четверг, 18 мая 2017 г.

Теория равновесия

Мы изложили основные моменты закона единства противоположностей этой сути диалектики.
Этого закона не понимает Н. И. Бухарин. В своей книге Теория исторического материализма» он поставил перед собой задачу переложить идеалистическое, мистическое учение Гегеля о противоречии на материалистический лад. С точки зрения Бухарина это должно означать перевод гегелевской диалектики на язык современной механики. Верный своей установке, он считает, что Гегель и Маркс, говоря о движении путём противоречий, фактически подразумевали под этим столкновение двух противоположно-направленных сил. Внешние силы, сталкиваясь, образуют временное подвижное равновесие, которое затем нарушается и опять восстанавливается на новой основе. Такое первоначальное состояние равновесия он называл по Гегелю тезисом, нарушение его — антитезисом и восстановление равновесия на новой основе («в котором примиряются противоположности») — синтезом. Бухарин пишет о том, что каждая вещь состоит из ряда связанных между собою элементов, которые образуют известную систему. Каждая такая «система» связана с другими системами, составляющими её среду. Среда и система взаимодействуют. Это противоречие среды и системы лежит, по Бухарину, в основе всякого развития.
Бухарин не отрицает внутренних противоречий. Он признаёт, что в обществе например существует ряд внутренних противоречий: противоречия между производительными силами и производственными отношениями, противоречия классов и т. д. Но эти внутренние противоречия, по Бухарину, являются результатом внешних противоречий среды и системы и определяются последними. Так классовая борьба, по Бухарину внутри общества определяется противоречием общества и природы. Бухарин пишет:
«Внутреннее (структурное) равновесие есть величина, зависимая от равновесия внешнего (есть «функция» этого внешнего равновесия)».
Такова теория равновесия Н. И. Бухарина, выдаваемая им за единственно правильное «теоретическо-систематическое изложение и обоснование» (Бухарин) диалектики основоположников марксизма. Всё изложенное на предыдущих страницах говорит, что эта теория, обходящая определяющую роль внутренних противоречий, неразрывную связь противоположных сторон, их переходы друг в друга, их тождество, заменяющая борьбу противоположностей их примирением, т. е. извращающая закон раздвоения единого, ничего общего не имеет с марксизмом-ленинизмом.
Теория равновесия, выдаваемая за обоснование марксизма, — не нова. Она пользуется большой популярностью в буржуазной социологии и экономике. Буржуазный философ и социолог Герберт Спенсер построил на ней механистическую теорию эволюции. По его мнению, в природе существуют антагонизмы направленных друг против друга сил, между которыми устанавливается равновесие. Направление движения в явлении определяется количественным преобладанием той или иной противоположной стороны. Так например тирания и свобода, эти две независимые силы, по его мнению, постоянно стремятся уравновесить друг друга, причём от количественного преобладания свободы или тирании зависит движение обоих антагонистов. Но Герберт Спенсер, в отличие от Бухарина, никогда не выдавал эту теорию за диалектику. Ещё до Спенсера Дюринг, выступавший прямо против диалектики Гегеля и Маркса, писал: «Антагонизм сил, противоборствующих друг другу в противоположном направлении, есть даже основная форма всех действий в природе и её проявлениях». Энгельс в «Анти-Дюринге» жестоко критиковал этот взгляд. Наиболее полно теория равновесия была формулирована А. Богдановым, пытавшимся примирить идеализм и материализм. Ещё задолго до Бухарина он поставил себе задачу перевести на почву материализма не только диалектику Гегеля, но и диалектику Маркса и Энгельса, которая в их понимании, по его мнению, не освободилась ещё от своего первоначального идеалистического характера. Основное понятие диалектики, понятие развития у них, — говорит Богданов, — «как и у Гегеля, не достигло полной ясности и законченности, а благодаря этому самое применение диалектического метода делается неточным и расплывчатым». Богданов задолго до Бухарина переводит диалектику на «язык механики». Так же, как и Дюринг и Спенсер, он считает, что движение путём противоречий представляет собою борьбу «двух противоположно направленных активностей». Но он прямо признаёт, что такое понимание закона противоречивого развития расходится с пониманием основоположников марксизма, и что последние, не поднявшись до его точки зрения, потеряли возможность объяснить переход количества в качество. Богданов определяет диалектику как «организационный процесс, идущий путём борьбы противоположных сил». Движение, по его мнению, начинается равновесием, в котором нет никаких противоречий, далее оно нарушается борьбой двух противоположных сил и вновь восстанавливается на новой основе. Основным, определяющим он считает внешнее противоречие, которое обусловливают борьба внутренних сил и перевес на определённой стадии одной из них. Основным противоречием, по его мнению, является противоречие среды и системы.
Итак, мы видим, что источником бухаринской теории равновесия является буржуазная социология и философия идеалиста-эклектика Богданова, под сильным влиянием которой он находился.
Теория равновесия пользовалась огромной популярностью и в среде всех вредительских группировок, которые использовали её для теоретического обоснования своих контрреволюционных взглядов.
Кондратьев, лидер «крестьянской трудовой партии», во всех своих работах по конъюнктуре капиталистического и советского хозяйства, в вопросах о темпах развития советского хозяйства исходил из этой теории. Идеолог кулачества, соратник Кондратьева, Огановский писал: «В каждой большой и сложной работе творческого характера должна быть своя «изюминка», основная общая идея, которая является сосредоточием всех остальных частных идей. Такой «изюминкой» при построении перспективного народнохозяйственного плана... является, по нашему мнению, принцип равновесия».[1]
Меньшевик Рубин приписал этот принцип Марксу, написав «Очерки по теории стоимости Маркса», где Маркс вышел из-под его пера идеалистом и механистом, исходящим при построении своего «Капитала» из принципа равновесия.
Меньшевик Базаров, соратник Богданова в борьбе с Лениным, применил теорию равновесия к изучению закономерностей общественного развития и в частности к вопросам планирования в СССР.
Меньшевик Громан и кондратьевец Юровский хвалят теорию равновесия Бухарина и исходят из неё при разработке, первый — контрольных цифр развития народного хозяйства, другой — финансовых вопросов. Все вредительские группировки ухватились за теорию равновесия, положив его в основу своих теоретических взглядов.
Теория равновесия является теоретической подосновой взглядов Бухарина в области исторического материализма и в политико-экономических вопросах. Как мы уже видели, т. Бухарин считает, что развитие общества, его внутренних противоречий определяется соотношением общества и его внешней среды — природы. Равновесие и противоречие между обоими определяет равновесие и противоречие внутри общества. С этой точки зрения классовые противоречия и есть результат противоречия общества и природы.
Бухарин в «Экономике переходного периода»[2] так и пишет:
«Прочность всякого структурного равновесия, т. е. равновесия между различными общественно-людскими группировками, людскими элементами общественной системы, опирается на определённое равновесие между обществом и внешней средой», т. е. если нарушается равновесие общества и природы, обостряется их противоречие, то обостряется и борьба классов; если восстанавливается равновесие, то утихает последняя. Хотя Бухарин и пытается сочетать эту теорию с марксистско-ленинской теорией неизбежности пролетарской революции в силу развития внутренних противоречий капитализма, но совершенно ясно, что первая, смазывая внутренние противоречия, не признавая их определяющей роли, не может обосновать крах капитализма.
Вслед за Богдановым он считает, что общество (в том числе и советская экономика) развивается тогда, когда оно взамен затраченной своей трудовой энергии получает от природы столько или же больше энергии. Вот тогда-то мы имеем равновесие общества и природы.
Вся экономическая политика советской власти должна исходить из необходимости установления такого равновесия, не допускать случаев нарушения его, для чего нужно построить народнохозяйственный баланс, исходящий из вышеуказанных принципов.
Поскольку внутренние противоречия, например обострение классовой борьбы, определяются нарушением равновесия общества и природы, постольку построение баланса должно исходить из необходимости установления такого равновесия в самый кратчайший срок, ибо оно приведёт к сглаживанию внутренних противоречий, в том числе классовой борьбы. Баланс должен учесть необходимость немедленного установления равновесия между отраслями народного хозяйства, ибо только такое равновесие обеспечивает основное — равновесие общества и природы. Установление же равновесия в кратчайший срок, как этого требует разбираемая нами теория, возможно лишь при равнении на самые слабые места, звенья.
«Во всякой системе, — писал Богданов, — состоящей из ряда взаимно-необходимых звеньев, решающее значение принадлежит наиболее слабому звену. Например, если в экономике общества все отрасли нуждаются в железе, а производство железа упало ниже нормы, то все они вместе могут работать лишь в таком масштабе, на какой, хватает добываемого железа, не более того».[3]
Равнение на узкие места провозглашают все сторонники теории равновесия, все механисты. Вслед за бухаринскими «Заметками экономиста» этот лозунг повторяет Н. Кондратьев, «Я согласен с Бухариным, — заявляет он на чистке в НКФ, — в том, что если нет кирпича, то строить нельзя. Если хотите, то надо равняться по узким местам; по-моему, другого выхода нет».
Из теории равновесия, приводящей к идее равнения на узкие места, вытекает правооппортунистическая установка, что если, например, производство строительных материалов отстаёт от других отраслей производства, то нужно ориентироваться не на преодоление его отсталости, а на снижение капитального строительства.
Сторонники теории равновесия считают, что преодолеть противоречие между распылённостью мелкотоварного сельского хозяйства и крупной социалистической индустрией можно не подтягиванием развития сельского хозяйства к уровню промышленности, что возможно лишь с переходом его на социалистические формы земледелия, а наоборот — снижением темпов в развития промышленности и установлением равновесия между ними на основе равнения на слабую сторону.
«По этой теории (теория равновесия), — говорил т. Сталин, — предполагается, что мы имеем прежде всего сектор социалистический — это своего рода ящик, — и мы кроме того имеем сектор несоциалистический, если хотите — капиталистический, — это другой ящик. Оба эти ящика лежат на различных рельсах и мирно катятся вперёд, не задевая друг друга. По геометрии известно, что параллельные линии не сходятся. Однако авторы этой замечательной теории думают, что когда-нибудь эти параллели сойдутся, и когда они сойдутся, у нас получится социализм». (Речь на конференции аграрников.)
Отсюда и борьба против большевистских темпов развития промышленности, против индустриализации, за упор на развитие лёгкой индустрии и индивидуального сельского хозяйства, обеспечивающего, по их мнению, установление немедленного равновесия между сельским хозяйством и промышленностью и гармоническое, без обострения классовой борьбы, продвижение в социализму.
Правые, не умея объяснить основное противоречие советской экономики, обходят классовые противоречия, не замечают каналов и источников, ведущих к обострению этой борьбы.
Буржуазная теория равновесия потому и пользуется таким кредитом среди правых и используется ими для обоснования своей политической установки, что является теоретическим выражением мелкобуржуазных колебаний неустойчивых элементов в рядах нашей партии.
Марксистско-ленинская диалектика не отрицает внешних противоречий, воздействия одного процесса на другой. Наоборот, исходя из идеи неразрывной связи всех процессов действительности, она требует познания взаимодействия процессов, их влияния друг на друга, их взаимопроникновения.
Но в то время как механицизм и его теория равновесия рассматривают любое явление как результат внешнего воздействия процессов друг на друга, противопоставляют друг другу как внешние и самостоятельные стороны одного и того же процесса, диалектика видит во внешнем только определённую форму обнаружения внутреннего. Поэтому, когда речь идёт о взаимодействии сторон одного процесса, диалектик не будет обманут моментом самостоятельности, «внешности» этих сторон, а будет стремиться открыть в них, как основу их взаимодействия, как действительный «источник самодвижения» процесса, объединяющее их внутреннее противоречие. Поэтому диалектик не будет классифицировать качественно отличные взаимодействующие между собою процессы как целиком самостоятельные и внешние друг другу «системы» и «среда». Исходя из идеи внутреннего «единства мира, заключающегося в его материальности», диалектика будет видеть во взаимодействии внешних процессов взаимодействие многообразных форм и ступеней единой материи, развивающейся в этих формах и в их взаимодействии. Поэтому и к познанию внешнего взаимодействия процессов диалектика подойдёт как к моменту мирового развития, руководясь основным законом диалектики — законом единства и борьбы внутренних противоположностей.
Нет развития процесса вне его взаимодействия с другими процессами. Попытки представить ленинское учение о «самодвижении», о «спонтанейном» развитии как замыкание в мир внутренних сущностей, в которых дан якобы не только определяющий «источник самодвижения», но и все условия конкретного развития, представляют собой вульгарное извращение диалектики. Но внешнее всегда выступает не как основание развития, а как одно из необходимых его условий, и поэтому влияние его на процесс может быть понято лишь на основе познания внутреннего противоречия как действительной основы развития.
Марксистско-ленинская диалектика не отрицает противоречия общества и природы, но признаёт это противоречие не главным, не определяющим общественного развития. Изучая историю, мы видим, что в ряде стран географические, климатические условия, растительный и животный мир, естественные богатства долгое время оставались относительно неизменными, в то время как изменились общественные отношения, феодализм, например, сменился капитализмом.
В развитии общественной формации, например капитализма, диалектика считает главным и определяющим внутреннее противоречие капиталистических производительных сил и капиталистических производственных отношений. Противоречие общества и природы существует конечно и при капитализме, но конкретный характер этого противоречия определяется не особенностями географической среды, а основными закономерностями развития капитализма. Общество, в силу своей внутренней закономерности, развивая общественные производительные силы, изменяет географическую среду путями и способами, специфическими для каждой общественной формации. Особенно широкий размах приняло это изменение географической среды общественным человеком при капитализме с его машинной техникой и общественным характером производства. Мало лесов — регулируются вырубка и рост их, недостаточно каменного угля — переходят на белый уголь. Недостаточно естественной кожи, шерсти, шёлка — создают искусственную кожу, шерсть, шёлк. Если мало осадков — создаются системы искусственного орошения. Изменяется животный и растительный мир — создаются новые породы животных и новые типы растений.
Если в капиталистическом обществе масштабы изменения природы всё же крайне ограничены, то это опять-таки объясняется не противоречиями общества и природы, а капиталистическими производственными отношениями, которые не дают возможности грандиозного развития производительных сил. Лишь социализм обеспечивает такую возможность. Поэтому особенно ярко выступает определяющая роль общественной закономерности в противоречиях общества и природы в период диктатуры пролетариата и построения бесклассового общества, когда по единому плану, построенному на основе всех достижений науки, меняется облик целой страны.
Противоречия между капиталистической и советской системами конечно влияют на развитие социалистических отношений в СССР. СССР развивается на основе внутренних закономерностей, на основе внутренних противоречий, а не на основе внешних противоречий между капиталистическим миром и нами. Развитие СССР вовсе не подчинено развитию капиталистического мирового хозяйства, как то думает ренегат Троцкий. Экономическая и финансовая блокада, отказ от кредитов, борьба с советским «экспортом», различные формы дипломатического давления и т. д. — всё это отражается в той или иной степени на развитии социализма в СССР, но характер и степень отражения определяются внутренними противоречиями в нём. Степень задержки развития социализма со стороны международного капитала зависит от степени развития и крепости социалистических и капиталистических элементов внутри страны: чем слабее первые и сильнее вторые, чем ниже темпы индустриализации и коллективизации страны, чем слабее наше наступление на капиталистические элементы и чем меньше укреплены командные высоты социализма, чем крепче кулачество, нэпманы в стране, чем шире сеть вредителей, чем больше бюрократизма, чем сильнее влияние оппортунизма в наших рядах — тем больше возможностей имеет международный капитализм тормозить наше движение. Но глубоко неверно было бы полагать, что характер нашего развития, смена различных «переходных периодов в переходном периоде» может быть «выведена» из смены форм различного воздействия на нас со стороны капиталистического мира.
Ярким доказательством этого положения, опровергающим все утверждения троцкистов о том, что мировое (читай: капиталистическое) хозяйство контролирует экономику СССР, является нынешний мировой кризис капитализма, остановившийся у границ Советского Союза. Этот кризис несомненно породил ряд дополнительных трудностей для нашего строительства (ухудшившиеся условия кредита, падение цен на наш экспорт и т. д.). Однако он не имеет никакого решающего значения для строительства социализма.
Мы строим социализм на основе внутренних сил страны, наше развитие к социализму и его этапы определяются внутренними закономерностями. Мало того, закономерность самой смены различных методов воздействия на нас со стороны империализма может быть понята и обоснована в конечном счёте только на основе познания нашего внутреннего развития.
Даже исход отчаянных попыток капитализма сокрушить Советский Союз определяется в значительной и во всё большей степени, по мере нашего развития, крепостью нашего Союза. Ибо международный капитализм раздирается внутренними противоречиями, а рост социализма в Советском Союзе, означающий рост сил мировой пролетарской революции, обостряет эти противоречия.
Полная победа социализма в нашей стране имеет решающее значение и для окончательной победы социализма.
Итак, мы видим, что внешние противоречия влияют на развитие процесса, лишь преломляясь через развитие его внутренней закономерности.
Теория равновесия не устремляет внимания на вскрытие специфических особенностей, качественного своеобразия процесса и его сторон. Она заменяет качественный анализ чисто количественным, механистически сводя одно явление к другому.
Теория равновесия, игнорируя конкретное содержание процесса и необходимость вскрытия «источника самодвижения» его, оставляя последний в тени или пытаясь найти его вне данного процесса, приводит, с одной стороны, к абстрактно-рационалистическому подходу к вопросам, к подходу с точки зрения «вообще», к пустому схематизму или к голому эмпиризму, обходящему основное и коренное, — с другой стороны. Эта двойственность характерна и для наших правых. Так к вопросам советского хозяйства они подходят, с одной стороны, абстрактно, не анализируя конкретных условий, фаз и стадий его развития, не умея понять, как создаются условия и возможности появления нового, не замечая, что новый этап развития по-новому ставит вопросы, по-новому разрешает свои противоречия. С другой стороны, исходя из теории установления равновесия при равнении на узкие места, они приходят к делячеству, к ставке на минутные настроения, ибо выход из трудностей — немедленное установление равновесия между крупной социалистической промышленностью и мелкотоварным сельским хозяйством, с их точки зрения, был возможен в 1928–1929 гг. лишь на базе роста индивидуального сельского хозяйства. Отсюда — ставка на развитие индивидуального хозяйства, главным образом кулацкого, дающего большие массы хлеба, непонимание того, что этот путь — путь капиталистической реставрации и отрицание действительного для пролетариата пути выхода из трудностей — перевода крестьянского хозяйства на социалистические формы земледелия.
Теория равновесия исходит из точки зрения примирения противоположностей. Для сторонников этой теории состояние равновесия есть фаза, когда противоположности примирены. Сторонники этой теории увековечивают единство противоположностей в старой форме. Они считают, что внутренними силами это единство не может быть снято, оно снимается лишь внешним воздействием. Для них ленинское положение об абсолютности борьбы противоположностей — дверь за семью печатями.
Теория равновесия, односторонне удлиняющая относительную самостоятельность процессов и их сторон, замазывающая внутренние противоречия процесса, проповедующая примирение противоречий, будучи теоретической основой правого оппортунизма и вредительства разных мастей, по своему классовому существу является теорией реставрации капитализма.
Деборинская группа, выступив с запоздалой критикой теории равновесия, не смогла нанести решающего удара этой теории. Помимо того что критика была чересчур общей, абстрактной, деборинцы не критиковали теорию равновесия за самое главное — за непризнание ею того, что процесс от начала до конца развивается путём противоречий, за примирение ею противоположностей. Деборинцы не смогли до конца разоблачить теорию равновесия, потому что их собственное понимание закона единства противоположностей смыкается, как мы уже видели, с этой теорией. Так же как и механисты, они считают, что противоречие присуще процессу не с момента его возникновения, а появляется лишь на известной стадии его развития. Отсюда вытекает вывод, который они боятся сделать сами, — что до этого момента процесс развивается в силу внешних причин. Так же как и сторонники разбираемой теории, они разделяют социал-демократический взгляд примирения противоположностей.




[1] «Экономическое обозрение», 1927 г., № 6, стр. 21.
[2] Бухарин. Экономика переходного периода, стр. 87–88.
[3] Богданов. Всеобщая организационная наука, стр. 274.

Вернуться к оглавлению.

Комментариев нет: