[4] Маркс. Теории прибавочной стоимости, кн. 3, стр. 253.
[5] Э. Файлин. Выход из тупика, стр. 31.
[6] Маркс. Капитал, т. III, стр. 599.
[7] Ленин. Собр. соч. т. XIII, стр. 279.
[8] Ленин. Собр. соч., т. XVI, стр. 228.

Вернуться к оглавлению.

Комментариев нет: